В пламени костра

      Пылающее пламя бросает на лицо дрожащие отсветы. Ветер обжигает кожу нестерпимым жаром. Запах горящего металла, кожи и плоти забивает горло при каждом вдохе.       Но Люк и не думает отступить назад.       Искры погребального костра взмывают к звездам. С небес яркими росчерками падают обломки космической станции. Уже второй.       Где-то там на ярко освещенных полянах празднуют победу его друзья, где-то там, в вечной черноте космоса, смятенные и растерянные, отступают в гиперпространство его враги.       Здесь и сейчас Люк Скайуокер впервые за долгое время может точно сказать, что он чувствует.       Едкую, ядовитую горечь вины.       За то, что он вживую слышит, как сбивается с жестко заданного механического ритма и умолкает дыхание.       За то, что вот уже второй раз он слышит в Силе, как кричит в агонии миллион человек, переходя от жизни к смерти в ослепительной вспышке.       Сила наконец-то раскрывается в нем полностью, прорастая тонкими, неразрывными нитями к каждому живому существу. Повстанец или имперец, имеет ли это значение?       Пламя трещит и посвистывает, обдает его жаром, от которого потрескивают волосы и натягивается кожа на лице. Он словно сам горит на погребальном костре своего отца.       Нет больше наивного фермера с Татуина.       Как может он теперь верить словам, если так легко перемешать в них правду и ложь? "Джедай по имени Дарт Вейдер предал и убил твоего отца".       Нет больше отважного пилота, героя Восстания.       "Доверься Силе, Люк", и миллион человек умерло от одного его выстрела. По его вине.       Нет больше светлого рыцаря-джедая.       "Позволь мне взглянуть на тебя своими собственными глазами".       Есть только он, Люк Скайуокер, рыцарь Великой Силы - Темной, в её агонии, боли и смерти, Светлой, в её радости и триумфе, единой и неделимой.       Белый, как снега Хота, лямбда-шаттл изящно складывает длинные крылья и мягко, без толчка, замирает в огромном ангаре. Невысокий офицер в оливковом мундире с планкой адмирала на груди вытягивается в струнку, когда по опустившемуся трапу на палубу "Исполнителя" сходит Главнокомандующий.       - Милорд.       Полы черного плаща касаются выдраенных плит, и яростная привычная Тьма разливается по палубам и коридорам.       - Адмирал.       Звучный голос, не исковерканный более вокодером, завершает чувство, что пусть и по другую сторону Силы, но все становится на свои места.       Замечает ли Люк, как одна из искр вспыхивает на миг голубоватым отсветом Силы? Но точно чувствует, как холодная, неумолимая, словно вечный мрак космоса, Тьма растворяется, уступая место влажной и душной тропической ночи.       - Прощай, отец.       Он еще не знает, что именно будет делать, но только он не позволит, чтобы у кого-нибудь еще, как у него сейчас, мир сгорал, поднимаясь искрами к звездам и падая вниз яркими метеорами.