Пламя во тьме

«Короны творят странные вещи с головами, на которые надеты».

      «Пусть она и пробудила по случайности драконов, на самом деле в ней нет ничего особенного, она такая же, как все прочие женщины».       Рейстлин Маджере знал, что истинный маг никогда не теряет самоконтроля, и давно уже обрел, как ему казалось, полную власть над своими чувствами. Ненависть служила ему источником силы — но то, что он испытывал из-за безобразной сцены в тронном зале, лишь делало его уязвимым. Этот гнев иссушал чародея, подтачивал его внутренний стержень, словно червь, вызывая рой хаотичных черных мыслей.       «Она лгала мне все это время, лгала о себе, о своих убеждениях. Прежде я считал ее достойной уважения и никогда бы не подумал, что она запятнает себя союзом столь низменным. А оказалось, цена ее гордости совсем невысока — всего лишь несколько тысяч ничтожных жизней. Или же она просто захотела выйти замуж за надутого гискарского павлина?.. Проклятие, поглоти ее Такхизис — не понимаю, почему мне вообще есть до этого дело. Неужели она мне не безразлична?»       Произошедшее не просто взволновало мага, но совершенно вывело его из себя, выбило из-под ног почву — а единственно возможное тому объяснение злило его еще больше и в то же время как будто пугало.       Мрачные размышления чародея прервал отчетливый стук в дверь.       — Магистр, откройте, — прозвучал знакомый металлический голос, — это я.       Рейстлин полагал выяснения с королевой неизбежными и с готовностью впустил ее в покои. Она порывисто шагнула за порог — хмурая, сердитая, с нервно скрещенными на груди руками.       — Что вы натворили? — вопросила она, ее глаза сверкнули острыми гранями темных кристаллов. — Вы вообще осознаете последствия своего поступка?       — Последствия того, что случилось с напомаженным ничтожеством в тронном зале? — черный маг не имел ни малейших намерений оправдываться. — Полагаю, теперь вам придется найти кого-то другого, кто купит вашу свободу — ту самую свободу, которой вы, кхалиси, столь охотно кичились.       Казалось, Дени вот-вот вспылит и начнет кричать, осыпая Маджере последними словами. Но вместо этого девушка, гордо вскинув подбородок, с убийственным спокойствием отчеканила:       — Я слышу ревность в ваших словах — только ревность, и ничего боле.       Если прежде этой реплики маг и сам находился на грани взрыва, то после нее кипящий океан желчи, готовый выйти из берегов, испарился без следа. Рейстлин безмолвно застыл перед Дэйнерис, не зная, что ответить, ибо она была абсолютно права.       Уверившись, что чародей не собирается ее перебивать, Матерь Драконов открыла ему свои истинные замыслы. В отсутствие Рейстлина она вместе с Тирионом и Даарио продумала план, призванный разоблачить мятежников. Она хотела собрать предполагаемых Гарпий за одним столом, и праздник по случаю помолвки служил для этого предлогом. В середине пиршества Дэйнерис объявила бы, что блюда отравлены смертельным ядом, и лишь те, кто назовут имена заговорщиков, получат противоядие. Разумеется, королева озаботилась бы заранее, чтобы несколько человек, чья вина уже доказана, извергли из глоток потоки крови и умерли на глазах остальных. Гарпии трусливы, после подобной демонстрации они бы непременно выдали своих главарей. Вот только из-за вмешательства чернокнижника ловушка не удалась — план провалился.       Тем не менее, ситуация в итоге разрешилась вполне благополучно. Участь Хиздара внушила господам отчаянный страх, а Дэйнерис запугала их еще сильнее, пригрозив такой же карой всем остальным. Дрожа от ужаса, они выдали имена главных Гарпий: это оказались Еззан зо Каггаз, юнкайский купец, Граздан мо Ульхор, старейшина Астапора, и Галацца Галар, верховная жрица из миэринского храма Благодатей. Помимо этих имен и имен сообщников, королева узнала, что мятежники получали поддержку извне, от агентов Волантиса. Триархи вольного города боялись ее и ненавидели, ибо на каждого свободного волантийца приходилось по пять рабов, молившихся Красному Богу о явлении освободительницы.       