Ненадолго

Не сказать, что Осаки отличалась большой добротой или сочувствием. Скорее она смотрела на проблемы других свысока, как бы рассуждая, что они будут делать, чтоб свои проблемы решить. И если человек справлялся, то она довольно хмыкала, отмечая про себя, какой он молодец. А если проблемы побеждали, то она качала головой, считая человека слабаком. В таком случае трудно было вернуть ее уважение. Син был мрачнее тучи. Странное состояние для улыбчивого мальчика. И пусть его улыбка чаще всего была наигранной, ненастоящей, ее отсутствие заметили все. Искренние улыбки на лице Сина тоже были, но не появлялись, а расцветали. В такие моменты не улыбнуться в ответ было нереально. Он становился простым шестнадцатилетним мальчишкой, которого хочется обнять и потрепать по волосам. Он им как младший брат. Но последние три дня басист был молчалив, старался избегать взглядов в глаза. Под его глазами залегли тени, как от бессонницы. Жесты вялые, будто он устал. Плечи поникшие. И пересохшие губы в мелких ранках, там где он откусывал огрубевшую кожу. Первым переполошился Нобу еще в их общей квартире. Син лишь отмахнулся от него, мол сам разберусь – не маленький. Вот здесь Нобу согласен не был. Да, Син на многое имел куда более взрослый взгляд, чем гитарист, но все равно оставался младшим, которого надо оберегать. Ясу наблюдал со стороны, сквозь дым своих сигарет. За темными очками не видно прищуренных в беспокойстве глаз. Он не выдержал на второй день. В коридоре схватил басиста за шкирку в затащил в туалет. - Что происходит? – глубокий голос барабанщика влиял даже на парней, не говоря уже о девушках. - А что такое? – юлил басист. - Не выеживайся, - строго бросил Ясу. Он явно не был настроен на хождение вокруг да около. – Что у тебя случилось? - Прости, Ясу, но это не твое дело. - Все что касается участников группы, касается и меня. Ты не должен держать все в себе. Мы твои друзья и поможем. - Правда, Ясу, - тон Сина стал совсем мальчишьим. Может быть, это на ком-нибудь и сработало, но не на старом добром Ясу – он понял, что все это наигранно и Син просто хочет от него отвязаться. – Все нормально. Я сам разберусь. Усталый вздох вырвался из барабанщика. - Если понадобиться наша помощь – проси. Не надо строить из себя героя. - Не буду, - кивнул басист, провожая широкую спину Ясу грустным взглядом. В туалете, как и везде в этой чертовой студии курить нельзя. Син закрылся в одной из кабинок и вытащил пачку сигарет. Закурил. Он откинулся на стену, закинув голову назад, и пускал носом дым, прикрыв глаза в блаженстве. В груди щемило от заботы этих двух. Никто раньше так не заботился о нем, как ребята из группы. Он бы хотел иметь такого отца, как Ясу. Парень поежился, крепче сжав веки – к глазам подступили слезы. Нет, это не по-мужски, он ни за что не заплачет. Басист приложился головой о стену, стиснув зубы. Он сам себя не понимал. Ему до одури плохо, но он не может ни с кем поделиться. Вся это боль только его, будто рассказав о ней кому-то, он отдаст ее. А это было недопустимо. Выкинув окурок в унитаз и спустив воду, Син отправился на репетицию. Нана наблюдала за ним искоса, прищуриваясь. Приглядывалась к его поведению, как кошка, наблюдающая за воробьем. Под этим взглядом Сину было неуютно. Казалось, она видела больше, чем парни. Но она молчала, и басист отводил взгляд, брал в руки бас и играл. После репетиции Син побежал в туалет. В голове билось только «курить-курить-курить», живот скрутило невыносимой болью, которую мог унять только никотин. Говорят время лечит. И парнишка понимал это, стоя в кабинке и пуская струи дыма. Ему стало легче. В груди уже не так болело, при воспоминаниях о тонких руках с красивыми пальцами, о шелковых волнистых волосах. Басист корил себя за то, что позволил себе так привязаться к этой девушке. Хлопнула входная дверь, заставив Сина вздрогнуть. В этот час в студии толком никого не было. Тяжелая поступь по кафелю. Обувь, способная производить эти звуки была только на одном человеке во всем здании. Нана. Парень съежился, вспоминая взгляд, которым она на него смотрела последние несколько дней. Черт! – в мыслях завопил он, понимая, что Осаки не просто так сюда пришла. Повисла тишина. Син стоял в кабинке, а где-то с той стороны стояла Нана. Не двигалась и молчала. Прятаться казалось парню низко. Он глубоко вдохнул и вышел, встретившись взглядом с вокалисткой. Нана сидела на мраморной мойке и болтала ногами в воздухе. Смотрела на него так пристально. - Знаешь, - начала она после минуты молчания. Голос прокуренный, казалось проникал под кожу, - мне в общем-то все равно на людей и их проблемы. Люди слабаки, - после этих слов Син усмехнулся. – Даже я, - продолжила она, - не могу бросить курить, не могу себя контролировать рядом с Реном, - она говорила тихо и так сокровенно. – И не смотря на все это, я не смогу смотреть, как мучаются дорогие мне люди, - Син замер на полувдохе. «Дорогие мне люди» - эти слова забились в голове набатом. – С тех пор, как я увидела тебя с гитарой в руках, и ты стал частью группы – ты стал для меня родным. Для всех нас. Мы все о тебе беспокоимся и поможем. Так что будь добр, прекращай изображать страдальца. Разберись со своей болью и начни улыбаться. А то уже раздражает твоя несчастная рожа. - Вот как, - усмехнулся Син. В глазах появилось веселье, что не укрылось от Осаки. - Эх ты, - улыбнулась она, соскочив на пол. – Вы для меня семья. И я буду оберегать вас как смогу. Нана подошла вплотную и поцеловала его в губы. Крепко, почти страстно. - Не стоит так переживать из-за женщины. Она того не стоит, - произнесла Осаки, прежде, чем выйти. Син смотрел ей в след, невольно прижав пальцы к губам. А спустя пару секунд рассмеялся.