Пение Виллисы

***

      — Забери это.       — Почему? Оставь его себе. Можешь не носить! Просто оставь у себя, как память!       — Мне не нужна такая память. А память о тебе — тем более.

***

      — Простите? Я…       — Мадемуазель Белова, Боже милостивый, вы в порядке?! — к молодым людям подбежал месье Реми и подхватил под руки отшатнувшуюся от „спасителя“ Мари. Та же продолжала напряженно вглядываться в малахитовые глаза и, вдруг облегченно выдохнув, произнесла:       — Нет, это не ты. Другие глаза. А я уже испугалась…       Молодой человек, к которому были обращены ее слова, обворожительно улыбнулся и чуть взъерошил свои черные волосы.       — Я вам кого-то напомнил? — тихо спросил он, протянув Мари руку. Мари, не думая, вложила свою ладонь в его и получила ожидаемый и непривычный поцелуй в руку.       — Да. Частичка прошлого. Очень важная.       — Надеюсь, не негативная? — поинтересовался молодой человек.       — Мадемуазель Белова, как удачно вы кинулись на синьору Симонетти. Такой огромный мешок таким и убить можно было! — взволнованно воскликнул месье Фермин, подбегая к девушке.       — Месье Фермин, мадемуазель, как мне показалось, не кинулась, а целенаправленно спасла нашу дорогую примадонну от неминуемой гибели, — задорно произнес молодой человек, подмигнув Мари. Девушка, ни с того, ни с сего, залилась краской.       — К слову, вот и наш „Князь Тьмы“, мадемуазель. Позвольте представить вам — наш ведущий тенор, месье Густав де Ларанд.       — Марианна, очень приятно, — робко произнесла девушка, кивнув.       — Месье де Ларанд, мадемуазель Белова — автор оперы, которую мы ставим, — пояснил месье Фермин и улыбка, сияющая на лице юноши, моментально исчезла.       — О… Так это из-за вас я должен петь чуть ли не в большой октаве? Вы, быть может, не в курсе тенорового диапазона и „слепых мест“? Вас просветить? — язвительно поинтересовался месье де Ларанд, и Мари напряглась от враждебности его тона.       — А… Так это вы постоянно опаздываете на репетиции? К тому же, вы, должно быть, не в курсе возможностей человеческого голоса, тем более, мужского, раз упираетесь в диапазон тенора. Вас просветить? — быстро нашлась она и, развернувшись на каблуках, последовала за кулисы. Молодой тенор лишь удивленно проводил мадемуазель глазами, не зная, что на это ответить.       — С меня достаточно! Я ухожу! — внезапно напомнила о себе синьора Симонетти, громогласно взвизгнув и, накинув на плечи меховое манто, прошествовала к выходу из зала.       — Мда… Фурор, просто фурор, — тихо пробурчал месье Андре, поправляя прическу, растрепавшуюся от бега и нападок примадонны.       — Жиль, мы в ****, — так же тихо отчеканил месье Фермин, смотря в сторону кулис.