В ходе объяснений девушка и чародей переместились в гостиную и заняли привычные места на креслах с высокими спинками.       — Триархи сделают все, что в их власти, ради моего скорейшего уничтожения, — мрачно заключила королева, — а власти у них, поверьте, немало. Сегодня разведка донесла: у дотракийской орды, идущей на Миэрин, есть обозы с железными брусьями, бревнами и прочими деталями для строительства катапульт и баллист. Наверняка это еще одна заслуга агентов Волантиса — они вполне могли научить кхала, как разрушить городские укрепления.       При тусклом мерцании свечей лицо Дэйнерис казалось Рейстлину бледнее обычного. Видя, сколь мучительна ее тревога, черный маг проговорил с хладнокровной убежденностью:       — Так или иначе, с баллистами или без, дотракийцы сгорят в огне — а затем наступит и черед Волантиса.       — Хотела бы я, чтобы эти слова исполнились, — безрадостно вздохнула девушка. — Я очень, очень ценю вашу поддержку, Рейстлин. Мой прошлый долг перед вами поистине неоплатен, но сейчас я, похоже, нуждаюсь в вашей помощи еще больше, чем когда бы то ни было прежде.       — Вы давно уже ничего мне не должны, — твердо заявил Маджере. — Разумеется, вы можете на меня рассчитывать — как и всегда.       В жарких покоях мага воцарилась тишина. После слов Рейстлина на душе у Дени стало несколько легче. В стенах этих сумрачных комнат, пронизанных ароматами колдовских трав, королева всегда чувствовала себя под особенной защитой, словно в гостях у могучего древнего дракона. Маджере же смотрел на свою прекрасную собеседницу, белокурую, темноокую, и понимал: может статься, он потопит целый мир в крови, но никогда не допустит, чтобы кто-то причинил этой удивительной женщине вред.       — Мы уже закончили с дурными новостями на сегодня, кхалиси? — осведомился он.       — Полагаю, что да, — та кивнула, поднимаясь с кресла, — если только делегация из Вестероса не принесла мне новых. Скоро в тронном зале состоится встреча с дорнийским послом, так что, к сожалению, нам с вами пора прощаться.       Рейстлин, по обыкновению хозяина, проводил свою гостью до дверей. У самого порога Дени приостановилась и молвила с неожиданной искренностью:       — Еще раз спасибо вам за все. По правде, я и не жалею, что мы избавились от Хиздара — этот разукрашенный смазливый подхалим всегда меня раздражал.       А затем Бурерожденная покинула чародея, снедаемая острым чувством недосказанности. Уже в своих покоях она вспомнила, как странно он отреагировал на ее фразу о ревности, брошенную почти случайно. «Это было настолько нелепо с моей стороны, что он растерялся — или же?.. Клянусь Иными, я больше так не могу», — обреченно поняла Матерь Драконов, — «я должна признаться ему во всем». При одной лишь мысли о подобном разговоре Дени испытала подобие паники, она потеряла точку опоры, точно ее приподнял над землей ледяной крюк, впившийся в самое нутро. Рейстлин Маджере, циничный и безжалостный черный маг, презирал любовь. Если он ответит девушке «нет», это ее убьет, иссушит последние крохи душевных сил — но, пусть даже и так, ответ поставит точку в истории ее мучительной темной страсти. «Все случится, когда мы покончим с дотракийской ордой», — решила Дэйнерис. — «Да, именно. Как только голова кхала Дрого слетит с плеч, я поговорю с Рейстлином о любви. Я открою ему свои чувства, и там уже будь, что будет… Но не сейчас. Сейчас я опять попытаюсь спасти, а вернее, отсрочить крах своего умирающего государства».       