Don't fall asleep!

Огонь. Яркие языки пламени покрывают все пространство, а едкий дым забирается в легкие. Жарко. Кожа горит. Девушка осматривается. Не может понять где находится, и как вообще тут оказалась. Паника накрывает ее с головой. Вертит головой, пытаясь найти выход из этого костра, который подбирается к ней все ближе и ближе. Убирает с лица растрепанные волосы, глубоко дышит, но в итоге только откашливается, слишком тяжело. Глаза начинают слезиться, а ноги подкашиваются. Она уже почти опустилась на колени, почти сдалась, почти разрешила пламени овладеть собой. Почти… Разрывающий душу крик выводит девушку из себя. Она резко поднимает голову на звук и замечает дверной проем, который находится по другую сторону пламени. Не думает, почему сразу его не заметила, в таком состоянии это не удивительно. Сил на раздумья не остается, она старается дышать как можно реже, от чего голова идет кругом. Хуже все равно быть не может. Она поднимается опираясь на стену и осматривает путь. Либо получит невероятное количество ожогов, либо сгорит полностью. Если останется на месте все равно сгорит. Она старается об этом не думать. Сжимает со всей силой ладони в кулаки, готовясь к боли. Уже предчувствует, что ее ожидает. Шаг. Затем еще один. И еще… Останавливается, ведь крик повторяется, но в эту же секунду подрывается с места и бежит. Бежит через все помещение. Она должна помочь, если не себе, то хотя бы той девушке, чей крик так бередит душу. Бежит, стараясь прикрывать лицо руками, и почти в самом конце, когда оставалось сделать буквально шаг для того, чтобы покинуть это пламя, до нее доходит. Осознание как-то резко обваливается на нее. Осознание того, что она не чувствует боли. Она стоит в огне, но он не разъедает ее кожу, не оставляет ужасные пузыри, не уродует. А как будто обволакивает, защищает, как нечто свое. Как частичку себя. Девушка вновь начинает глубоко дышать, но уже без каких-либо проблем. Она чувствует привкус дыма, гари, но это ей не вредит. Огонь ей не вредит. Сердце бешено стучит, голова до сих пор идет кругом, но уже не от нехватки кислорода, а от чего-то другого. Страх, непонимание, отчаяние… все вместе. Крик повторился, но уже более слабый. Это уже был не крик о помощи, а просто сожаление. Да, сожаление. Жалость к самому себе. И девушка уже не срывается с места. Уже слишком поздно. Она это понимает. Даже, если она успеет добежать до незнакомки, она навряд ли сможет помочь ей. По щеке скатывается одинокая слезинка от понимания того, что ты не помог человеку в беде. Огонь забрал ее. Это конец. Девушка осматривает свои руки, на которых надеты черные, кожаные перчатки «без пальцев», осматривает себя: она вся в черном, какая-то непонятная, обтягивающая форма, которая к удивлению не сковывает ее движения. Продолжает стоять в пламени, наслаждаясь. Страх прошел, осталась только жалость и непонимание. Это сон. Она убеждает себя в этом. Как можно по другому объяснить то, что она стоит в огне и не горит, то что она не чувствует жжения и боли? Почему не помнит, как оказалась здесь, и что это за одежда? Слишком много вопросов… — Оллисия! — крик, слишком громкий и какой-то приглушенный. Она не пытается понять кому принадлежит этот голос. Добегает до дверного проема, оглядывается. Дом. Находится в каком-то доме. Языки пламени проглатывают его, оставляя за собой лишь пепел и угли. Она не узнает это помещение, но и на раздумья времени нет. Ищет человека, что звал её, пытается позвать, хоть как-то показать свое местоположение, но не может. Открывает рот, но не слышит собственного голоса. Хватается за горло, пытаясь покричать, сделать хоть что-то. Все тщетно. Старается держать себя в руках, не давая новой волне паники охватить себя. Пламя не вредит ей, но это не значит, что оно не вредит тем, кто ее ищет. Осторожно ступает по прогоревшему паркету, ища выход. В глазах как-то странно мутнеет, а голова начинает болеть с удвоенной силой, такое чувство, что бьют ультра звуком повышенной частоты. Слишком больно. Невыносимо. Силы покидают тело. Почему так неожиданно? Девушка спешит, идет не видя куда, главное покинуть это место, но натыкается лишь на запертую дверь. Разворачивается, как-то нелепо, изо всех сил пытается удержаться на ногах, держась за голову. Все очень плохо. Крик. Спасательный крик. Она срывается с места, бежит на него, натыкаясь на балки, спотыкается. Не удерживает равновесие и падает. Сил не хватает, чтобы подняться. Темнота настигает её. Она поднимает голову. Из последних сил старается, глаза начинает щипать от перенапряжения. Видит силуэт, что бежит к ней, но не может разглядеть. Слишком мутно в глазах. Она теряет сознание, опускаясь всем телом на пол, но перед этим слышит фразу своего спасителя: «Мы сделали это»

