Четвертая стража

Мадам дю Плесси выбрала для своего эскорта четырех великолепных полукровок, которых Филипп приобрел в Меше во время последней кампании во Франш-Конте. По его просьбе Анжелика заказала для них попоны, достойные королевской упряжки, но маркиз внезапно передумал и подарил лошадей жене. Когда настало время выезжать, Анжелике подвели чистокровную испанскую кобылу по прозвищу Луна. Как и советовал Савари, маркиза оделась с подчеркнутым богатством и пышностью. Из-под длинного плаща, подбитого золотистой каракульчой, выглядывала голубая юбка амазонки, расшитая по краю восточным узором. Изящные руки в лайковых перчатках сжимали уздечку из кордовской кожи тончайшей выделки, украшенную жемчугом, топазами и бирюзой. Голову маркизы дю Плесси покрывала фетровая шляпа с каскадом белоснежных перьев, плещущих позади во время скачки, как белое пламя. — Вы великолепны, — промурлыкал Савари, увидев прекрасную всадницу. Он ждал у подножья холма верхом на захудалой кляче, кутаясь в широкий черный плащ. — Я восхищаюсь великолепной статью вашего скакуна, который, несомненно, приведет в восторг Его восточное Превосходительство, — сказала ему Анжелика, насмешливо скривив губы. Старик пропустил иронию мимо ушей. Его глаза блестели за толстыми стеклами очков, и он приговаривал, рассматривая всадников: «Великолепно! Великолепно!» На дороге уже царило оживление, кареты и повозки подъезжали ко дворцу или возвращались обратно. Телеги везли кувшины свежего молока, рабочие толкали тачки к стройке, кареты мчали придворных из близлежащих замков к утреннему выходу короля. — С богом! — крикнула Анжелика своим спутникам. Они поскакали легкой рысью по припорошенной инеем дороге. Маркиза ехала впереди с Савари, который пытался преподать ей быстрые уроки персидского. — Кажется, я запомнила «Здравствуйте» и «Спасибо», этого вполне достаточно, — отмахнулась Анжелика. Они скакали по широкому тракту, огибающему Париж с запада, — по направлению к Венсену. Спустя какое-то время впереди показалось большое сборище людей, медленно движущихся в их сторону. Толпу со всех сторон оцепили конные жандармы. Анжелика натянула поводья, подавая спутникам знак остановиться. Затем она велела своим людям проехать вперед, чтобы разузнать в чем дело. — Большая казнь, — вернувшись, сообщил Флипо. — В Бретани был «соляной» бунт. Народ отказывался платить габель и восстал. Они используют старушку Монфокон чтобы повесить сразу всех приговоренных. А зачинщиков будут колесовать у креста на перепутье. Еще толком не началось, так что мы успели как раз вовремя! — с надеждой воскликнул он, поворачивая лошадь, но Анжелика резко осадила его, — Нет. У нас есть дела поважнее. Савари, привстав в стременах, вытянул свою длинную тощую шею, вглядываясь в толпу. — Я вижу персов! — Взволнованно выкрикнул он, указывая на крайнюю группу всадников. — Вон там в стороне, окруженные серыми ливреями Версальской стражи. Заметив их приближение, от группы стражей отделился молодой офицер и поскакал наперерез: — Никто не пройдет, пока толпа не разойдется! — крикнул он. Но услышав имя маркизы дю Плесси раскланялся: — Жак де Мирмон, кавалерийский корнет, к вашим услугам мадам, — отчеканил юноша. — Я прибыла поговорить с Его Превосходительством. — Разрешите, я провожу вас, мадам. У Бахтиари-бея были огромные карие глаза, обрамленные густыми бархатными ресницами под кустистыми бровями. Его смуглое лицо окаймляла пышная курчавая черная блестящая борода. Голову украшал белый шелковый тюрбан, увенчанный красным султаном с огромной алмазной розой посередине. Он не отрываясь смотрел на виселицу, и по его лицу проходила целая гамма чувств: от священного страха до величайшего отвращения. Самую грандиозную виселицу Парижа начали возводить еще при Филиппе Красивом. Она была выстроена в три уровня на квадратном фундаменте площадью около 6 х 7 туазов. На этой основе стояли 16 каменных столбов высотой до 6 туазов пересекаемых тремя деревянными поперечинами (каждый проем — от одного до полутора туазов). Три яруса создавали возможность одновременно повесить: с северной стороны — пятнадцать человек, с восточной и западной — по восемнадцать приговоренных. Южная сторона была обращена в сторону Парижа и являла собой лестницу, по