Усилием воли отогнав тоскливые думы, Бурерожденная возвратилась к нескончаемой череде королевских дел. Первым в списке этих дел значился разговор с дорнийским высоким гостем. Его прибытие имело для Дени большое политическое значение — к ней впервые обратился представитель Семи Королевств, утраченных владений ее предков. Она встретила почетного визитера, как подобает, в тронном зале, в окружении пышной свиты и грозной охраны. На правительнице было многослойное пурпурное платье, ее голову венчала недавно выкованная корона из белого золота с тремя драконами — малахитовым, янтарным и обсидиановым. По правую руку от Дэйнерис стоял Барристан в парадном доспехе, у подножия ступеней на небольшой скамье скромно сидела Миссандея.       Матерь Драконов слышала уже не раз, что жители самого жаркого региона Вестероса «только и делают, что дерутся, а в перерывах между драками предаются разврату». Она знала также, что дорнийцы опасны, подобно ядовитым змеям и скорпионам, с которыми они делят свои выжженные солнцем земли. Однако человек, представший перед королевой, отнюдь не походил на коварную южную бестию. Это был смуглый юноша младше самой Дени, немногим выше нее ростом, с каштановыми волосами и широким простоватым лицом. Наряд гостя, длинный желтый камзол, расшитый красно-золотым орнаментом, выглядел богато, но совершенно ему не шел.       — Я — Квентин Мартелл, принц дорнийский, — представился посол на общем языке, преклоняя одно колено, — сын Дорана и верноподданный Вашей Милости.       — Встаньте, — велела Дэйнерис. — Полагаю, вы пересекли половину света не для того, чтобы терять время на церемонии и светскую болтовню. Если о вашем визите узнают в Семи Королевствах, Мартеллов объявят изменниками и казнят. Какая причина заставила вас пойти на такой риск?       — У меня есть особый подарок для Вашей Милости, — юноша вытащил из нагрудного кармана старый свиток, — прошу, прочтите вот это.       Миссандея взяла послание и передала королеве. Это оказался договор, датированный 285 годом — минуло без малого пятнадцать лет с момента его заключения. В документе значилось, что Мартеллы готовы поддержать притязания Таргариенов на престол, а непременным условием союза являлся брак принца Визериса и принцессы Арианны, наследницы Солнечного Копья. От имени тогда еще малолетнего Визериса бумагу подписал великий пентошийский магистр Иллирио Мопатис.       Матерь Драконов закончила читать, и посланник из Солнечного Копья продолжил речь. Его семья уже давно дала согласие на союз с драконами, однако по многим причинам замужество Арианны, как и восстание против Баратеонов, пришлось отложить. Ныне Визерис мертв, и Дорн предлагает последней из дома Таргариен перезаключить договор на новых условиях. Условия таковы: в войне за Железный Трон на стороне Дэйнерис выступят пятьдесят тысяч дорнийских мечей и копий, а скрепит соглашение ее брак с принцем Квентином Мартеллом.       — То есть, с вами? — безучастно уточнила Матерь Драконов. — Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?       — Именно так, — уверенно заявил юноша, — я прибыл в Миэрин не только как посол, но и дабы представиться вам в качестве возможного жениха.       На сей раз королева не утаила эмоций: смерив принца скептическим взором, она фыркнула с откровенным пренебрежением.       — Для начала пусть вам представят меня, — процедила она, — ибо вы, похоже, не вполне понимаете, с кем сейчас говорите. Миссандея, повтори специально для юного господина, кто я такая.       Переводчица старательно перечислила все имена и титулы Дэйнерис, и с каждым ее словом лицо Квентина становилось все более напряженным.       — …владычица Астапора, Юнкая и Миэрина, всадница Крылатой Тени, Изумрудных Сумерек и Золотой Зари, — завершила наатийка, и кхалиси язвительно вопросила:       — А вы кто такой, Квентин Мартелл? Какими заслугами, помимо происхождения от знатных родителей, вы можете похвастать?       