***

      Мари шла по незнакомому коридору в неизвестном направлении, но не останавливалась. Это было принципиально. Остановиться — значит признать, что она злится необоснованно. А она злится вполне обоснованно!       И она действительно может выйти и спеть сама. Ну, может, не на премьеру, а потом…       Нет, конечно, не выйдет она петь — она это сгоряча сказала. Но все же — не могут же они вразрез образу поставить эту итальянку на главную роль только потому, что она — прима! Это же глупо!       „Нет, это не глупо. Это оправданно“, — с недовольством думала Мари, огибая бегущих мимо и весело смеющихся балерин, — „Они знают, что на примадонну соберется публика в любом случае. На ней они заработают. Поэтому…“. Мари тяжело вздохнула. Господи, как тяжко осознавать, что коррупция бытует даже в мире искусства!       «А, собственно, почему „даже“», — продолжала невеселые размышления девушка, проходя по какому-то чересчур плохо освещенному для современного театра коридору, — „Сейчас всюду царит коррупция. Художники, танцоры, певцы — самое главное, чтоб у тебя были деньги и связи. Тогда ты востребован. До тех пор, пока нет того и другого в совместности — тебя не смогут публично объявить…“       — …человеком искусства, Кристин. В связи с тем, что, по воле случая, вы лишены первого и, по юности лет, еще не приобрели второго, необходимо заставить всех поклоняться третьему!       — Но что же третье, Маэстро?       — Божья искра, Кристин!       — Разве она есть во мне?       — Ты смеешь задавать подобные вопросы Ангелу Музыки? Может, ты считаешь, что я ошибся с выбором, когда пришел к тебе?       — Нет, нет, мой Ангел! Я вам верю!       — Что ж, дитя, коль скоро ты со мной согласна — приступим…       — Да, Маэстро!       Мари слушала этот наичудеснейший диалог, стараясь даже не дышать. Не потому, что они говорили о чем-то интересном — как раз из разговора она не поняла ничего. Но их голоса… Возможно ли, что ангелы спустились с небес, чтоб голосом своим услаждать слух простых смертных? В обычной жизни таких красивых тембров точно не услышать. Голос девушки — чистый, звонкий, будто ее связки сотканы из тончайшего хрусталя. А голос мужчины… этот голос Мари как будто бы слышала раньше. Голос Ангела Ночи… Девушка рванулась вперед.       Увиденное поразило ее в самое сердце.       — Жизель… — прошептала Мари, с восторгом глядя на белокурого ангела, сидящего перед обшарпанным трюмо рядом с большим зеркалом, — Моя Жизель! ..       — Простите, я… — непонимающе начала девушка, но Мари не дала ей договорить.       — Ты ведь поешь? Кто ты — хористка? Ты умеешь танцевать? О-хо-хо, я покажу этой итальянской жабе, что такое „чистота и невинность“! — блондинка лишь испуганно хлопала глазами, взирая на неизвестно откуда взявшуюся девушку с посекундно меняющимся выражением лица — от восторга до злобного оскала.       — Тебе наверняка еще и двадцати-то нет! — скорее подтвердила, чем спросила странная рыжая особа.       — М-мне двадцать… — только и смогла выдавить блондинка, внимательно разглядывая девушку.       — Прекрасно! Ваше имя, мадемуазель!       — Кристин… Кристин Янсон… — пролепетала девушка.       — Не француженка? Фамилия…       — Я — шведка, — уточнила Кристин, на что девушка лишь энергично кивнула.       — Марианна Белова, композитор. Рада знакомству. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодородным и полезным для нас обеих. Увидимся на репетиции, — быстро отчеканила рыжая, схватив тонкую ручку Кристин, энергично встряхнув ее и затем выбежав из гримерки в неизвестном направлении. Кристин так и осталась сидеть, широко раскрыв глаза от удивления и держа будто выпущенную из железных тисок руку на весу.       — Боже милостивый… Ангел, что это было? ..

