Победитель или побежденный?

Марк осторожно поправил воротничок на своей рубашке, а затем рукава темного жилета, который слегка ему давил, а яркие цвета поднадоели, и вечно мелькали перед глазами. Хотелось серого. Или черного, а желательно и того и того, но он упорно надевал белую рубаху, на воротнике, которой мелькал узор шестеренок, и иссиня—черный жилет, с расшитой каймой. До его комнаты считанные метры, и он сможет избавиться от всего этого, и смыть всю грязь за день под теплым душем, хотя лучше холодным. Чтобы избавиться от всего, и привести в порядок мысли. — Ляхти—и—ич… как же я рада вас встретить, — наигранно милая улыбка и совершенно ироничный тон. А карие глаза, ярко горят от озорства. А еще Марк замечает проблески презрения, и гнева, и лишь самодовольно скалиться, вежливо улыбаясь в ответ. Четыре шага… четыре шага и он был бы в своей комнате, подальше от людей. Всех людей, и Драгоций не исключение. — А вы не знали? Но в Змиулане комендантский час, — напоминает девушка, качнув головой в сторону, тут же сверкнул оскалом, прошагав ближе к Марку, что—то усердно сжимая в руках, на что Марк обратил свой взор, но решил не действовать так резко, а ждать… Драгоций не славиться своим терпением, и рано или поздно сдастся. — Хочу напомнить вам то же. — Принимая ее игру парень, осторожно кивает головой, и не поднимая головы вверх, смотрит на девушку, ожидая ее действий. — А я помню, — скучающе отмахнулась она, — а вот помните ли вы… или вас манерам не учили? «Кого еще не учили» — мрачно усмехается Ляхтич, резко выравниваясь во весь рост, недовольно окинув надменным взглядом фигурку девчонки, которая лишь игриво взмахнула хвостиками, прикусывая губу, заводя одну руку за спину, вновь привлекая внимание Марка, этим действием. — Ах, как я могла забыть, — наигранно удивленно вскрикивает девушка, едва не подпрыгивая на месте, тут же расплываясь в довольной усмешке, — некому было учить манерам, не так ли? — счастливый оскал растягивает губы смотрительницы, и голова слегка наклоняется на бок. Сжимая крепче зубы, Марк лишь улыбается в ответ, поправляя воротник рубашки, потому что ему неожиданно становиться слишком жарко, и душно стоять рядом с ней, а холод бегает по спине — что она еще может знать? — На что вы намекаете? — черные глаза, едва заметно прищуриваются, и снова на секунды его взгляд притягивает к ее руке за спиной, тут же возвращаясь на ее глаза, в которых на секунду пробегает растерянность, а прежняя улыбка остается на губах. — Как на что? На то, что ваши родители не успели обучить ребенка манерам, — пожимает плечами девчонка, закидывая оба хвоста за спину, и Марк лишь едва заметно качает головой — не умеет она правильно преподносить свои догадки, говорит в лоб, за это она когда—нибудь поквитается. Глупая девчонка! — Драгоций, что тебе надо, — без предисловий интересуется он, потому что знает, она скажет все, все до последнего слова, и не только из—за того что, не умеет скрывать эмоции, а потому что глупо не умеет врать, хотя пытается. — Мне ничего, — возражает та, и рука напрягается, снова хлестнув по подолу платья, — вот совсем, — и снова натянутая улыбка. — Тогда к чему весь этот разговор? Чего тебе надо? — довольно грубо интересуется тот, выразительно стрельнув глазами в сторону девчонки. — Мне? Мне… как твои дела? Марк сдавленно хохочет, сжимая губы, чтобы смех не вырвался, от наивности этого вопроса. В очередной раз убеждаясь, что она совершенно не контролирует что говорит, и совершенно не умеет блефовать, и это когда она одна из учениц великого Духа Осталы… или просто рядом с ним не может? Это совершенно другой вопрос… — Замечательно… что-то ищем? — вдыхает парень, бросая косой взгляд в сторону дверей своей комнаты. — Эм… — она прикусывает губу, растерянно метая взгляд по коридору, в этот раз, продумывая свои слова, но Марк лишь обреченно качает головой, и делает еще несколько шагов в строну своей комнаты. — стой,— выкрикивает она так и не успев ничего