К чести принца, колкость не заставила его растеряться. Черные глаза дорнийца неуловимо вспыхнули, он ответил с гордостью на грани дерзости:       — Пусть пока мне не представился шанс проявить доблесть, я уверен, что достоин вашей руки, и готов это доказать. В прошлом наши предки уже заключали супружеские союзы, во мне, как и в Вашей Милости, течет валирийская кровь. Быть может, именно я оседлаю одного из ваших драконов?       — Так вот для чего вы здесь, — нахмурилась королева, — жаждете испытать судьбу. Боюсь, я не могу этого допустить — ваша ужасная кончина расстроит принца Дорана и затруднит мой дальнейший союз с Дорном, а для меня подобный исход крайне не желателен.       — Почему вы решили, что у меня не получится? — Квентин подался на полшага вперед, взволнованно повысив голос. — Как вы уже изволили заметить, ради этого — и ради встречи с вами — я пересек половину света, сражаясь с пиратами, работорговцами и осенними штормами. Ваша Милость, прошу, дайте мне хотя бы шанс.       — Нет, — отрезала Дени, — драконы убьют вас, как только вы к ним приблизитесь. Я знаю своих детей и знаю, о чем говорю. Вот мое предложение, принц: мы подпишем договор о военной поддержке, но в нем не будет ни слова о браке — по правде, как муж вы интересны мне не более любого из этих, — она надменным кивком указала на караул Безупречных.       Юный Мартелл явно был раздосадован таким итогом, но его выдержки хватило на вполне церемонное прощание. Изъявив желание подумать над решением некоторое время, он поклонился королеве и покинул тронный зал.       Когда за Квентином закрылись двери, сир Барристан промолвил:       — Кхалиси, прошу дозволения потолковать с вами наедине.       Служанки сняли с правительницы венец, чему она весьма порадовалась — тяжелое украшение неприятно давило ей на голову. Через несколько минут Матерь Драконов и ее советник остались в зале вдвоем, не считая безмолвных стражей. Старый рыцарь понимал, что королеве нужны союзники, а дорнийцы — превосходные воины, искусные, хитрые и безжалостные. Принц Квентин воспитывался в благородном доме, и пусть он не блистал изящной наружностью, зато был наделен отвагой, гордостью и сильной волей. Юноша составил бы для Дени весьма достойную партию — в конце концов, не может же она всю жизнь прожить одна, отвергая каждого увиденного кандидата.       Гвардеец мягко, но настойчиво донес до госпожи эти вполне очевидные измышления.       — Я выйду замуж только за того и только тогда, когда захочу, — твердо ответила она, — и пока сие желание меня не посещало.       — Кхалиси, вы же знаете, в этом вопросе хороший правитель руководствуется не желанием, но чувством долга, — попытался вразумить ее рыцарь, — в противном случае государство ждут бесчисленные беды. Вспомните принца Рейгара, который полюбил леди Лианну: из-за его прихоти погибли тысячи человек. Деймон Черное Пламя поднял мятеж, когда его разлучили с возлюбленной, к слову, тоже звавшейся Дэйнерис. Жгучий Клинок и Красный Ворон, оба любившие Ширу Морскую Звезду, залили кровью Семь Королевств. Принц Стрекоз отказался от короны ради Дженни из Старых Камней, и страна выплатила приданое трупами…       Дени непреклонно парировала:       — Здесь я не могу с вами согласиться, сир Барристан. Вы говорите, Рейгар сбежал с Лианной, и страну охватило восстание — но этого бы не случилось, если бы женой кронпринца была любимая женщина, а не та, на которую указал отец. Нынешняя королева-регент Серсея, с ваших слов, ненавидела мужа. Она не принесла ему законных наследников, зато родила бастардов от своего близнеца, и теперь Семь Королевств раздирает новая война. Если бы не эти браки, заключенные против воли супругов, многие несчастья обошли бы Вестерос стороной.       — Если бы супруги исполняли свой долг…       — «Долг», — губы девушки тронула усмешка, — я сразу вспомнила рассказы о моей матери Рейле. Эйрис Безумный унижал ее, зверски избивал и насиловал, но она безропотно сносила все, ведь это долг королевы — быть хорошей женой. Вы хотите для меня такой же участи, сир Барристан?       