Воображаемый друг

Когда ты болен, когда все твое тело горит, мир становится более ярким и выпуклым: тени на стене оживают, звуки приобретают жутковатый оттенок, — особенно, если тебе восемь лет. Гакуто лежал на кровати и мутным взглядом наблюдал причудливые узоры из теней на стене и потолке. Лунный свет лился сквозь занавески в комнату, и угол, где стояла кровать, казался еще темнее. У Гакуто болело все тело, но он не решался плакать. Он хотел спать, но из-за ломоты в костях и страха не мог даже глаз закрыть. — Ты не бойся, — послышался в темноте голос. — Я их прогоню. — Я и не боюсь, — соврал Гакуто. — А ты кто? Над ним нависла длинная тень. — Я – Ю. — Гость сел на кровать. — Я твой воображаемый друг. — Ты мертвый? — Нет. Просто — воображаемый. — Так не бывает! — Ну, я же здесь! Гакуто переварил услышанное. К воображаемым он уже привык почти, но по больше части, они были давно умершими, а этот вроде бы был живой. Он попытался разглядеть Ю. Это был долговязый мальчик, чем-то похожий на самого Гакуто. В руках он держал что-то. — Что это у тебя? — Это скрипка. Скрипка. Гакуто завистливо вздохнул. Скрипка — это красиво и изящно, не то что рояль, похожий в вечернем полумраке на зубастое чудовище. Гакуто боялся рояля, но не признавался в этом даже себе. Он хотел что-нибудь хорошее сказать своему странному, воображаемому, гостю, но не успел и рта раскрыть — Ю заиграл. И под эти сладкие, незнакомые доселе, волшебные переливы Гакуто сморил сон, и снилось ему что-то светлое и радостное. Едва открыв утром глаза, он понял: болезнь отступила. Ю потом приходил еще. Всегда ночью, всегда со скрипкой. Гакуто тихо перешептывался с ним, слушал его игру, дивился странным и ни на что непохожим мелодиям, и все его страхи, все болезни отступали перед этой волной звуков. Потом Ю приходил еще и еще. Гакуто почему-то знал, что Ю живет под кроватью, но днем его нельзя было увидеть, если же залезть под кровать с фонарем ночью, то тоже ничего не найдешь, только услышишь за спиной смех. Чаще всего Ю приходил, когда Гакуто был болен, или когда случалось что-то плохое. Вот в больницу Ю не пускали, а дома он приходил и всегда говорил: «Не бойся, я их прогоню!» или: «Хочешь, я тебе поиграю?» *** Ю осторожно вел Гакта по коридору. Этот путь казался самому Гакту бесконечным. Ему уже давно не бывало настолько плохо. Тело горело. Кости и суставы ломило так, что хотелось плакать. Перед глазами все плыло. Единственным надежным и реальным в этом мире тумана и боли были только крепкие руки и плечи Ю. — Как в детстве, — еле ворочая языком, пробормотал Гакт, когда Ю осторожно уложил его на кровать. — Ты в детстве тоже всегда был рядом, когда было плохо… — Гаку, у тебя бред, — со спокойной улыбкой отозвался Ю, помогая другу устроиться поудобнее. — Мы с тобой познакомились, когда нам было лет по семнадцать. Вряд ли это можно назвать детство. Гакт тяжело вздохнул, морщась от боли и пытаясь сфокусировать взгляд на Ю. Кое-как улыбнулся. — Я помню. Ты всегда приходил… Когда я болел… Играл на скрипке… И прогонял их… — Кого – их? — удивился Ю. — Не знаю. Но ты всегда говорил: не бойся, я их прогоню. И скрипка… Всегда была скрипка… Гакт еще что-то бормотал, но постепенно заснул. Ю положил руку ему на лоб. Лоб был горячий и мокрый. От прикосновения Гакт задышал ровнее. Он знал по опыту, что раз Ю рядом, то все будет хорошо.