придумать. — Чего? — не поворачиваясь, интересуется он, разминая плечи, и брезгливости к этой девчонки которая пристала к нему, — тебя что так сильно интересуют мои корни? — усмехается парень. — Ну—у—у, — неуверенно протягивает та, — допустим… — У меня, их нет, это все? — светлая бровь подскакивает вверх, и он с напущенной скукотой рассматривает девочку, — даже не извинишься? — еще одна усмешка, и Захарра воинственно поджимает губы, расправляя плечи гордо задрав подбородок верх. — А за что? Я это знаю, — подавляя в себе стыд, гордливо говорит она, ощущая прилив смелости. Марк поднимает край губу в легкой улыбке. Все еще куда проще, чем он ожидал, она все рассказывает сама главное правильно спросить, даже не задумываясь, что и кому говорит. Наивная, слишком наивная. — Вот как… — сказано без особых эмоций в голосе, — что могу еще сказать… это все? Или малышке Драгоций так охота поговорить о родителях, или ой… — наигранно спохватился парень, — у нее их же тоже нет. Но ты не переживай, у всех есть проблемы, — усмешка сменилась недовольством, и он лишь холодно склонив голову вниз, снисходительно улыбнулся, надеясь, что она больше не будет препятствовать ему дойти до своей комнаты. — Да знаешь… — вспыхнула девушка, тут же покорно замолчав, вновь гордо подняв голову, — я не про это… ну конечно не мои же родители спихнули меня словно ненужного щенка на голову Мортиновой, или как ты ее называешь — «Госпожи» — усмехнулась девчонка, с удовольствием наблюдая злость, вспыхнувшую в его глазах. — Подумаешь, — отмахнулся тот, — будто меня променяли на деньги, или ради чего твоя мамаша кинула тебя в ров к Астрагору, или подожди… ей еще пришлось уговаривать тебя забрать. Неужели она так тебя ненавидела? — Ах, ты… это хотя бы не мои родители с позором сбежали… — договорить так и не удалось, в считанные секунды, Марк развел руки в стороны, прижимая ее к стене. Вот теперь игра закончилась, и Драгоций поняла это слишком—слишком поздно, и теперь гневно взирая сверху вниз на Драгоций, Ляхтич до боли впивался в ее тонкие запястья, надеясь, что доставит ей как можно больше боли, но вот Драгоций точно решила — своей боли ему не покажет! — Сбежали, — продолжала гнуть свое девочка, — как крысы бегут с корабля! Так и твои сбежали, как почувствовали опасность со стороны Астрогора. А мелкого щенка бросили под дверь Мортиновой, — скривилась Драгоций и Марк всем сердцем желал, чтобы это было от боли, но гримаса омерзения твердила обратно. — Кто еще из нас облезлое отродье! Я не на что не намекаю, — глаза блеснули привычным надменством и хитро сощурились, и Драгоций попыталась поднять ногу вверх, чтобы со всей силы садануть ему между ног, потому что боль в руках прошлась холодной искрой, и на глазах стали выступать слезы, а руки леденеть — в них кровь поступала медленно. — Но… — продолжил Марк, — Тебя Драгоций выкинули, когда почуяли опасность, и я понимаю, почему такую уродку едва взяли в ученицы, я бы побрезговал даже говорить с тобой, да вот незадача… у меня нет выбора. Желание прибить тебя, выше! — Да пошел ты, — брыкнулась она, но Марк вовремя остановил ее попытку ударить, резко выставляя колено между ее ног, — отпусти меня сейчас же! Или я закричу и… — И что? Захочешь, чтобы все увидели, чем ты занимаешься после комендантского часа? Ты пришла ко мне, не я к тебе, — напомнил он, наклоняясь непростительно близко ее лицо, торжествующе шепча слова. — Я к тебе? Ты с ума сошел! Это ты меня в угол загоняешь как… — Кошка — мышку, — издевательски продолжил Марк, прерывая потом речи Захары, заранее зная, что она слишком наивна и глупа, и скоро сама расскажет зачем пришла. Ее даже не придется просить… даже с Огневой играться интереснее. — Ляхтич! Или ты меня отпускаешь или… — Или что? — он наклонил голову на бок, пристально наблюдая за е реакцией, — поступишь как твоя мамочка, схватишь деньги и сбежишь, оставивши маленькую нищенку под дверьми страшного и злого дяди. Который тоже пользуется ей как