которой можно было взойти непосредственно в центральную часть Монфокона. Казни на Монфоконе проводили довольно редко, за неимением такого количества осужденных одновременно. Иногда здесь вешали группы бунтовщиков, беглых каторжников, банды разбойников, орудовавших на дорогах. Каждый повешенный цеплялся к виселице цепью до поры, пока труп не истлеет и не высохнет — зрелище для назидания незаконопослушным подданным. Большинство казненных хоронить в освященной земле запрещалось, поэтому внутри "коробки" фундамента был предусмотрен оссуарий. Глядя, как по лестницам ведут осужденных в грязных рубищах, закованных в цепи, перс что-то гневно воскликнул, повернувшись к ближайшему спутнику — священнику-иезуиту, который представился отцом Ришаром. — Его Превосходительство говорит, что это зрелище недостойно его глаз. Для мусульманина это самая позорная смерть. Казненным через веревку нет пути в райские кущи Аллаха. — На перекрестке, у креста будут колесовать главарей, — влез вездесущий Флипо. Бахтиари-бей медленно повернул голову, впервые удостоив маркизу и ее спутников своим вниманием. Он пристально разглядывал Анжелику, затем заговорил по-арабски низким тягучим голосом: — Посол говорит, что еще не видел ни одной женщины, достойной его… — бесстрастно начал переводить священник, — Те же, кого к нему приводили, не прельстили бы и «кунбал», базарного носильщика, так они уродливы и грязны… И он хочет знать, не означает ли ваш приезд, что король Франции наконец опомнился и собирается принять его с почестями достойными посла?.. Услышав высказанное гостем предположение, Анжелика даже приоткрыла рот от изумления: — Святой отец, что за странный вопрос? — Мадам, я понимаю, что подобные слова из уст священника шокируют вас. Но прошу принять во внимание, что я вот уже пятнадцать лет состою переводчиком с французского при дворе персидского шаха и считаю своим долгом переводить как можно более точно. — И он не без юмора добавил: — Поверьте, за пятнадцать лет мне приходилось слышать… и произносить вещи куда похуже. Но, прошу вас, ответьте Его Превосходительству. — Скажите ему… что я в затруднении, так как не являюсь официальным посланником. Больше того, я прибыла сюда без ведома короля, которого, похоже, не сильно заботит персидский посол. Лицо иезуита застыло, а янтарные глаза холодно сверкнули. Перс что-то крикнул переводчику и повернул лошадь. — Его превосходительство недоволен. Он желает посмотреть другую казнь, что-нибудь более изощренное. — По-моему, Его Превосходительство весьма неблагоразумен, — улыбаясь, заметила Анжелика, Перс, восседавший на лошади с мрачным выражением лица, бросил на Анжелику вопросительный взгляд. — Но, должна признаться, я восхищена его смелостью, — продолжила молодая женщина как ни в чем не бывало. Повисло молчание. — Его Превосходительство удивлен вашими словами, — наконец заговорил иезуит. — Но он знает, что некоторые женщины наделены особой проницательностью и подмечают такие нюансы, которые мужчины попросту не берут в расчет. Поэтому он с большим интересом выслушает ваше объяснение. Говорите, мадам. — Что, если шах вдруг решит, будто новый изысканный способ казни достоин лишь высшей знати?.. А в таком случае, почему бы не опробовать новинку на знатнейшем из подданных, а именно — на присутствующем здесь Его Превосходительстве, особенно если миссия господина Бея не оправдает ожиданий светлейшего из светлейших. Как только священник перевел, лицо посла озарилось радостью. К великому облегчению всех присутствующих, он рассмеялся: — Фузул-ханум! — воскликнул бей и, скрестив руки на груди, несколько раз поклонился маркизе. — Он говорит, что ваш ответ достоин мудрости самого Зороастра… Он отказывается от идеи рассказывать повелителю о европейских видах казни… В его стране и так достаточно старых испытанных методов… И он просит вас, мадам, сопровождать его в резиденцию… чтобы угостить вас завтраком. Мохаммед Бахтиари-бей возглавил кавалькаду. Перса словно подменили. Он превратился в саму учтивость и предупредительность. Всю дорогу посол расточал изысканные комплименты: «Нежная газель Кашана», «роза Исфаханской Зайендеруд» и даже «лилия Версаля», которые Анжелике переводил суровый священник. Иезуит цедил любезности сквозь