Запутанная история

      Шум, звон бутылок, треск небольшого костерка. Лунная ночь. Громкий смех и долгие разговоры ни о чем. Веселая троица сидит на заднем дворе у Риноске, весело распивая безалкогольные напитки и уже несколько часов играя в различные глупые игры. Начали они картами, которые быстро наскучили, после чего продолжили уже более веселым занятием «Я никогда не...».       В ходе этой интересной игры выяснилось, что Казунари часто забывал свою сестру в школе, ни разу не справлял нужду в море (под общий смех Рин сделал глоток безалкогольного пива в этот момент), умудрился отравиться водой, не смог прожить и недели без синяка или какой-либо травмы. Джун, в свою очередь, поведала всем о том, что питает слабость к солёным огурцам с шоколадной пастой, случайно сломала руку подруге, в детстве представляла себя лошадью и ела траву на соседней поляне. Рин... на Рина компромата нашлось больше всех. Хакер оказался тем еще шалунишкой, который успел выпить две бутылки, в то время как у Джун и Такао еще и первая не закончилась.       Чем же таким увлекательным и загадочным была полна его жизнь? Например, в детстве он случайно наступил на хвост кота, который, подскочив со сна, тут же врезался в дикого кабанчика, который пасся неподалеку... В общем, так Исикава понял, что в нем умер великий спортсмен-древолаз. Или же тот раз, когда он случайно взломал систему защиты соседнего магазина и полдня развлекался тем, что включал и выключал ее. До тех пор, пока к ним в квартиру не постучалась администрация магазина вместе с полицией. В общем, парень действительно брал от жизни все.       Джун немного подмерзла, несмотря на бурное веселье, от чего начала жаться к костру, а Рин молча накинул на нее свою куртку, оставаясь лишь в рубашке. Такао внимательно проследил за этим движением, но промолчал.       ‒ А если бы вы вдруг стали призраками, то чтобы сделали? ‒ вдруг задумчиво спросила девушка.       ‒ Хм... Я бы постарался узнать, что со мной случилось, а потом бы, может, помогал людям, ‒ Такао задумался.       ‒ А я бы не заморачивался. Если бы меня кто-то видел и слышал, то я бы устраивал какие-нибудь шпионские игры и просто развлекался, заставляя людей делать какие-нибудь безобидные глупости, ‒ Исикава ухмыльнулся, делая очередной глоток.       ‒ А если бы весь город замер на день, то чтобы вы сделали? ‒ задал свой вопрос брюнет.       ‒ Я бы... Хм... Набрала бы побольше еды, одежды, принадлежностей для рисования, книг и заперлась бы у себя в комнате на неделю.       ‒ Я бы, пожалуй, нагло вломился к Джунни, разрисовал ее лицо маркерами, покрасил волосы в кислотно-зеленый. Хм... ‒ парень вовремя оглянулся. ‒ Не бить! Это лишь игра!       ‒ И не собиралась, ‒ ответила кареглазая, делая вид, что у нее очень зачесалась голова, а не то, что она собиралась дать Риноске подзатыльник.       ‒ А если бы... если бы я предложил сбрить брови за миллион йен?       ‒ Я бы убедился, есть ли у тебя деньги.       ‒ Я бы сбрила брови Рин-Рину. Ты же не сказал, кому их сбривать, ‒ девушка звонко рассмеялась, глядя на недовольное лицо друга детства, уже похоронившего свои брови. ‒ Просто месть за волосы.       ‒ Да тут игра не на жизнь, а на смерть...       ‒ А если бы вы умерли, но имели шанс провести последний день на Земле так, как вам хочется, будучи всевластными, то чтобы сделали?       ‒ Я бы провела время с родными и близкими. Мы бы успели побывать во всех странах... и оторваться на самых лучших аттракционах мира! Ну, а также поесть в лучших ресторанах.       ‒ В принципе, да. Я бы еще на прощание взломал разом все крупные компании мира, поменяв местами их базы данных. Вот было бы веселье.       ‒ А если бы я вам напомнила, что пора сворачиваться и мыть посуду?       ‒ Я бы сказал, что к черту эту посуду, сидим до утра!       ‒ Я бы вызвался добровольцем, чтобы помочь, ‒ улыбнулся Казунари, начиная собирать тарелки из-под еды. Джун усмехнулась, весело подмигивая Рину, который лишь помахал ручкой этим двоим, оставаясь на своем месте.       