игрушкой… — с наигранным—сожалением светлые брови Ляхтича сложились в домик, издевательски поджав губы он продолжил, — как я мог забыть. Маленькую Драгоций ведь избивают в Замке Дяди… как маленького глупого вшивого щенка, — каждое слово было произнесено четким, свистящим шепотом, и задевало гордое самолюбие Драгоций, от чего она снова попыталась вырваться из его рук. — Спасибо что напомнил, что азы запретных эферов я уже знаю, — попыталась оскалится Захарра, но получилось неуверенно, потому что мышцы лица сводило от любого действия, и казалось слезы сейчас польются градом. — Господи… какая же ты все таки мерзкая, — бросил Ляхтич, но что—то его забавляло в поставленной ситуации: то ли такая наивность, или такой несчастный вид Драгоций. Или то, что она упрямо пытается стоить из себя героиню, терпящую пытки вместо того, что бы просто прекратить балаган, и выставить претензии, хотя он уверен, что с истерикой ее претензии даже интереснее выслушивать. — А ты такая же сволочь Ляхтич! Не зря твои предки кинули тебя, я уверенна еще и попинали ногами пару раз, в надежде, что ты сдох, — выплюнула Драгоций и первые слезы покатились по глазам, потому что руки начали неметь и сил терпеть больше не осталось, но позорно было разревется перед ним, и пыталась она говорить ровно, — но нет же. Ты живучая сволочь! Но сдохнешь! Точно сдохнешь, такой смертью, что дворовая скотина тебя жалеть будет! Ты даже под забором не достоин умереть… Ах, — врывается, когда ее руку отпускают, но лишь ради того, чтобы ударить в солнечно сплетение, и говорить больше нет сил, как и вдохнуть, и Захарра спешит наклониться вниз надеясь, что это поможет ей вдохнуть. — А теперь слушай меня, — шипит Марк, накручивая ее хвост на пальчик словно играя, и надавливает кулаком сильнее, чувствуя как на рубашку падают горячие слезы девушки, — я тебя и пальцем не тронул, а тот цветочек, что ты сжимаешь в руке. Можешь запихнуть своему брату… я думаю, ты поймешь куда, — усмехнулся и резко потянул за хвост вниз, услышав болезненное скуление, — это Огневой подбросил не я, а еще ты у меня ничего не спрашивала. И вообще меня не видела, если ты все таки решишь играть героя, то могу предложить место под забором, устроит? — шипит, и не выдерживает, хотя был уверен, что она все ему расскажет, ведь голубой цветочек он увидел еще в начале, но теперь рассмотрел и понял: Драгоций ищет, кого обвинить в том, что ее подруге угрожали. И Ляхтич лучшая кандидатура. — Я тебя… — Я не договорил… вот зачем ты так рвешься ее защищать? — неожиданно вылетает у Марка, — хотя недолюбливаешь… и это видно. Иногда у меня чувство, что ее ревнуешь. Но строишь из себя такую верную подругу, что… — и тут резко Марк замолчал, потому что понял, и самому стало мерзко, хотя и торжествующе на душе, от осознания того, что держит в руках ее главную тайну. И шальной блеск наполняет его глаза, даже дышать становится трудно от переполняющих его эмоций восторга, а Драгоций скатывается на коленки, пытаясь выровнять сбитое от удара дыхание, но через слезы это получается довольно трудно. И она жалеет себя и ревет перед ним, и за это ей стыдно в двойне, но она не встанет, пока он не уйдет, хотя есть вариант ответить ему тем же ударом. Но куда ей с ее комплекцией. — Попробуй только, — грубо усмехается Ляхтич, откидывая ее вытянутую стрелу вперед, — у тебя сил, даже на простой эфер не хватит, — мстительно улыбаясь, добавляет он, — Малышка Драгоций… Какая же ты жалкая, — не сдерживается он, и словно стряхивая грязь взмахивает руками, поправляя манжету на рукавах своей рубашки. — Пошел ты, — шипит через зубы Драгоций, медленно вставая с пола, и с ее рук на пол ввалится злосчастный цветок из—за которого столько проблем. Как же она ненавидит Васильки! Даже такой, засохший, помятый, истерзанный временем, и стеклом, которое пробил камень, даже такой… он чем–то напоминает замученную Василису, которая играют, так же как и Ляхтич с Драгоций. — Пойдешь ты… Я думаю мы все