Пролог.
4 ноября 2015 г. в 23:20
— Да этого просто не может быть… Это что-то за пределами реальности. Чтоб я — и вдруг!.. Нет, это точно галлюцинации. Определенно галлюцинации. — Девушка неверящими глазами впилась в зажатый в трясущихся руках конверт. Надпись на конверте — и та уже приводила в ужас, а уж содержание…
«Парижская высшая национальная консерватория музыки и танца, Министерство культуры Франции, Сите-Плейель. Мадемуазель Марианне Беловой. Решением Министерства культуры Франции и комитета Парижской Национальной Консерватории сообщаем, что Вы выбраны победителем международного анонимного конкурса композиции, приуроченного к 140-летнему юбилею Мориса Равеля. В ближайшее время с Вами свяжется наш менеджер для уточнения деталей о награждении и кооперирования постановки Вашего произведения. Председатель международного конкурса композиции им. М. Равеля, профессор Национальной Консерватории музыки и танца по классу "Композиция", Жан-Рене Дюваль.»
Все теми же неверными руками Марианна извлекла из кармана телефон и нажала кнопку быстрого вызова. — Ну? Пришло?! — послышалось из трубки возбужденное восклицание. — Кать, я… Ты не поверишь… — Выиграла? Выиграла, да?! — Да… но… — А-а-а!!! Я знала, я знала! — голос из трубки буквально оглушил девушку. — А ты мне не верила, сомневалась, говорила что, мол, "Не-ет, чтобы я-а-а, да тако-о-ое!" — собеседница на другом конце линии стала смешно растягивать гласные и причитать. — Ну все, Мари, Париж теперь — твой! — Катя, я до сих пор не могу в это поверить, — ошарашенно проговорила Марианна, вертя в руках письмо с печатью Национальной Академии Музыки и заглядывая в него так и эдак, все еще считая, что это — галлюцинация. — Это же значит… Дело не в том, что я выиграла — ты понимаешь, это все — детский лепет по сравнению с тем, что я… Я смогу поставить на сцене Опера Гарнье любое свое произведение крупной формы… Это указано в приложении к письму. Там написано — это такой подарок от Академии Музыки молодым дарованиям. Ты понимаешь? Любое… — Любую единственную оперу, о которой мне некий рыжий черт уже все ужи насквозь прожужжал, — смеясь, продолжила за подругу Катерина. – Все, жди меня, я буду где-то через часик, куплю бутылочку вина и твоих любимых „Ромашек“! До связи! — в трубке послышались короткие гудки. Марианна не глядя положила телефон на стол и прошла к старому платяному шкафу, доверху набитому различными партитурами и нотными сборниками. Ей в жизни никогда так не везло. А если и везло — то по каким-то мелочам, вроде зеленого сигнала светофора, когда она опаздывала на собственный бесплатный концерт. Тяжелая, почти невыносимая учеба сначала в колледже, затем в консерватории; унылая аспирантура, бесплатные концерты, слушателями на которых являлись лишь студенты и случайно проходившие мимо бабушки; отказ в зачислении в союз композиторов… Она и конкурсов никаких никогда не выигрывала — хотя, видит Бог, участвовала во всех возможных. Но ее сочинения всегда были несколько… "неформат", как ей говорили. Стиль не соответствовал. Классическая и романтическая манера письма упорно уходила на второй план, воспринимаясь современными музыкантами как "нетленное сокровище прошлого". В современном же мире музыки царил авангард во всех смыслах этого слова. Мелодичность и благозвучность музыки откинулась за ненадобностью, как нечто посредственное. Композиторы старались "проникнуть вглубь звука", освещая порой самые нелицеприятные его стороны. Тут-то и был главный камень преткновения. Марианна боготворила музыку и была адептом академического стиля. Того самого стиля, который уже слишком наскучил нынешней публике. Публика хочет чего-нибудь эксцентричного, какой-то непонятной, странной динамики действия. Пьеса, сыгранная на "донышке" рояля, соната для воздушного шара и револьвера, сюита, в точности воспроизводящая звуки отправления грузового состава… Все это востребовано сейчас. Шумовая музыка захватывала "олимп". Марианна объясняла себе это тем, что людям, быть может, просто нравится, когда у них из ушей течет кровь. Почему нет? — Ах да…. Отвлекшись от далеко зашедших мыслей, девушка извлекла из шкафа толстую кожаную папку, под завязку забитую партитурными листами. Коричневая кожа была перетянута белой атласной лентой, а на самой папке были вырезаны слова:„Жизель в Аду. Опера в четырех действиях“.