Рыцарь даже несколько растерялся:       — Боги, кхалиси, при чем здесь ваша мать и Эйрис?.. Квентин никогда не будет обращаться с вами так, как Безумный Король обращался с Рейлой.       — Разумеется, не будет, потому что я послала его в пекло. Туда же пусть ступают и прочие женихи — сейчас у меня есть дела гораздо важнее, нежели выслушивать их жалкий лепет.       Сир Барристан смотрел на молодую владычицу со странным, почти печальным выражением, полным тревоги и потаенной тоски. Что и говорить, Дэйнерис всегда все делала по-своему. «Станет ли она величайшей из всех, кто царствовал под солнцем Известного Мира — или же ее погубит собственная непримиримая гордыня?»       Дэйнерис, меж тем, перевела разговор на другую тему. Она обсудила с Барристаном несколько вопросов о грядущей обороне города, а также отдала распоряжения касательно казни Гарпий. Одно из этих указаний неприятно поразило гвардейца, ужаснуло и раздосадовало его настолько, что он удалился прочь с невыразимой тягостью на душе. Королева и сама была не рада своему решению, оно стоило ей немалых волевых усилий — но обстоятельства сделали его суровой необходимостью.       В последние несколько месяцев мятежники, называвшие себя Золотыми Гарпиями, изрядно досаждали Матери Драконов, и ныне для них настал час расплаты. Когда-то Дэйнерис сказала, что дети ответят за грехи родителей, а королевское слово должно быть крепче валирийской стали, крепче драконьей чешуи. Казнь детей-заложников из гискарских семей — поступок ужасающей жестокости, но если королева не сдержит слово, то покажет непростительную для правителя слабость. Посему, сколь бы мерзко девушка себя ни чувствовала, чудовищный приказ из ее уст все же прозвучал. Она озаботилась, чтобы расправа свершилась быстро и без огласки. Маленьких гискарцев из преступных фамилий накормили ужином, отравленным соком призрак-травы, и той же ночью безучастные солдаты зарыли остывающие детские тела во дворе Великой Пирамиды.       А взрослых мятежников ожидала иная смерть, не только страшная, но и унизительная. Дэйнерис решила устроить казнь, которую Миэрин запомнит надолго: пример заговорщиков послужит уроком для всех, кто недоволен правлением драконьей владычицы.       В то время, как Великая Пирамида являла собой высокомерный лик города, кварталы гладиаторских ям воплощали его жестокое кровавое сердце. Сердце ныне билось учащенно, ибо близилось грандиознейшее событие — закрытие сезона поединков. Солнечный, но ветреный день конца осеннего месяца должен был стать последним для Золотых Гарпий.       Церемония закрытия проходила в Великой Яме Дазнака, самой древней из всех и настолько большой, что на потеху публике там устраивались схватки боевых слонов. Бордовый паланкин королевы, окруженный свитой и стражей Безупречных, прибыл на место незадолго до начала боев. Под взглядами тридцатитысячной толпы, уже заполнившей кирпичные трибуны, Дени сошла с носилок, позволив Джораху подать себе руку. Ее ало-черное платье затрепетало в налетевшем порыве ветра, точно пламя и дым. Помимо Мормонта, рядом с владычицей присутствовали Даарио Нахарис, Тирион Ланнистер и Миссандея. Рейстлин Маджере не явился: он не считал необходимым тратить драгоценное время на подобные сборища, его безмерно раздражали шумные скопления людей.       Дэйнерис заняла свое кресло, расположенное в первом ряду, в тени, у самого барьера арены. В яме шли последние приготовления к грядущему поединку, уборщики сновали туда-сюда, точно муравьи, разравнивая песок. Девушка чуть усмехнулась, предвкушая сладостное зрелище: что может быть приятнее смерти врага, так долго ей докучавшего? Не то, чтобы Матерь Драконов питала особую страсть к убийству, однако она находила в жестоком зрелище нечто завораживающее. Ее приятно возбуждали моменты, когда от одного ее слова зависело, жить побежденному воину или погибнуть, и даже воздух вокруг, казалось, замирал в ожидании этого слова.       