уладили. — равнодушно поднимает губы вверх, словно в улыбке и разворачивается в строну своей комнаты, до которой ему кажется было не суждено, потому что в спину полетели слова Драгоций брошенные из—за ярости: — Твои родители просто мечтали избавиться от такой шавки как ты. И Елена просто нашла себе прислужника, который возомнил себя Царем! Марк сжимает руки, в кулаки медленно выпуская воздух, и приказывает себе не оборачиваться и расслабиться, но Драгоций не отходит и ей уже глубоко все равно, хотя страшно! Ей действительно страшно, она не знает на, что способен этот псих! — Я ненавижу тебя. Казалось ничего особенного, и Марк возможно не раз говорил эту фразу в своей жизни, взять в пример ту же Огневу, но вот почему–то именно от этой фразы сердце Драгоций сжалось и рухнуло куда—то вниз. Может они были брошены настолько равнодушно, или безучастно, словно Драгоций действительно просто пыль под его ногами. А Ляхтич взволнованно моргнул когда не услышал ответа за спиной, и позволил себе короткий взгляд за спину, чтобы убедится, что она хоть живая — Драгоций стаяла прислонившись к стене, и молча сложила руки на груди, приняв равнодушный вид, а внутри словно жар растекалась боль, запястье гудели, так же как и голова и место удара пульсировало, и через раз удавалось нормально вдохнуть. — Я тебя тоже, — брошено с той же равнодушной интонацией, и Марку на секунды показалась, что за эти пару минут Драгоций повзрослела на несколько лет, потому что такой… он видел ее в первый раз. Я еще Марк понимает, что с Огневой играть было легче. Она все равно сдавалась, и Марк шел в победителях, не смотря не на что. Без друзей Огнева давно бы сдалась. А он воюет в одиночку. Как и она… И вот тут оставался вопрос: кто победитель, а кто побежденный?... Марк молчал как и Захарра. И никто не решался начать что—то говорить, а еще казалось, что сказать больше нечего — он знал ее секрет, который перерос в небольшую постыдную тайну, и вся ее репутация зависела лишь от него, а она выглядела так, словно только что, что—то доказал и себе ему, и Марку казалось ровно так же. — Ты жалок, — кидает Драгоций, усмехаясь так же жестко, как и Марк, минуту назад, не смотря на опухшие от слез глаза и прикушенную губу, а так же запястья, на которых остались кровавые потеки. Ляхтич на секунды немеет— он—то жалок?! Да, что о себе возомнила эта девчонка? Но ответить нечего не успевает, потому что она собирается развернуться и уйти, и слова словно вылетают из головы, когда он хватает ее за руку, чтобы остановить и выдать что—то резкое, унизительное, но не может. Он ее целует… Нет, не так мягко и нежно: он кусает губы, сжимает плечи и не отпускает, а она пытается его ударить, но тоже отвечает. Тоже кусает. Внутри играет океан эмоций, но омерзение не проскочило ни в одном из них. Ненависть, желание смерти и крови, но не омерзение к происходящему, даже когда его резко укусили за губу, когда ударили, пусть и не так сильно, когда потянули за волосы, и когда он повторил все тоже, из-за чего она стонала, в его губы, от боли Глубже. Сильнее, больнее, и нельзя чтобы все было как в романах, они не на страницах книги, они здесь, сейчас и живые. И черт ! – даже сейчас, почти избитые, лишенные чувств, они не ощущают столько боли чем от слова — ненавижу. И это странно… по крайне мере так решила Драгоций, пытаясь освободиться, а мысли медленно покидали сознание, и она поняла, что, только что произошло, как и Марк, и оба ошалевшими глазами смотрели друг на друга, и совесть не позволяла поднести руку к распухшим губам, чтобы понять, что все было по настоящему, а не ей показалось. — Сбежишь… — Как и твои родители. Добавляет Захарра, и вся ирония была в том, что это относиться к ним обоим, оба брошенные, оставленные на произвол судьбы, но такие разные! И именно эта разница позволит ей постыдно убежать, а ему гордо вскинув подбородок молчать о ее маленьком грехе, и делать вид, что они ненавидят друг друга, и уверять себя, что эта так и есть.