тонкие, словно лезвие ножа, губы монотонным голосом, более подходящим для молитв, чем для комплиментов. Вскоре они прибыли во временную резиденцию персидского посла, где тот остановился в ожидании момента, когда сможет, наконец торжественно въехать в Версаль и Париж. Это было небольшое загородное поместье с маленьким палисадом, на припорошенном инеем газоне которого ютились три-четыре позеленевшие скульптуры. Бахтиари бей извинился за свое скромное жилище, которое он выбрал из-за построенных хозяином турецких бань, совершенно необходимых для ритуальных омовений и поддержания тела в чистоте. Отсутствие подобных бань в парижских дворцах приводило его в замешательство. — В доме, где я сейчас живу, есть старинная парильня, а также большой бассейн для омовения, — сказала Анжелика. Иезуит перевел ее слова, но прежде чем он это сделал, Анжелике показалось, что глаза перса блеснули, а краешки губ дрогнули в улыбке. Навстречу господину вышли персидские слуги, а так же двое французов, приставленных к персу дипломатическим корпусом. Один из них, в высоком парике, видимо, компенсирующем малый рост, язвительно произнес: — Очередная куртизанка! Отец Ришар, я надеюсь, вы не собираетесь поселить ее здесь. Месье Диони возражает против поступков, порочащих доброе имя его родового дома. — Нет-нет, я не говорил ничего подобного, — запротестовал другой француз. — Я понимаю, что Его Превосходительству нужно развлекаться… — Но, но, но, — перебил его сварливый коротышка. — Если Его Превосходительство жаждет развлечений, то ему нужно всего лишь отправиться прямиком в Версаль и представить свои верительные грамоты, а не бессовестно смаковать и затягивать процесс, предаваясь распутству. Иезуит улучил момент, чтобы вставить слово, и представил Анжелику. На лице маленького человечка в высоком парике отразилась сразу вся гамма чувств. — Прошу прощения, мадам! Моя фамилия де Сент-Амон. Я из протокольного отдела министерства иностранных дел, выполняю приказ короля принять Его Превосходительство и сопроводить ко Двору. Пожалуйста, простите мне мое невежество! — Вы прощены, мессир де Сент-Амон. Я понимаю, что мой внезапный приезд мог быть неверно истолкован. Бахтиари-бей нетерпеливо схватил ее за руку и увлек внутрь дома. Флипо дерзко увязался следом. Они миновали выложенный мозаикой небольшой вестибюль и очутились в красивой зале вместе с двумя слугами. Один держал нечто, похожее на вазу из драгоценного металла, из которой шел дым и тянулась длинная эластичная трубка, заканчивающаяся мундштуком — наргиле. При одном виде гобеленов, ковров, гор ярких разноцветных подушек Флипо восхищенно вытаращил глаза. Мебель из драгоценных пород дерева, вазы и кубки из голубого фаянса дополняли убранство комнаты. Посол, скрестив ноги, уселся на ковер и пригласил Анжелику последовать его примеру. — У французов принята подобная бестактность? — на чистейшем французском спросил он. — Счастлива заметить, что Ваше Превосходительство прекрасно изъясняется на нашем языке. Бахтиари - бей снисходительно улыбнулся. — Отец Ришар прекрасно осведомлен об этом. Забавно наблюдать за гримасами и ужимками этих обезьян, считающих меня варваром. Анжелика рассмеялась. Бей по-кошачьи прищурил глаза, разглядывая собеседницу. — Ваш смех подобен журчанию ручья в пустыне. Посол придвинулся ближе, но тут Анжелика с облегчением заметила, что в зал входят священник и Сент-Амон. — Говорят, Персия богатая и прекрасная страна. Перс посмотрел на молодую женщину и жестом обратил ее внимание на вазочки из граненого хрусталя и на диковинные фарфоровые кувшины дивного оттенка ляпис-лазури, выполненные в технике кракелюра, которые только что внесли слуги. — Эти предметы дошли до нас со времен царя Дария, — пояснил отец Ришар. — Древний секрет глазури-кракле ныне утерян. И если большинство старинных купален Исфахана и Мешеда выложены именно такой драгоценной эмалевой плиткой, которой более тысячи лет, то современные дворцы уже не могут похвастаться подобным великолепием. То же можно сказать и о ювелирных изделиях, хотя они и ценятся во всем мире. — Его Превосходительство интересуются уникальными и ценными вещицами? Тогда ему непременно надо побывать в Версале, он приведет его в восхищение, не правда ли? Наш