Дэйнерис ловила на себе взгляды тысяч и тысяч глаз, излучающих весь спектр эмоций: обожание, страх, любопытство, сомнение. Преобладало, однако же, раболепное восхищение черни с дальних рядов. «Занятная ирония», — подумала королева с потаенной усмешкой, — «хоть я и сняла оковы с этих людей, на самом деле я их не освободила — я стала их новой госпожой. Мелисандра потрудилась на славу: подданные верят, что я мессия, они готовы за меня умереть, они убьют кого угодно по одному моему слову. Жаль, что от жрицы вот уже две недели не было никаких вестей».       Через несколько минут работники ям закончили труд и удалились прочь, и на трибунах воцарилась тишина. В этой благоговейной тишине, казавшейся невозможной для подобного скопления публики, Дени поднялась с кресла. Громко и отчетливо она обратилась к зрителям:       — Свободные граждане Миэрина, — Яма Дазнака была построена таким образом, что эхо от кирпичных стен многократно усиливало голос, — добро пожаловать на торжественное закрытие пятьсот двадцать девятого сезона боев!       Трибуны взорвались гулом, свистом, ревом. «Миса!.. Миса!..» — от этого клича, казалось, дрожала земная твердь. Дэйнерис выждала немного, позволяя толпе успокоиться, а затем, набрав в легкие воздуха, продолжила:       — Этот сезон был весьма необычным. Два месяца в ямах сражались только свободные мужчины и женщины, ступившие на песок по доброй воле ради славы и золота. Но финальная схватка станет исключением из правил. Сегодня на арену выйдут те, кто предал мое доверие, кто чаял заковать вас, вольных миэринцев, в цепи — преступники, зовущие себя Золотыми Гарпиями.       Над трибунами пронесся изумленный шепот. Под взглядами оторопевших зрителей решетки арены поднялись, и конвой с кнутами и копьями вывел из темной арки десяток заговорщиков: жрицу в зеленых одеждах, несколько почтенных купцов, землевладельцев и чиновников в роскошных токарах. Все они, еще недавно занимавшие места в лучших ложах, сегодня оказались по другую сторону барьера. Кто-то из них был немощен из-за старости или болезни, кто-то тучен до такой степени, что едва мог ходить. Действо выглядело столь нелепо, что казалось шуткой, и жестокое унижение врага доставляло королеве особое удовольствие.       — Согласно древнему гискарскому обычаю, — продолжила вещать она, — даже последний преступник имеет право сразиться за свою жизнь в ямах. Каждый из этих людей утверждает, что невиновен, и обвиняет в преступлениях других — так пусть же они сами и решат свою судьбу. Они получат по короткому клинку и будут драться, пока в живых не останется только один.       В то время, как Дэйнерис говорила, солдаты вынесли на песок сундук с оружием. Будущие «бойцы» выслушивали вердикт, не шевелясь, не издавая ни звука, но жрица в зеленом дерзнула повысить голос:       — Это безумие! — воскликнула она, обращаясь к Дэйнерис. — Омерзительное грязное безумие! Вы хотите нас убить — так убейте, а не заставляйте убивать друг друга!       Конвоир несильно ударил женщину кнутом, она отчаянно взвизгнула и, съежившись, умолкла. Матерь Драконов же, не удостоив ее реплику ни малейшим вниманием, объявила:       — Да прольется на песок кровь предателей! — и хлопнула в ладоши, подавая сигнал к началу действа.       Впоследствии Дени не раз задавала себе вопрос: могла ли она заранее догадаться, что что-то пойдет не так? Вспоминая все подробности этого дня, она снова и снова отвечала «нет». Атака началась совершенно внезапно. Над ямой разнесся пронзительный крик — какого-то гискарца в средних рядах ударила ножом фигура в золотой маске. «Какого Иного?..» — оторопела Дэйнерис. — «Как он здесь оказался, как его пропустила стража»? Секундой позже она поняла: преступник заранее принес маску с собой и в условленный момент надел — и он был далеко не единственным.       