***

      — …ты можешь себе представить, сорокалетняя итальянка! Я ей прямо в лицо и сказала — „Это не моя Жизель“. Да, вместо „привета“. Нет, Кать, я не хамка… Нет, Кать, я — нормальная!       — Ага, нормальная! — послышался возмущенный крик из мобильного телефона, — Выдать такое в лицо примадонны Гранд Опера! Тебе, мать, лечиться надо! — Мари поморщилась. Ее раздражали люди, которые громко говорили, и подруга не была исключением.       — С тобой даже громкой связи не надо — и так все переорешь… — буркнула девушка, держа трубку на вытянутой руке. Из мобильного, в свою очередь, послышалось возмущенное бормотание — уже гораздо тише, чем раньше.       — Ладненько, Екатерина, день канул в небытие, я заказала пиццу, я устала, я иду баиньки! — констатировала Мари и, не принимая дальнейших возражений, попрощалась и нажала кнопку „отбой“. Глубоко вдохнув и выдохнув, девушка потянулась и направилась в кровать, на которой уже лежала небольшая коробка с пиццей и ноутбук. Что может быть лучше после тяжелого дня, чем поваляться в теплой кровати с едой и ноутом? А день и правда был непростой: после знакомства со шведской „Жизель“, Мари кинулась в директорский кабинет, в котором долго расспрашивала о юной мисс Янсон и о не замеченном до сих пор ее голосе. Оказалось, девушка была сиротой (прямо как в мюзикле, что с ними такое?!), едва окончила Академию музыки по классу оперного (!) вокала и теперь поет в ансамблях и хорах. Иногда ей дают небольшие партии второго плана, как объяснил месье Андре, но мисс Янсон еще ни разу не выпускали солисткой, да и не собирались (ни за что не догадаетесь, по какой причине!). Правду говорят — деньги решают. Однако после того, что устроила им сегодня Мари, они обязаны поставить Кристин на роль Жизель!       — А если они будут сопротивляться, то я скину на Карлотту задник, муа-ха-ха! — полушутя выдала Мари в стену и зловеще засмеялась. Какое-то время после ей казалось, что она как будто смеялась не одна, но в конечном итоге девушка списала все на акустику.       Устроившись на кровати со всеми удобствами, Мари внезапно осознала, что абсолютно забыла про мадам Мерсье. Куда она делась? После встречи с мадам Жири в коридоре, она ее нигде не видела. Мари логично думала, что мадам просто пошла вперед нее к директорам. Но ее ведь не было и там. А потом было уже не до того. Но факт оставался фактом — именно она говорила, что познакомит Мари со всеми и во всем просветит. Да и вообще, она должна была ей сопутствовать везде…       — Ай, да какая разница… — махнула рукой Мари и, откусив кусочек от пиццы, нажала на „Play“.

***

      - Какая музыка…       — Ужасная, не правда ли?       — Нет, напротив.       — Вы считаете?       — Да. Я слышу в ней вашу душу — разве не это — главное? ..

***

      Мари проснулась еще засветло, но снова с чувством, будто ее не хотели выпускать из царства Морфея. Как вчера… Что за странные сны, состоящие из безликих диалогов? Единственное, что понимала девушка — что одним из участников этих диалогов была именно она. Но с кем она говорила? ..       — Так. Утро. Я собиралась музицировать, - громко объявила Мари, будто стараясь перекричать хоровод мыслей в голове. Мысли сразу улеглись, и через мгновение поплыли в другом русле. Что ей сыграть?..       Мари не являлась великим пианистом - ну, в конце концов, каждому - свое, нельзя быть хорошим во всем. Но она вполне свободно чувствовала себя за инструментом. Она могла, знала, что могла играть лучше, профессиональнее - но ей хватало того, что есть сейчас.       — И так... Ну, фа-минор, как всегда, ничего необычного... - вполголоса произнесла девушка, спокойно поглядывая на руки, привычно легшие в любимую тональность. Легкая фигурация в верхнем регистре, за ней - густой октавный бас, и по спине Мари пробегают мурашки от резонанса струн. Инструмент звучит просто волшебно.       — Хорошо. Попробуем что-нибудь... минимальное, - задумчиво сказала она, зацепив несколько нот и прислушиваясь к обертонам. Затем еще пара нот, уже ниже. Самое важное - оставаться в диатонике, хроматика ей никогда хорошо не давалась. Она становилась агрессивной в звукоряде, где действовать могли все и где не было иерархии.       Тоническая квинта в большой октаве - пустая, низкая, гудящая - заполняется тихим, редким перезвоном "колокольчиков". Мари улыбнулась и, неожиданно смодулировав, прошлась до-мажорным арпеджио по всей клавиатуре.       — Так, шутки в сторону.Я хотела кое-что попробовать... - к кому обращалась девушка, являлось загадкой даже для нее самой. Просто ей необходимо озвучивать свои мысли. Мари резко вскинула руки и ударила по клавишам ужасным, смазанным кластером. Повторив каждый из его звуков, она начала будто "разматывать" аккорд, по очереди выводя из него крайние звуки и превращая их в незамысловатую мелодию. Процесс этот был довольно долгим, но, когда Мари закончила и полностью провела ту мелодию, с которой начинала, в обеих руках как уже сформировавшуюся музыкальную мысль, она вздохнула с облегчением.       — Неплохо. Несколько посредственно, но совсем не плохо...       Мари вздрогнула и обернулась. В комнате по-прежнему никого не было.

