Счастье Драконорожденной

      В комнате, предназначенной для военных собраний Братьев Бури, царила гробовая тишина. Тяжёлая дверь была плотно закрыта Галмором, чтобы никто не мог помешать. Представители Братьев Бури в разных владениях-союзниках оставили свои посты в тронных залах ради этого собрания. Сам Ульфрик терпеливо склонился над картой, пока его «секретное оружие» рассматривало расположение флажков на бумаге с названиями и контурами скайримских земель. За окнами завывал суровый морозный ветер, хлеставший снежные хлопья снега по стеклу.       Наконец Каменный Кулак прокашлялся и указал на точку рядом с Драконьим Мостом, которая была отмечена красным флагом.       — От разведчиков я получил информацию, что в этом имперском лагере видели группу меров в форме Доминиона. Думаю, из соображений безопасности нам стоит послать туда патруль для истребления этих чёртовых меров, мой король, — Галмор часто выказывал своё уважение к Буревестнику именно в такой форме, Эйдис это заметила ещё в первую их встречу.       Названный народом Верховным королём, ярл Истмарка сдвинул брови на переносице, пребывая в раздумьях. Потом взгляд его серо-голубых глаз метнулся в сторону Довакина, живой легенды всего Скайрима и гордости его самого. Красивая молодая воительница почти в одиночку пробивалась через полчища имперцев, орудуя своим двуручным мечом и туʼумом, когда велась битва за важное владение, географический центр всего Скайрима — Вайтран. Эта девушка была его оружием и советником в военных делах наравне с ворчливым Галмором, но, в отличие от него, сохраняла трезвость ума там, где многим нордам — и, чего греха таить, самому Буревестнику, — застилали глаза ярость и отвращение в отношении альтмеров из Доминиона.       Ульфрик нетерпеливо кивнул в сторону расслабленной Эйдис, отчего она брезгливо поморщилась. Брюнетка не любила выступать публично. Она предпочитала тихо, без лишних ушей всё напрямую высказать Галмору и Ульфрику, не выставляя себя напоказ. Но ярл Истмарка выжидательно посмотрел на неё, и Драконорождённая коротко кивнула.       — Галмор, ты думаешь совершенно не о том, что нам нужно. Зачем нам тратить своих людей на горстку выходцев из Талмора, когда у нас перед носом недавно была захвачена одна из наших крепостей недалеко от Вайтрана? Я лучше сама разберусь с эльфами, чем подставлять под этот удар крепких парней, которые могут нам пригодиться позже, во время серьёзной битвы.       По комнате прокатился недовольный шёпот, но Довакин и бровью не повела. Она знала, что до её прихода Братья Бури терпели внушительные потери именно из-за горячности. Конечно, как и многие другие норды, Сумеречная и сама никогда не отказывалась начистить морды талморским ублюдкам, но всегда убеждалась, что ярость нередко служит нордам плохую службу.       В отличие от военачальников своей армии Ульфрик одобрительно похлопал советницу по плечу и гордо произнес:       — Я считаю, что ты прав, мой друг. Мы потеряли слишком много людей в прошлом месяце, чтобы сейчас рисковать молодыми сильными воинами. Поручаю заняться талморцами тебе, Эйдис. У тебя есть опыт в разведке. Если найдёшь какие-нибудь бумаги — я буду только рад на них взглянуть. Ну, а сейчас…       Пылкую речь ярла прервал тяжёлый скрип двери и спокойный голос Йорлейфа:       — К леди Эйдис прибыл гонец. Говорит, у него очень важное письмо.       Драконорождённая приняла письмо у худощавого гонца и тут же резко выругалась, заметив на конверте составленные в вертикальном порядке символы, смысл которых до неё дошёл прекрасно. Шарахнувшись, как от чумы, девушка резко швырнула конверт на карту. «Да укроет тебя Тень» — гласила надпись, шифр которой она придумала специально для важных писем её заместителя ей. Другие воры не стали бы слать ей письма и — уж тем более, — не знали этого шифра. Это было сделано для предотвращения любой утечки информации.       Остальные присутствующие в комнате совещаний удивленно покосились на молодую девушку, которая только что выругалась на клочок бумаги будто пьяный матрос. Обычно Эйдис разговаривала правильно и очень рассудительно, исходя из соображений чисто дипломатических. Эту девушку не мог разгневать даже вспыльчивый Галмор, что уж говорить о клочке бумаги! Неужели это письмо настолько важное?       «И чего я снова ему понадобилась? Вроде, дела в Гильдии хорошо идут, присутствие Главы совершенно не обязательно! Нет же, мне нужно бросить все дела — конечно, я ведь тут в игрушки играю! — и мчаться в промёрзлый вечно осенний Рифтен только потому, что Его Холодному Величеству понадобилась не Сапфир или Векс, а именно я!» — Эйдис недовольно схватила лежавшее на тактической карте, испещрённой синими и красными флажками и всевозможными памятками, письмо. Её карие глаза поймали на себе взгляд нескольких пар удивленных и заинтересованных глаз, от чего на бледные щеки нордки хлынула кровь в приступе смущения. Она показала свои эмоции, привлекла внимание этих холодных, пустых на иные чувства, кроме ярости к противнику и чувства долга перед своей родиной, воинов! Теперь они перестанут её уважать, а Ульфрик посчитает её ненадежным советником! «Только этого не хватало!» — буркнула про себя девушка и, откашлявшись, снова взяла в руки конверт с шифром.       — Я получила очень важное письмо. Боюсь, мне придется покинуть вас в самый разгар военного собрания. Мой король, я прошу у вас разрешения отлучиться.       Ульфрик Буревестник посмотрел на неё рассеянным взглядом, но потом коротко кивнул, решительно ответив:       — Если так необходимо, я не задерживаю тебя, мой друг. У Драконорождённого помимо нашей войны есть ещё много дел, которые нуждаются в его присутствии. Я оставляю тех альтмеров на тебя, остальное будет за Галмором и другими.       На этом Эйдис откланялась и покинула комнату военных собраний, попутно открывая письмо.