Пройти по квартире Исикавы и остаться в живых – сложное занятие даже днем. А что если делать это в полумраке? Старшая Хара тихо выдавала весьма оригинальные ругательства, сталкиваясь с очередным предметом или стеной, а Такао, кажется, старательно их запоминал, жалея, что не может записать. Наконец, конечная цель путешествия была достигнута, свет включен изящным движением бедра (руки заняты), и посуда, даже оставшаяся целой, осторожно уложена в раковину.       ‒ А если бы я облила тебя водой из крана? ‒ принимаясь мыть немногочисленные тарелки, поинтересовалась девушка.       ‒ Я бы ответил тебе тем же, ‒ Казунари улыбнулся, ‒ после чего заметно напрягся и едва слышно подошел к девушке, медленно задавая вопрос.       ‒ А если бы я признался тебе в любви... что бы ты сказала? ‒ конец вопроса он задал тихим шепотом на ушко, укладывая голову ей на плечо. Она вздрогнула.       ‒ Я бы сказала, что это глупо и бессмысленно. Ты завтра исчезнешь из моей жизни навсегда, ‒ она повернулась, отложив в сторону чистую тарелку, как-то слишком серьезно глядя на парня напротив.       ‒ А если бы я поцеловал тебя, что бы ты сделала? ‒ парень сократил расстояние между лицами до десяти сантиметров, каждую секунду с напряжением ожидая удара.       ‒ Я бы врезала тебе и не позволила больше подойти ко мне ближе, чем на метр, ‒ девушка прикрыла глаза, ощущая теплое дыхание на своих губах.       ‒ Отлично... ‒ что именно для него отлично, парень разъяснять не стал, лишь облизнул пересохшие губы, прежде чем сократить такое громадное расстояние равное сантиметру, которое еще отделяло их друг от друга.       Вопреки словам, кареглазая не сопротивлялась. Она достаточно ясно давала понять, что совершенно не против этих горячих губ, так нежно и бережно целующих ее, этих рук, которые грели своим теплом ее талию и спину, а также своих пальцев, так крепко вцепившихся в его одежду, словно он мог раствориться прямо сейчас. Чего он, впрочем, делать не собирался. По крайней мере, не сейчас. Поцелуй не был долгим, но для обоих показался вечностью.       ‒ Я знаю, что это глупо, но... ‒ договорить Казунари то, что он считает глупым, не позволили. Ей не хотелось слышать то, что она и так знает. Раз уж она сдалась в его власть, то не желает ни минуты тратить на то, о чем говорить не нужно. Этот поцелуй уже был более страстным и раскрепощённым, чем предыдущий. Даже настолько, что Такао позволил себе усадить девушку на тумбочку, возле раковины. Его за это чуть ущипнули, но иных протестов не последовало. А после...       А после для этих двоих больше не осталось барьеров и преград. До рассвета оставалось еще четыре часа – через это время все для переноса будет готово. Такао коротко попрощался с Исикавой, от души поблагодарив его за все, что тот для него сделал, обещая когда-нибудь вернуть долг. Рин лишь с улыбкой кивнул в ответ, понимая что происходит и почему эти двое так резко заторопились. Только слепой бы не понял. И они вышли в все еще темную ночь, освещенную лишь фонарными столбами.       Это была самая безумная ночь в жизни Хары Джун. Они смеялись, держались за руки, ходили по всем паркам, катались на качелях, плескались в еще чуть теплом озере, чтобы потом сломя голову бежать в одеяло, которое каким-то загадочным образом оказалось у Такао, рассказывали истории из детства, школы, угнали тележку из супермаркета, чтобы прокатиться, и постоянно целовались, словно в последний раз. Хотя это действительно был именно он. Тот самый последний раз.       Пара встречала рассвет молча в объятиях друг друга, давно уже сорвав голоса от спора о том, какое это созвездие над головой и как его правильно составить. Нельзя сказать, чтобы кто-то из них был великим астрономом и знатоком звезд, но спорить ни о чем, обниматься и прижиматься к тому, в кого ты влюблен – это все, что было нужно им сейчас. А рассвет неумолимо приближался, заставляя этих двоих, лишь теснее прижиматься друг к другу. Разгорающееся на небосводе солнце могло значить для них только одно. Конец.       