Одна за одной в пестрой толпе возникали хищные птичьи личины. Гарпии атаковали и ранили беззащитных зрителей, сея на трибунах панику. В едином порыве тысячи людей бросились к выходам, образуя страшную давку, разрывая оцепление охраны подобно тому, как штормовая волна сметает ветхие сваи. Крики раненых смешались со стонами зажатых женщин, в верхних рядах и в проходах между трибунами воцарился полнейший хаос.       Ложа Дэйнерис пока оставалась в относительной безопасности, ее окружало тройное построение Безупречных, сомкнувших щиты и ощетинившихся копьями. Однако королеву нужно было вывести из зоны беспорядков как можно скорее. Оценив обстановку, Даарио деловито изрек:       — Кхалиси, наверх мы не пробьемся. Попробуем добраться до прохода для гладиаторов на арене — по нему я запросто выведу вас наружу.       — Ладно — ведите, — Дени не стала спорить и, подобрав платье, последовала за наемником. Невзирая на мешающую длинную юбку, она ловко залезла на барьер, и Джорах помог ей сойти на желтый песок арены. В ямах разгоралась ожесточенная схватка — Гарпии в масках пытались отбить своих главарей у конвоя, а стражи упорно сопротивлялись. Несколько трупов уже валялись в пыли, по земле растекалась кровь, всюду слышался лязг клинков, ругательства и стоны боли. «Странно, что мои дети еще не здесь», — отметила королева с беспокойством, — «они ведь всегда прилетают, когда мне грозит опасность». На удачу, ход для гладиаторов был всего в нескольких десятках шагов от королевской ложи, и добраться до него казалось несложным делом.       — У меня дурное предчувствие, — пробормотала перепуганная Миссандея.       — Поверьте, дорогая, бывает и хуже, — с почти философским стоицизмом заметил Тирион. — Атака каменных людей, которую я пережил на Ройне — вот это настоящий страх, а сейчас я безмятежен, как цветочек в волосах невесты. Чего и вам советую.       — Успокойся, — добавила Дени, — все в порядке, скоро мы выберемся наружу.       — Все под контролем, — бодро подтвердил Даарио, перекрывая шум, — прорвемся в два счета.       В этот миг на наемника налетела Гарпия с коротким мечом. Нахарис молниеносно взмахнул своими аракхом и стилетом, стилет вонзился возле шеи нападавшего, аракх вошел глубоко ему в живот. Тирошиец резко выдернул оба клинка, и враг повалился наземь с вывернутой утробой. Внутренности разметались по песку под ногами Дени, несчастная Миссандея позеленела, едва удерживаясь от обморока — переводчица была совершенно не привычна к насилию. Королева взяла ее за руку, ободряя, и спокойно, но твердо потянула за собой.       Королевский кордон двинулся через арену. Безупречные пробивались сквозь хаос битвы с такой же уверенностью, с какой валирийская сталь пронзает обычную. Пока они держали свой знаменитый строй, у Гарпий не имелось ни малейших шансов причинить Дэйнерис вред.       И вдруг, когда до выхода оставалось совсем немного, по арене прокатился трубный рев. Из темной арки, вздымая тучи песка и пыли, вырвался серый боевой слон. Похоже, кто-то его разозлил специально — он несся вперед, взбешенно прижав уши и закрутив хобот, не замечая ничего вокруг. В мгновение ока слон разнес построение Безупречных, убив или покалечив больше двух третей солдат. Оказавшись на свободе, животное отчаянно заметалось по арене. Сама Дэйнерис уцелела только потому, что Джорах успел схватить ее и рывком оттащить прочь. В этой неразберихе она потеряла из виду Тириона — оставалось лишь надеяться, что карлик тоже сумел спастись. Даарио и Миссандея, по счастью, избежали смерти, но наатийка, сбитая с ног, от удара откатилась по земле в сторону. Это сразу привлекло внимание Гарпий, и королева крикнула наемнику:       — Спасай Миссандею! — увидев на его лице сомнение, она рявкнула: — Это приказ!       