***

«Эйдис, Я прошу тебя срочно прибыть в Рифтен. Надо решить одну очень важную проблему. Бриньольф».

***

      Рифт был украшен всеми оттенками янтаря осени. Обычно один этот пейзаж успокаивал Довакина, напоминая о том, что в этих землях она появилась на свет и росла. Маленькой девочкой в мальчишеском платье она бегала между этих деревьев, подбрасывала над головой золотые листья и заливисто смеялась, гоняя по лесу зайцев и лисиц.       Но сейчас эта атмосфера тепла и счастья медленно таяла с каждым тяжёлым шагом Мороза. Уже рядом с конюшнями, когда девушке добродушно помахали каджиты, Эйдис ощутила внезапный прилив страха. Да-да, именно страха! Довакин боялась ступить в город, который раньше с добродушием ворчливого дядьки принял её, а потом, много позже, наставил на путь вора. А сейчас её ждала встреча с человеком, который давно уже перестал быть ей наставником и даже просто другом.       Мьол Львица встретила девушку почти прямо на входе в Рифтен, в который раз поблагодарив за возвращённый ей клинок. Эйдис пробормотала что-то отдалённо напоминавшее приветствие и сослалась на важные дела. В горле появился комок, когда на рынке мелькнула рыжая шевелюра, который тут же растаял, когда какая-то искательница приключений повернулась в сторону брюнетки, на самом деле смотря на своего друга. Эйдис судорожно вздохнула и попробовала перевести дух и унять нервную дрожь.       — С тобой всё хорошо, дорогая? — услышала она голос Львицы, но только подёрнула плечами и направилась в сторону храма Мары.       Все вокруг веселились и изредка обращали на неё внимание, но абсолютно никто не заметил, как она юркнула в маленький склеп и спустилась в Цистерну. Знакомая шаткая лестница сейчас оказалась последней ступенью перед встречей с ним, и Эйдис изо всех сил держалась за неё, неуверенно спускаясь вниз. В своей жизни она лишь дважды ощутила страх. Первый страх настиг её в тот день, когда к ней пришло письмо о том, что отец её был найден задранный медведем. Не веря и ожидая, что отец вернётся за ней, она прожила пять лет в Приюте. Потом свыклась с мыслью о потере прежней жизни в Камне Шора и ещё через пять лет сбежала из-под крыла Грелод Доброй. Второй страх она ощутила, когда её вели на казнь, а потом из ниоткуда появился Алдуин. Сейчас пришла пора третьего страха. Простого, даже глупого страха — увидеть перед собой эти зелёные, похожие на мокрую листву, зоркие глаза. Глаза, от которых она убегала ночами и в которые с деланным спокойствием смотрела днями, не смея показать истинные чувства тоски и щенячьей радости, которые возникали при каждой встрече их глаз.       Цистерна была даже слишком близко. Она уже ощущалась под ногами мощённым камнем полом, а Эйдис все еще казалось, что она где-то наверху, на таком далеком и безопасном расстоянии от рыжего вора. Она уловила подозрительно блестевший взгляд Тринна, а сидящий рядом с ним Рун успел лишь мимолетно приложить палец к губам в просьбе вести себя тихо. По спине воровки пробежала толпа мурашек, которую сменила другая, как только из-за угла послышались нервные шаги почти бесшумных ботинок вора. Она узнает эту походку даже в толпе; Бриньольф с каждым шагом был всё ближе к ней, а она с каждой секундой всё сильнее хотела провалиться под землю.       — Я уже думал, что ты кинешь это письмо в лицо гонцу и даже носа не покажешь в Гильдии, детка.       Довакин даже не сразу поняла, что кошмар её ночей стоит прямо перед ней и дерзко насмехается над замешательством на девичьем лице. Как только до неё дошло, что зелёные глаза прожигают её и заставляют что-то разгораться где-то внутри её тела, девушка рванулась к столу, за которым сидели Рун и Тринн, в искренней надежде убежать в Крысиную нору. Но стоило рыжему норду подхватить её закаленный в боях стан и буквально стянуть со стола на пол, как всё тело Эйдис буквально задеревенело.       — И куда это мы собрались, Глава? — снова эта дерзкая усмешка, из-за которой у неё тут же подкосились ноги. — Воу, да ты на ногах не стоишь, детка!       — Какой же ты наблюдательный, — фыркнула Драконорождённая, судорожно вырываясь из объятий своего заместителя. — Пусти меня! Я вполне в состоянии поколотить тебя, если ты не отпустишь меня! Бриньольф, сейчас же убрал свои руки!..       — Не ругайся, детка, — отозвался рыжий вор, окидывая кричащим взглядом двух соглядатаев этого зрелища.       Момент! — и два вора исчезли из поля зрения, как и вся остальная живая часть Цистерны. В огромном зале впервые стало настолько тихо, что Эйдис даже показалось, что она услышала сердцебиение мужественного норда рядом с собой. Его глаза были слишком близко и нависали над ней, как и его сильная фигура.       — Как же хорошо, что ты всё же пришла, детка.       Его руки более не держали её и Эйдис с ужасом показалось, что он сейчас снова превратится в холодную статую, которую она уже привыкла видеть с тех пор, как он надел на неё Амулет артикуляции и перекинул на её плечи все дела Главы. Но он улыбнулся и кивнул на покинутый ворами стол, приглашая сесть. Как бы ей сейчас хотелось плюнуть на всё и выполнить его немой приказ, но она помотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение, которое укрыло разум тонкой вуалью под влиянием интимной обстановки.       — Брин, ты вырвал меня с военного собрания ради какой-то проблемы. Будь добр, поясни всё, я помогу и поспешу обратно. У нас, между прочим, гражданская война, — Эйдис старалась выглядеть нетронутой его доброй улыбкой и хотела лишь одного: покинуть Цистерну прямо сейчас.       Рыжий вор вскинул брови в удивлении. Он не мог принять эту сторону девушки, и Довакин это заметила. Он слишком привык, что она с самой первой встречи за ним чуть ли не хвостиком ходила. Теперь ей нужно было показать, что она отнюдь не зависит от его слов, но как для начала показать это самой себе?       — Детка, я, конечно, в курсе твоих дел по спасению Скайрима, но проблема действительно важная. Так что сядь, — Драконорождённая даже поперхнулась. Он едва ли походил на расстроенного!       Девушка рухнула на скамью и придирчиво оглядела своего заместителя, пытаясь угадать в его жестах то, о чём он собирался говорить. Нет, на самом деле она смотрела на него по другой причине. Неужели он забыл? Или он даже не помнил того дня? А если помнит, почему не говорит? Неужели она отвратительна ему?