Ее самое лучшее творение. Самое масштабное. Самое многострадальное. Ее душа, ее чувства, ее кровь и слезы. Ее никем не любимый ребенок. Двадцать пять лет — пожалуй, самый удачный возраст для написания такого крупного произведения, как опера, балет или симфония. Человеческие взгляды к этому времени уже сформированы, мировоззрение утверждено. Все ясно и понятно. Она начала писать ее еще в двадцать, когда в сознание медленно начали заползать мысли о недолговечности человека, о скоротечности времени, что ему отмерено. Мысли о том, что она так ничего и не успеет сделать выдающегося и по-настоящему значимого в своей жизни. Сначала имея вид небольшой симфонической поэмы, постепенно „Жизель“ стала расти, набирая нотный объем, затем главная тема поэмы перелилась в главную арию Жизель из второй картины второго действия, следом за этим родилась еще ария, и ариозо, и дуэт… Потом со всех сторон посыпалась возмущенная критика. «Поющая Жизель? Что за дикость?! Хор виллис?! Как виллиса может петь, если она танцовщица?! Про ад уже давно все написал Монтеверди! Жалкая потуга, да еще и претендует на что-то! А давайте тогда все писать, как Верди и Гуно! ..» Потом она убрала партитуру в самую глубь шкафа и в самый укромный уголок своей души. А потом она выиграла анонимный конкурс композиторов. И теперь „Жизель“ увидит свет софитов, вне зависимости от того, хотят этого люди или нет. И немые мертвые невесты смогут спеть о своем горе... — Ну что, Жизель. Вот и пришло наше время. Время, когда свет развеет тьму, — тихо произнесла Мари, проведя рукой по тесненной коже. Послышался приглушенный звон дверного звонка. Бережно положив папку на крышку старого фортепиано, девушка направилась к двери. В открытую дверь с визгом влетела светловолосая девушка и, сунув хозяйке квартиры в руки пакет с недвусмысленно выглядывающей из него бутылкой, проскочила в зал. — Так, начинай читать, я достану бокалы. — Неплохо бы здороваться, — недовольно хмыкнув, отозвалась Мари, извлекая из пакета вытянутую темную бутылку „Шардоне“ и прицокнув языком. — Не слышу чтения!!! — Уважаемая мадемуазель Белова, вы сорвали джек-пот. Фуллхауз. Поздравляшки, обнимашки, го во Францию, — без особого энтузиазма пробурчала девушка. — Мари, такое ощущение, что ты этому "джек-поту" ни капли и не рада! .. О, да, давай сюда, разолью, — деловито кивнув, Катерина приняла уже открытую бутылку из рук подруги и наполнила бокалы. — Мой милый друг, ты же знаешь, почему я ни капли не рада, — скептически вздернув бровь, ответила девушка. — Ничего не бывает просто так в этом мире, тем более со мной… — Начина-а-ается… — утомленно протянула блондинка, закатив глаза. — Ничего не "начинается"! Ты меня никогда на эту тему серьезно не воспринимала! — возмущенно воскликнула девушка, оперевшись руками на стол и тряхнув головой, — Это ведь серьезно! — Давай еще про "жучки" и видеокамеры вспомни… — язвительно вставила Катерина, на что Мари только отмахнулась с весьма недовольным видом. Девушки, не сговариваясь, молча взяли бокалы и, звонко ударив их друг об друга, сделали по глотку. — Перед тобой появилась возможность продвижения своего таланта. Если все получится, если „Жизель“ будет иметь успех и понравится тамошнему бомонду – то, возможно, тебе удастся там остаться. Устроиться на работу, может, тебя даже пригласят куда-то… — пустилась в рассуждения Катя, но Мари резко прервала ее: — Ну да. Музыку к французским "мыльным операм" писать, например. — Чего ты такая брезгливая? — недовольно поморщившись, блондинка покачала головой. — Вот всегда ты так. Надо же с чего-то начинать. Просто так с неба звезд не хватают. — Точно не с этого. Лучше я буду в тамошних кафешках музицировать, это даже романтично как-то, — ухмыльнувшись, ответила девушка, болтая в бокале вино. Подруга довольно кивнула. — Боишься? .. — тихо спросила она через некоторое время. Мари подняла на нее глаза. — Бояться нужно не ситуации, а людей, в них участвующих, — так же тихо ответила девушка, напряженно вглядываясь в "солнечный" напиток в бокале. Вновь повисло молчание. — Так когда ты едешь? — Со мной обещали связаться на днях. Интересно, они оплатят мне дорогу или придется туда пешком идти? — под конец Мари заметно повеселела, и ее подруга хихикнула. — Ну, о пеших прогулках можешь не беспокоиться. Я, как профессиональный географ, проложу тебе кратчайший маршрут с самыми живописными видами, — весело предложила она, подмигнув. — Что бы я без тебя делала, просто не представляю.