Неудивительно, что Даарио усомнился в приказе, ибо жизнь Дэйнерис оказалась в серьезной опасности, сейчас она и сама нуждалась в его помощи. Враги уже спешили к ней, их было много, гораздо больше, чем уцелевших солдат. Скудных сил защитников едва достало, чтобы заслонить девушку от Гарпий, жаждущих ее крови.       Мятежники в масках сцепились с оставшимися Безупречными, на песке закипел последний безжалостный бой. Гарпии все прибывали, тесня солдат, на Джорахе повисли, точно волки на медведе, сразу три противника. А смятенная, перепачканная в пыли Дэйнерис застыла, съежившись, прямо за его спиной.       «Проклятие, где же драконы»? — почти взмолилась она про себя, пытаясь установить ментальную связь со своими детьми. Она чувствовала эту связь постоянно, с самого момента их рождения, но почему-то именно сейчас ее не было. Королеве мешало нечто необъяснимое — зыбкий туман, затянувший сознание драконов в липкую трясину. Они не слышали Дени, она не видела их и не знала, что с ними случилось, но от предчувствия беды ее до самого сердца пробрал леденящий озноб.       Словно сквозь пелену кошмара, девушка наблюдала за Мормонтом, упрямо сражавшимся с Гарпиями. Силы рыцаря были на исходе — он уже не единожды пропускал удары вражеских клинков, но пока что его берег стальной доспех. «А ведь за последний месяц я не перемолвилась с Джорахом ни единым словом, кроме как на военных советах», — с тоской подумала Дэйнерис. — «Я избегала встреч с ним, я его презирала, а теперь от него, как в былые времена, зависит моя жизнь. Если мы спасемся из этой передряги, я обязательно ему скажу, что он мой самый старый, самый верный друг, и мне очень дорога его преданность».       Гарпии обступили Джораха, он отклонил очередной удар от сердца, но следующий вражеский выпад пронзил его бедро. Из-за шума битвы Дени не могла услышать, но почувствовала, как он вскрикнул, теряя равновесие. И тотчас в открывшуюся в обороне брешь шагнул еще один гискарец под золотой маской. Он надвинулся на Дени, сжимая в руке кривой кинжал. Маска Гарпии показалась девушке не фальшивой личиной, но собственной кожей врага, его настоящим лицом, воплощением абсолютной ненависти.       И вдруг глаза Дэйнерис застлал пронзительный кроваво-красный свет, лишивший ее зрения на несколько секунд. Когда слепящее сияние рассеялось, она увидела, что помощь к ней все же подоспела. Крылья черного дракона накрыли тенью бойцовую яму, его багровое дыхание вновь полыхнуло, соперничая яркостью с солнцем. Облако мглистого дыма застлало небеса, воздух пропитался едким запахом сажи и горелой плоти. Гарпий рядом с королевой больше не было, теперь она стояла одна, и песок у нее под ногами, шипя и трескаясь, обращался в стекло. Одежда девушки сгорела в огне дракона дотла, золотое ожерелье, украшавшее ее шею, расплавилось и медленными каплями стекало по обнаженной груди.       Дрогон издал вибрирующий низкий рык, разнесшийся над ареной подобно эху горного обвала. Описав в воздухе широкий круг, он приземлился рядом с матерью. Дени чувствовала, что с драконом что-то неладно, его движения были словно бы замедлены, скованы. Их взгляды встретились: жуткие кровавые глаза Дрогона и темно-пурпурные очи его всадницы. В этот момент весь мир для нее пропал, она не видела, не слышала, не чувствовала никого, кроме себя и своего сына. Он опустился перед Дэйнерис на лапах, приглашая ее в полет, и она не замедлила воспользоваться приглашением. Королева шагнула к дракону, нареченному Крылатой Тенью, и, уцепившись за его царственный гребень, взобралась на угольно-черную спину. Острые чешуйки царапали нежную кожу девушки, но она почти не чувствовала боли.       «Все кончено», — подумала всадница, и в этот миг ей, невзирая ни на что, вдруг стало легко и свободно.       Дракон развернул огромные крылья и воспарил в воздух, унося Дэйнерис в небо, вдаль, прочь от залитой кровью и усеянной трупами бойцовой ямы.