***

POV Оллисия Я открываю глаза и первое, что вижу это очень даже шикарную люстру на натяжном потолке. В горле сухо и першит, пытаюсь покашлять, тем самым привлекая к себе внимание. Ко мне подбегает Кэрол, она слишком бледна. Улыбаюсь ей краем рта, а она неожиданно начинает реветь, кидается ко мне на шею, что-то бубня себе под нос. Не могу ничего разобрать. И понять. Что происходит? Перевожу взгляд на Алекса. Он тоже обеспокоен, но разговаривает с кем-то по телефону. Пытаюсь встать под напором Кэрол. Не чувствую боли, мое состояние радует, поэтому совершенно не понимаю почему эти двое так распереживались. — Вы чего? — смотрю то на одного, то на другого. Улыбаюсь, пытаясь разредить обстановку. — Ты завтра же, слышишь, завтра же идешь к доктору. И я сама лично доведу тебя до двери. И если у тебя вдруг что-нибудь… что-нибудь… Я сама лично тебя прикончу, ты меня поняла? — слишком серьезна. Я не имею права отказать. — Я позвонил в скорую, все равно они слишком долго собирались. А если бы у тебя тут приступ был. Ну, и медики у нас… — Алекс взъерошил волосы. Мне стало дико не удобно. Кэрол так долго ждала этого свидания, а я все испортила.. — Что случилось? — единственное что меня волновало больше, чем испорченный вечер. — Ты опять упала в обморок, хорошо хоть Дил был рядом. Он донес тебя до дивана, подложил подушку под голову и позвал нас. Ты была в отключке минут пятнадцать. — Кэрол развела руки в стороны. Опять обморок, что-то в последнее время это стало частым явлением. Ничего не помню… — Я уверенна, что ты преувеличиваешь — вновь улыбаюсь, теперь и подруга улыбнулась мне в ответ. Стало намного легче. — Эм… Дил? — переспрашиваю, так как не знаю никого с таким именем. — Дилан — друг Алекса. — она оборачивается, пытается отыскать его, но в комнате только мы трое. — А кстати где он? Алекс тоже оборачивается. Все так сильно беспокоились за меня, что никто не заметил как он исчез. — Я здесь — брюнет выглядывает со второго этажа, машет нам рукой и миленько улыбается. Сразу видно кому здесь совершенно параллельно на мою персону.Быстро спустился со второго этажа, перепрыгивая через несколько ступень. — Рад что ты жива — даже не смотрит в мою сторону, хотя обращается явно ко мне. Осматриваю его. Да, это из-за него я тогда чуть от мороза не умерла, а сегодня в обморок грохнулась. Он приносит мне одни беды. Зато теперь у моего врага хотя бы есть имя. — Ладно мне пора, веселитесь, если получится — хватает с кресла свою кожаную куртку, перекидывает ее через плечо и направляется к двери, но путь ему перекрывает Кэрол. — Не думаю, что Лис стоит здесь оставаться ей нужен покой, посмотри на нее она же такая бледная — показывает на меня. Что, хочет избавиться, чтобы побыть с Алексом наедине? Ясно, ясно. — Отвези ее домой и отказ не принимается — заканчивает она и подходит ко мне, помогает встать. — Да, мамочка — недовольство так и сквозит в его голосе, но он не возникает. Спокойно стоит и ждет меня возле двери. — Завтра я за тобой зайду и мы пойдем к врачу, ты меня поняла? — Да, мамочка — повторяю слова Дилана, но с нежностью. Обнимаю подругу и мы выходим за порог. Дверь за нами закрылась и Дилан сразу же направился к байку. Вот только этого мне не хватало. Ужасно боюсь скорости. — Ну, и долго я тебя ждать буду? — сжимает губы в тонкую линию, одевает очки. Не спеша подхожу, перекидываю ногу через сидение, устраиваюсь поудобнее. Не хочу держаться за этого кретина, но жизнь дороже. Слышу визг мотора, вцепляюсь еще крепче и всем телом чувствую его ухмылку «Иди к черту, Дилан»