***

      Шум в гильдии не прекращался уже три дня и на поверхности люди не без опаски оглядывались, когда из колодца посреди площади слышались раскатистый хохот и пьяные оскорбления. В Цистерне даже вода, в которой обычно купали свои ноги воры, была наполнена элем. Постели были измяты, вся еда и куча бутылок лежали по углам забытым мусором. Кого бы не спросили, отчего они так веселы, все воры как один ответят: Эйдис принесла пару бутылочек (хотя, на самом деле, их было намного больше).       — Эйдис, пошли-ка со мной тренироваться! — пьяно хохоча просил Тринн, заплетаясь и в ногах, и в языке.       На щеках Драконорождённой играл слишком сильный пьяный румянец, чтобы она ещё могла соображать. Обычно крепкая печень сегодня давала сбой после почти трёх дней пьяного дебоша в Цистерне. Девушка кокетливо сощурилась и провела пальчиками по щетинистой щеке друга, улыбка её напоминала оскал хитрой каджитки, которая держала в руках лунный сахар.       — Зачем? Я не хочу снова тебе по заднице потом надавать, если проиграешь! Лучше поцелуй меня, ты ведь давно этого хотел, Тринн? — она дерзко засмеялась, подставляя нежные губы вору.       Когда его губы оказались слишком близко и брюнетка почувствовала дурманящий запах алкоголя, сильные руки схватили её в охапку и утащили на метра три от темноволосого загорелого норда, который, кажется, так и не понял, что произошло; он устало упал на пол и забылся сном беспробудного гуляки.       — Только посмотри, что ты устроила, даэдрова девчонка! — рявкнул грубый голос над ухом Довакина.       Она устало повернула голову в сторону и игриво улыбнулась, совершенно не осознавая своего незавидного положения. Рыжие волосы приятно пощекотали покрасневший нос, когда девушка порывисто прильнула к мужской фигуре. В голове был приятный туман, но некоторые особенно резкие реплики державшего её мужчины заставляли девушку от неприязни морщиться, хотя в суть она и не вникала. Запоздалые вопросы кружились в её голове медленным вальсом, в глазах будто защипало, но вытереть их не было сил; Довакину не хотелось отпускать широкие плечи. Она вцепилась в них настолько сильно, что со стороны казалось, будто от этого прикосновения зависит её жизнь.       — Очнись уже, — нетерпеливо буркнул хриплый баритон, — где твоя хвалёная невосприимчивость к мёду и элю?       Кажется, он пытался её взбодрить, вывести из такого манящего тумана разума, в котором Эйдис бы предпочла блуждать вечно. Только бы не смотреть в эти глаза.       Она пробормотала что-то невразумительное и в следующее мгновение руки её потянусь куда-то вверх. Ладони пощекотали мелкие иголки, очертили что-то ровное, а правая ощутила какие-то странные неровности. Казалось, будто стоящий перед ней мужчина затаил дыхание, но Эйдис не поняла этого: она старательно изучала мягкие локоны, проникала в них пальцами и немного щекотала виски, выполняя всё это на ощупь.       — Детка, прекрати это сейчас…       Он смолк. Внезапно и совершенно беспричинно (как показалось Довакину). А она, поднявшись на цыпочки и зажмурив карие глаза, ощутила холодные, освежающие губы. Немного потрескавшиеся, грубоватые, но слишком мягкие для того, чтобы брюнетка успела нахмуриться. Секундное промедление, и жгучая страсть, собравшаяся где-то внизу живота и взорвавшаяся по всему телу мелкой дрожью, настигла разум девушки, когда теплый, почти обжигающий язык коснулся её языка в жарком танце.       Они куда-то шли, Эйдис это знала, но куда и зачем — к даэдра она бы отправила эти коварные вопросы. Впрочем, именно это она и сделала. И ей было плевать до тех самых пор, пока она не проснулась. Проснулась в чёртовой кровати своего заместителя! В смятой форме Гильдии, прижатая к горячей груди Бриньольфа, на которой распахнулась броня, обнажая его тело и россыпь рыжих волос на груди!