король любит роскошь и окружает себя истинным великолепием: медали, вазы, художественные полотна, скульптуры. У короля и его брата, Месье, огромные коллекции редчайших диковин со всего света. — и Анжелика в красках принялась описывать некоторые предметы, которые ей довелось видеть. Бей слушал ее, слегка склонив голову на бок, время от времени он протягивал руку к наргиле и затягивался, дым выходил из его больших и чувственных губ синеватыми благоухающими облаками. Она, как смогла, описала персу огромный дворец, сверкающий золотом и зеркалами. Расписные плафоны, мебель, созданную умелыми мастерами, сады, боскеты, фонтаны и гроты, снабженные искусной механикой. Посол изумлялся все больше и больше, и через отца Ришара выразил упрек де Сент-Амону за то, что тот ни словом не обмолвился ни о чем подобном. Тот поджал губы, а священник презрительно произнес: — Видите, Сент-Амон, мадам несколькими словами оказала Франции большую услугу, чем вы за все десять последних дней. Перс, игнорируя чиновника дипломата, принялся еще расспрашивать о культурных традициях, и Анжелика разъясняла ему чуждые и непонятные моменты. Например, она рассказала, что во Франции не принято падать ниц перед повелителем. Мужчины кланяются, а дамы делают реверанс: и она тут же продемонстрировала это искусство. Бей восхищено цокнул языком. — Понимаю… особенный танец … неторопливый и благоговейный, который исполняют женщины перед своим владыкой. Мне очень нравится. Я обязательно научу своих жен таким поклонам. Видимо ваш король все-таки дорожит мной, раз послал вас сюда. Вы — первый человек во Франции, который показался мне занятным. Французы — скучные люди! — Скучные?! — пылко возразила Анжелика. — Ваше Превосходительство ошибается. Французы славятся весельем и жизнерадостностью. — Не-вы-но-си-мо скучные! — настаивал бей. — Все, кого я встречал до сих пор, сочились скукой, словно скалы в пустыне, изливающие драгоценное мумиё… Сравнение посла заставило Анжелику вспомнить о мэтре Савари и цели ее визита. — Мумие…Как выглядит мумие? — А вы любопытны и нетерпеливы, как одалиска… которой господин пообещал подарок… но… мне нравится видеть блеск в ваших глазах. Он хлопнул в ладони и отдал распоряжение прибежавшему на зов стражнику. Несколько мгновений спустя двое слуг втащили тяжелый сундук из розового дерева, инкрустированный золотом и перламутром. Четверо стражников с копьями их сопровождали. Сундук поставили на столик рядом с диваном и Бахтиари-бей почтительно его открыл. Внутри лежал кувшин из прочного голубого фарфора с широким и длинным горлышком. Перс вынул нефритовую пробку, которая закрывала сосуд. Анжелика склонилась и увидела отливающую каким-то радужным цветом темную жидкость, которая выглядела маслянистой, и чей резкий запах был ни на что не похож. Был ли он приятным или отталкивающим? Она не могла сказать. Анжелика выпрямилась с ощущением головокружения и резкой боли в висках. Когда слуги удалились, забрав с собой драгоценный эликсир, Анжелика стала прощаться, извиняясь за затянувшийся визит. Посол не скрывал своего разочарования. Пришлось пуститься в пространные рассуждения, прибегнуть к метафорам и поэтическим сравнениям, дабы тот понял, что во Франции женщину, занимающую высокое положение в обществе, нельзя равнять с дешевой куртизанкой. Благородную даму можно завоевать только долгим галантным ухаживанием, во время которого чувства должны оставаться платоническими. — Наши персидские поэты умели воспевать любовь, — ответил посол. — Великий Саади давным-давно писал: Счастливец тот, кого ты предпочтешь. Познает он все райские блаженства. Его от старости любовью сбережешь — Он вечно молод, его любит совершенство. Лишь только взгляд тебя приметил, Я начал жить тобой дыша. К тебе молитвы гонит ветер. Ты — мой Восток, моя душа… — Как вы полагаете, — продолжал он. — Мог бы я такими речами покорить неприступное сердце француженки?.. Я буду звать вас Фирузэ-ханум… мадам Бирюза. Первейший из всех драгоценных камней, символ древней Персии, Мидийского царства. Бирюзовый — самый любимый цвет в моей стране. И, прежде чем она успела возразить, он снял с руки массивное кольцо и надел на ее безымянный палец. — … Мадам Бирюза, этот жест призван выразить восхищение, охватывающее