***

      —... Я не-буду петь в этой о-пе-ре, мне пле-вать на го-но-рар, мне до-лам-поч-ки! - скандировал мужчина уже, кажется, в тысячный раз обходя кругом кабинет своего менеджера. - Я имею право сказать "нет"!       — нет, не имеешь! Ты контракт свой читал? У тебя пять театральных сезонов подряд со всеми главными ролями во всем, что они ставят! А значит, и в этой фигне - тоже!       — Merde!* - не выдержал месье де Ларанд и, замахнувшись, ударил по мусорному ведру возле стены.       — Успокойся! Что ты так бесишься? - недоумевал менеджер и концертный директор восходящей звезды Парижа, Густава де Ларанда - месье Винсент Мартин.       — Да ты видел,кого я там играю? Дьявола! - рыкнул Густав, вновь прохаживаясь по кабинету.       — Да хоть Господа Бога - что в этом такого? Это просто роль в опере!Спел - и забыл! Тем более, всякая потусторонняя тематика сейчас популярна - публика любит такие вещи! Можно провести фотосет в образе, кстати - пригодится для портфолио... - месье Мартин, являясь человеком мало понимающим в музыке, имел, тем не менее, отличную деловую хватку и промоутерский инстинкт.       — Да я не против играть Дьявола! Просто в этой опере не Дьявол, а какой-то тупой, одинокий дурак, который по-ходу только и ждал, чтоб какая-нибудь "чистая душа" его пожалела!       — Так это ведь популярно! Как "Красавица и Чудовище", или...       — Это не мюзикл, Винс, это - опера, мать твою! - яростно выкрикнул Густав, в этот раз заехав ногой по кожаному креслу. На счастье месье Мартина, кресло решило не реагировать.       — А эта композиторша - ты бы ее видел! Мелкая, противная, еще и рыжая! И - она русская! Нет, я в этом не участвую!       — Еще как участвуешь - у тебя контракт! - выкрикнул месье Мартин, теряя терпение.       — Да в гробу я видел ваш контракт! - гневно воскликнул молодой человек и, развернувшись, хлопнул дверью.       — Merde. Не певец - а сплошная головная боль, - устало изрек месье Мартин, ставя на место ведерко для бумаг и отряхивая след ноги с кресла.