***

      Эйдис даже обидеться не успела. Погружённая в свои воспоминания, навеянные интимной атмосферой, она и не заметила, как оказалась на коленях Бриньольфа, прямо сидящего на скамье. Этот подлец ещё имел наглость рассматривать её смущённое лицо, пока она не поняла происходящего!       Взбрыкнув, как молодой козлёнок, она попыталась вырваться, но не смогла. Что с ним такое? Неужели ему нравится её мучить?! Уж точно, иначе зачем ему всё это вытворять? У него-то голова была на месте, в то время как её собственная будто куда-то уходила в тот злополучный вечер (с горем пополам Драконорождённая вспомнила время суток). Хорошо ещё, что она успела смыться из Рифта задолго до того, как этот рыжий самодовольный кот проснулся.       — Боже, сколько в тебе силы, детка! — хохотнул Бриньольф, а Довакин ощутимо наступила ботинком ему на ногу. — Ух!       Вырвавшись, Эйдис юркнула к лестнице и в знак протеста скрестила руки на груди. Весь её вид кричал: говори, что хотел, и я уйду!       Норд вздохнул и неловко провёл по своим рыжим волосам рукой. В его зелёных глазах угадывалось смятение, а этого чувства Сумеречная не видела в них со времен предательства Мерсера. Ей даже захотелось подойти к мужчине, но ноги и гордость непреклонно дали задний ход, оставив воровку стоять на месте.       — Детка, я знаю, что ты помнишь тот день, так что не буду долго тянуть даэдра за все их амбиции.       Эта фраза перевернула в душе девушки всё, что только могла перевернуть. Он помнит. Он, чёрт его возьми, помнит.       К горлу подступил ком, который нельзя было проглотить. Сейчас он посмеётся над ней, не иначе. Назовёт её своей «шаловливой малышкой» и устроит урок правильного поведения. Нет, она не могла этого вынести.       — Я не хочу ничего слышать, Бриньольф, — резко отозвалась девушка и схватилась за лестницу. — Это не такая уж большая проблема, она не требует моего участия, — ком в горле заставил её прокашляться, когда она пыталась выговорить последние слова, — а потому я покидаю Рифт. Когда освобожусь, обязательно загляну в Цистерну, но сейчас… — она отвернулась и закусила губу. — Сейчас я должна идти.       В слепой надежде, что Бриньольф удержит её, вскочит со скамьи и прижмёт её хрупкое тело к своей могучей груди, как в тот день, Эйдис не могла заставить себя подняться по лестнице. Она ждала, что он сделает так, как делал в каждом её сне после того дня.

***

      — О, Эйдис! — приветственно улыбнулась Эйла, приметив в путнице на светлом коне свою дочь по крови вервольфов. — Что это ты тут делаешь?       Брюнетка улыбнулась рыжей Соратнице и спустилась с Мороза. Прошёл месяц с того дня, как она в последний раз была в Рифте.       — Приветствую, Эйла. Какими судьбами ты в Рифте?       Соратница фыркнула и кивнула на пса около ног нордки.       — Да вот, преследовала оленя, а как ты появилась, так твой щенок лишил меня добычи. Чем откупишься? — усмехнулась она, опускаясь на колени перед Мико.       Спонтанная мысль, промелькнувшая в голове Довакина, уже прочно засела в её голове. Почему бы и нет?       — Эйла, а ты не хочешь выпить? В «Пчеле и Жале» прекрасная выпивка, насколько я помню!       Охотница усмехнулась.       — Платишь ты, Ада!