меня в тот миг, когда ваши глаза обращены ко мне. Кстати, этот камень наделен свойством менять цвет, если его владелец задумал плохое или говорит неправду. Он смотрел на нее с нежной и немного насмешливой улыбкой, которая очаровывала. Анжелика хотела отказаться от подарка, но смогла лишь прошептать, опустив глаза на сверкавший на руке камень в золотой оправе: — Барик Аллах! — Господь велик! Шурша шелками, Бахтиари бей поднялся. Его движения мягкостью и грацией напоминали кошачьи: легкие, полные скрытой силы, отточенные постоянной верховой ездой и боевым искусством «джериб» . — Вы быстро делаете успехи в персидском… очень быстро, — проговорил он, растягивая слова. — И много при дворе короля Франции женщин, таких же красивых и очаровательных, как вы? — Столько, сколько гальки на берегу океана, — уверенно заявила Анжелика. Ей хотелось сбежать как можно скорее. — Я вынужден отпустить вас, раз уж в вашей стране существует такой странный обычай — посылать подарки, а потом забирать их обратно. И почему король Франции так оскорбительно обращается со мной?! Шах Персии очень могуществен: он может изгнать из страны французских священников и закрыть все двадцать миссий… Он может отказаться продавать вам шелк. Неужели ваш король верит, что сумеет произвести здесь, во Франции, шелк такого же качества как наш? В других странах растут тутовые деревья исключительно с красными ягодами. Тогда как в Персии шелковичные черви питаются деревьями с белыми ягодами и вырабатывают тончайший шелк… И разве не о продаже шелка мы намеревались заключить договор? Передайте мои слова вашему королю. А сейчас я хочу посоветоваться с астрологом. Следуйте за мной! Посол ненадолго оставил Анжелику в вестибюле, где все это время находились священник и два французских дворянина. Бахтиари бей прошел мимо них и вскоре вернулся в сопровождении старца, седая борода которого кое-где пестрела ярко-рыжими прядями, а огромный тюрбан украшала вышивка из знаков зодиака, и молодого мужчины с иссиня-черной бородкой, отличительной чертой которого был невообразимо огромный нос. Последний с завидной непосредственностью тотчас бегло заговорил с Анжеликой по-французски: — Меня зовут Агобян. Я армянин, христианин восточного обряда Армянской Апостольской церкви, купец, друг и первый секретарь Его Превосходительства. А это его духовный наставник и астролог Хаджи Сефид. Астролог был худ — кожа да кости, обернутые в грубый полотняный халат, подпоясанный металлическим поясом. В глаза бросались длинные ногти ярко-красного цвета на руках и ногах. Обувью праведнику служили открытые тонкие, словно картонные, сандалии. Старик закрыл глаза, и несколько мгновений молчал. Затем произнес несколько фраз неожиданно молодым и мелодичным голосом. Армянин перевел: — Нынешний месяц — роковой и сулящий беду. Однако, даже самый неблагоприятный месяц может в одночасье стать счастливым для того, кто искренне молится и кому благоволят звезды. И тем ценнее молитва в глазах Всемогущего, чем больше страдал молящийся. Еще старик говорит, что даже если муки не изменили ваше лицо, они отметили печатью душу… Благодаря им вы приобрели мудрость, которой наделены немногие женщины… Но вы еще не встали на путь искупления, так как слишком привязаны к земной суете… Это простительно, ведь вы не несете зла, а пересечение вашего пути с путем его господина окажется во благо. Однако вы утаиваете нечто важное. Святой старец говорит, что ваша тайна вскоре раскроется. Анжелика поняла, что провела у Бахтиари-бея гораздо больше времени, чем ей показалось. Когда она попрощалась с послом, на улице уже свечерело. Дул промозглый ветер. Легкая туманная дымка тянулась с востока, от зарослей кустарника, скрывающего мерцание далеких огоньков, в которых угадывался Париж. Неподалеку послышалось мерное цоканье лошадиных копыт по замерзшей дороге. Появился мэтр Савари, ведущий под уздцы свою лошадь. Пройдя несколько шагов, он начал шумно принюхиваться, словно охотничья собака, а его лицо озарила радость: — Мумиё!.. Все-таки он вам его показал… Ах! Я его чую… я его чую…Та-та-та! Мои глаза видят камушек, значит время вы провели не зря? Раздосадованная Анжелика спрятала под плащом руку, на которой переливалась дивным цветом старинная бирюза.