***

      Густав шел по улице, расталкивая прохожих, и проклинал весь белый свет.       Не сказать, что было особенно сложно выбиться в востребованного исполнителя - у него был и красивый голос, и привлекательная внешность, и родители-бизнесмены, которые, к слову, были категорически против увлечения сына. "Музыка - это не выгодно". Но увидев, что сын может стать не просто певцом, а известным певцом, они смирились.       В Гранд-Опера его взяли за талант. Он несколько раз сам перепроверял, не внесли ли родители свою лепту и был точно уверен, это - его заслуга. Его и терпели за талант. Он долго выбивался именно в этот театр - хотя, ему предлагали и Театр Бастилии, и Камеди Франсез, и театр на Елисейских полях. Но он мечтал об Опера Гарнье.       И вот он в нем, контракт подписан, и дальше все должно идти как по нотам... Но тут появляется эта русская овца и все отправляется коту под хвост. Потому что это должен был быть его дебют, его первая главная роль в опере. Лоэнгрин, Фауст, Тристан, Каварадосси - он мог бы выступить в любой из десятков ролей, и выйти победителем! Но первой его оперой будет какая-то авангардная хренотень, в которой его выставят идиотом, и осмеют вместе с этой дурой!       — Она опозорит весь театр! Загубит репутацию всем! Дура!.. - Абсолютно неожиданно Густав врезался во что-то рыжее и маленькое, несущееся по улице, как бронепоезд. Начав было извиняться, юноша опустил глаза, чтобы рассмотреть "пострадавшего", и тут же встал, как вкопанный.       — Месье де Ларанд, какая неожиданность... Извините, что...       — Ты тут что забыла?! - вскричал Густав, уставившись на мадемуазель Белову, которая, держась за голову, приходила себя от столкновения.       — Не помню, чтобы мы переходили на "ты"... - недовольно бросила Мари, вздернув бровь. Молодой человек фыркнул и скрестил руки на груди. Понимая, что встать ей не помогут, Мари поднялась, немного пошатываясь. Почему-то вдруг ужасно закружилась голова...       — Удивительно, что такая, как ты забрела в столь приличный район, - фыркнул месье де Ларанд, косо глядя на девушку.       — Я сюда не "забрела", я тут живу. В том отеле, - девушка указала рукой в сторону, и Густав, проследив за ее рукой, присвистнул.       — Ничего себе. И на что тебе хватило? На коврик у двери? - Мари посмотрела на молодого человека с пренебрежением.       — Мне претит отвечать на вопросы подобного тона, - фыркнула девушка, сморщившись, и уже хотела уйти, но француз поймал ее за рукав пальто.       — Ты вообще чем думала, когда выставляла эту свою "оперу" на конкурс? - злобно проговорил он, подтаскивая девушку к себе. - Ты что, не понимаешь, что это никому не нужно? Ее никто не будет слушать. - Неуловимо молодой тенор перешел на заговорщицкий шепот, - Ты же не глупая, да? Давай договоримся так. Я - обеспеченный человек. Сними свою оперу с репертуара, и...       — Да как ты смеешь?! - воскликнула девушка, выдернув руку из хватки француза. - Обойдусь без твоего мнения и предложений!       — Да тебя же освистают!       — Отстань от меня! - щеку мужчины обожгло внезапной болью.       — Дура! Из-за тебя нас всех сравняют с землей! - отчаянно крикнул вслед убегающей русской Густав, приложив кожаную перчатку к щеке.

***

      Мари ворвалась в репетиторий подобно урагану - да и выглядела она как одна из его жертв: вся всклокоченная, из-под распахнутого пальто в свежих брызгах грязи торчит кое-как завязанный шарф, да и вообще...       — О, мадемуазель, добрый день! - воскликнул месье Реми, встречая девушку благожелательной улыбкой. - Мы как раз разбираем тот чудный хор из первого действия...       — Мадемуазель Янсон здесь? - нетерпеливо перебила Мари, напряженно глядя по сторонам.       — А-а... Эм, нет, ее здесь нет. Тут хорю Виллисы. Очень хорошо, что вы пришли - возможно, вы могли бы...       — Нет, не могла бы. До свидания, - вновь прервала руководителя девушка и, развернувшись, покинула помещение. Месье Реми застыл в замешательстве,и к действительности вернула его лишь некая чрезвычайно громкая сопрано, скачком взявшая ля второй октавы и тем самым оглушившая всех присутствующих.