Усталые, но все еще крепко сжимающие переплетенные пальцы они шли по улице к ее дому. Было уже давно пора, но расставаться не хотелось. И чем дольше он мог обнимать любимую художницу, тем меньше ему хотелось уйти. Но так всегда и бывает в жизни, чтобы что-то обрести, мы должны что-нибудь потерять. Только почему-то терять ему было нужно то же, что и обрел. И это было самой большой несправедливостью в жизни Казунари Такао.       Двое стояли в комнате, крепко сжимая друг друга в объятиях и с одинаковой ненавистью смотря на предмет, лежавший на столе. Каждый думал о том, каково было бы жить для них в одном мире и познакомиться, случайно столкнувшись на улице, а не вот так. Никто из них не думал «лучше бы мы не встретились», каждый думал «лишь бы этот миг длился дольше».       ‒ Возьмешь... мои рисунки? ‒ дрожащим голосом спросила шатенка, утыкаясь ему в плечо, чтобы не плакать.       ‒ Да. Я тоже хотел, чтобы у тебя было кое-что на память... ‒ он чуть отстранился, снимая с шеи цепочку, на которой болтался совершенно дурацкий лягушонок. ‒ Мне его Шин-чан подарил. Еще в школе. Сказал, что это принесет мне удачу, ведь я в его гороскопе был на последнем месте в день экзамена... в начале, я носил его только чтобы дразниться. Но потом это стало моим талисманом удачи. И в день нашего «знакомства» на мне был лишь он и... сама знаешь. Поэтому пусть Кваки оберегает тебя, пока я не рядом.       Брюнетка тихонько рассмеялась, принимая странный подарок и чувствуя, как от кулона исходит родное тепло. Его тепло. Однако теперь действительно пришла пора прощаться. Прощальные подарки были вручены, все слова сказаны, а солнце уже высоко поднялось в небе.       ‒ Я... буду скучать. Спасибо за все, чему научил. И за то, что признался, хоть это было и безнадежно... ‒ все же удержать маленькие соленые капельки кареглазой не удалось.       ‒ Прости, что ворвался в твою жизнь вот так нелепо, а ухожу, заставив плакать. Спасибо. Просто спасибо.       ‒ Казунари, я... ‒ шатенка так жалобно взглянула ему в глаза, что он тихо простонал и поцеловал ее так, как только был способен. Выразить все чувства одним поцелуем – достаточно сложно. Но гораздо сложнее показать им, что ты для кого-то весь мир. И удивительному разыгрывающему Шуто это удалось на все сто процентов. Разрывая поцелуй Джун с силой впихнула ему в ладонь статуэтку, до этого покоящуюся на столе. Последнее, что она увидела, это полный грусти взгляд голубых глаз.       Старшая Хара никогда не была плаксой или дурочкой. Не боялась боли. Она никогда не плакала громко. Тихо хватая ртом воздух, подавляя любые возможные крики, художница молча глотала слезы, вцепившись в медальон и ковер в том месте, где стоял тот, кому она впервые в жизни доверила свое сердце. Прошел час, прежде чем кареглазая хоть немного начала соображать и поднялась с пола. Нетвердой походкой она покинула свою комнату, задержавшись на секунду у двери, глядя на свой стол. Там ей сегодня не уснуть.       Тихо отворив дверь в комнату сестры, девушка чуть улыбнулась. Ее малышка Шизука крепко спала, свернувшись калачиком. Джун ловко проскочила к ней в одеяло, стараясь не разбудить, крепко прижала к себе и совсем тихо прошептала:       ‒ Спасибо тебе за него, Шизука... и спасибо, что вернулась.       Шатенка прикрыла глаза, улыбаясь воспоминаниям, которые ей подарил «случайный друг». Всем шуткам, глупостям, неловкостям, радостям и горестям, которые приключались с ними. Она и сама не знала как, но научилась у него открыто улыбаться, смеяться и быть менее холодной к окружающим. За перебиранием воспоминания, шатенка незаметно для себя уснула, ощутив всю усталость этого дня и ночи.       ‒ Прости, сестренка... ‒ раздался запоздалый ответ Шизуки, который уже никто не услышал.