***

      — ... А я ему говорю:"Нет же, не было у Моцарта второго Реквиема, какая чушь!" - с улыбкой повествовал месье Андре, просматривая газету и периодически взглядывая на своего соратника по директорскому креслу. Тот имел вид не очень благостный.       — Ну, я в этом мало что понимаю, - откликнулся месье Фермин, щелкая мышкой по папке "бухгалтерия".       — Но это же элементарно, Ришар! У Моцарт один Реквием, и тот дописывали ученики! Такое не знать!..       — Да мне все равно, Жиль. Хоть один, хот десять - мы же их не ставим... - буркнул месье Фермин, на что месье Андре недовольно цокнул языком.       — Что там наш "юный соловей"? Мне тут звонил его импресарио и рассказывал, как он рвал и метал сегодня с утра в его кабинете...       — Чего это он? - заинтересовавшись, месье Андре подался вперед.       — Угадай с одного раза, - с еще большим недовольством произнес Фермин, уставившись в документ. М-да, зарплату оркестрантам все-таки придется сократить... А то ему бешеных солистов мало - пусть и остальные такими будут...       — Что, и ему опера не нравится? - удивился месье Андре.       — Ну, не то, что бы опера, как я понял. Ему роль не нравится. Месье Мартин сказал, что наш "юный соловей" хочет что-то брутальное, а тут какая-то сахарная принцесса вместо Дьявола.       — Этого еще не хватало... - огорченно выдохнул месье Андре.       — Кажется, мадам композитор тоже чем-то ему не угодила... - усмехнувшись, продолжив Фермин едва слышно, подперев голову рукой и коротко глянув в сторону компаньона. Тот непонимающе нахмурился.       — Ну, чем маленькая милая девочка может обидеть привлекательного парня? Скорей всего она ему не...       — Не ожидала от вас подобных разговоров, месье Фермин, - послышался из дверей злой девичий голос. Фермин удивленно обернулся и встретился глазами с Марией.       — Не помню, чтобы вы стучались, прежде чем войти... - язвительно произнес мужчина, сощурив один глаз.       — Не помню, чтобы я давала вам право обсуждать мою личную жизнь, - в тон ему ответила девушка.       — Так... чем мы можем быть вам полезны, мадемуазель? - вмешался в надвигающуюся "бурю" месье Андре.       — Меня интересует, почему Янсон нет в репетитории, и почему она до сих пор не получила свою партию, - отчеканила композитор, переключившись на второго директора.       — Кто? Какая еще Янсон?       — Кристина Янсон, хористка из Швеции, о которой мы вчера говорили! - повысила голос девушка, не выдержав. Месье Фермин лишь закатил глаза.       — Мадемуазель, послушайте, мы не можем обеспечить вам эту певицу. Хотите взглянуть? У меня тут отчетность по последнему месяцу. - Фермин нетерпеливо ткнул пальцем в экран компьютера. - Здесь - все, что я должен выплатить артистам. Проблема в том, что гонорар синьоры Симонетти уже выплачен, а лишних денег в бюджете нет...       — Я заплачу сама!       — За перешивку костюма, грим и расходные материалы тоже сама платить будешь?! - не выдержав, гаркнул месье Фермин, и девушка вздрогнула. - Я сомневаюсь, что тебе денег хватит. Ты вообще-то представляешь, сколько платят солистам Гранд Опера? Вот что, милочка, я ваших капризов вчера натерпелся, давайте-ка так: либо у вас поет Симонетти, либо не поет никто вообще! Я скажу честно - мы не в восторге от вашей оперы, поэтому прошу - не испытывать мое терпение. Вы же не глупая девушка - сами понимаете - сейчас такое, как у вас, не ценится - оно себя уже изжило. Так что... - Фермин не договорил, ибо на последних его словах девушка резко развернулась и пулей вылетела из директорского кабинета.       — Зря ты так, Ришар, - подал голос месье Андре, все это время не проронивший ни слова.       — Ничего. Пусть взрослеет. Не все в жизни - птички да цветочки.

***

      Она бежала довольно долго, не зная, куда, зачем и почему - просто бежала, все дальше и глубже, куда-то в самый центр, в самое сердце Оперы, чтобы укрыться там.       Ей не следовало участвовать в этом конкурсе. Не следовало вообще выезжать куда-либо из России - а теперь, что ей остается? Она - никто, и звать ее - никак, знакомых у нее нет, деньги ей дает посольство, и пока оперу не поставят, обратно она не уедет. Ловушка. Ее собственный триумф обернулся ее ловушкой.       Мари наконец набрела на какую-то старую дверь и повернула ручку. За дверью находилось странное темное помещение. Пахло пылью и стариной. Хотя - чего еще ожидать от второго уровня подвалов? Мари шагнула внутрь и, так как свет от двери почти не освещал странной комнаты, двинулась на ощупь. Почему-то именно сейчас она ощутила мерзкое чувство слабости и усталости. Нет, она не будет плакать. Она не будет...       Она нащупала рукой гладкую лакированную поверхность. Предвосхищая, чем это могло быть, Мари заскользила рукой вдоль предмета, оказавшегося довольно большим и длинным.       В тот момент, когда пальцы скользнули вниз и наткнулись на привычную и такую любимую фортепианную клавиатуру, в тот момент, как только молоточки ударились о струны и родили череду звуков - в тот самый момент дверь за спиной девушки захлопнулась, и комната погрузилась в первозданный мрак.       *Merde - (фр. проклятье)