Гарри Поттер и магия философского камня

Хэллоуины Гарри не любил. Этот день всегда казался ему насмешкой. Словно целый мир на него ополчился, и каждый встречный планировал причинить ему боль. Сам день был не таким уж и страшным. Гарри просто убирался с утра и до ночи, наблюдая за стайками счастливых детей и подростков, перебегающих от одного дома к другому. Их счастье мальчика никак не задевало. Ну, бегают, едят конфеты, выпрашивают сладости. А потом, как Дадли, устраивают истерику о том, что не хотят идти к стоматологу. Гарри так не хотел. Самым страшным для него в этот день было наступление ночи, вместе с которой всегда приходили кошмары. Кошмары были коротенькими, совсем-совсем маленькими. В них не было ничего такого, что он мог бы видеть. В этих кошмарах всегда была бескрайняя темнота. Потом приходил первый голос, чуть шипящий, злой, яростный. Вслед за первым голосом появлялся голос второй, мужской, надежный. Гарри каждый раз надеялся, что на этом втором голосе кошмары закончатся, но тьма раскалывалась зеленым светом, и он слышал женский крик, полный муки и бескрайнего отчаяния... Гарри не помнил, что говорил первый голос, что второй, он долгое время не понимал, почему так отчаянно кричит женщина. До попадания в этот – волшебный мир. Здесь он сознал, что происходит, здесь он понял, что эти кошмары были осколком прошлого, раз за разом возвращающегося из небытия памяти. В этих коротеньких мозаичных кошмарах Гарри видел ту ночь, когда погибла его семья. - Гарри? - Драко вырвал мальчика из размышлений. В волшебной школе Хэллоуин, как, впрочем, и любые другие дни был волшебным праздником. Огромные тыквы с огорода лесника Хагрида парили в воздухе, будто в невесомости. Маленькие фиолетовые мышки перелетали с места на место, и, несмотря на свою магическую природу, порой пикировали вниз, чтобы что-то стащить со стола. Девчонки в такой момент визжали, парни смеялись. Факультеты сидели каждый со своим, но после ужина старшие курсы отправлялись на свой отдельный праздник и уже там все факультетские условности забывались. - Извини, - пробормотал Гарри, - я отвлекся. - И, конечно, не слышал, что я сказал! - Драко даже не рассердился, только хмыкнул. Кажется, он уже мало-помалу научился понимать своего однокурсника. В какие-то моменты лучше всего было его просто не трогать. А в какие-то моменты происходило что-то совсем непонятное, и сам Драко под влиянием этого мальчика начинал совершать поступки, которые никогда бы не совершил. Например, Малфою и в голову бы не пришло подбивать однокурсника на то, чтобы кому-то отомстить. А сейчас, глядя на него, ещё поёживающегося, – хочется. Случилось феерическое. Рон Уизли, ранее довольствующийся стаканами с водой, на Гарри вылил ведро. Причём, «заботливо» воды охлаждённой, до кусочков льда. А дальше в дело вступил закон Мерфи. Главная беда школьников до этого состояла в том, что Рона на горячем никто не ловил! Все студенты знали, кто именно их обливает, а вот доказательств не было. Преподаватели только разводили руками. Даже уже старшие курсы на Слизерине начали недовольно шипеть, что преподаватели не выполняют свою работу. А тут, как кто зелье удачи пролил, Гарри повернулся и пробормотал первое, что пришло ему в голове – «никариум долоса» - небольшое заклинание, которое они изучали на чарах. Оно не действовало на живых людей, да и с первого этажа волшебной лестницы не было видно, кто стоит на втором этаже. Но Гарри кастовал на материю неживую – на подошвы вредителя! А место, где тот стоял, мальчик просто вычислил. К неудаче Рона Уизли, действительно стоящего наверху, именно этот момент выбрали преподаватели, возвращающиеся с дежурства с запретного коридора, чтобы выйти на площадку. На его двойную беду, на Хэллоуин там дежурили профессор Макгонагалл и профессор Снейп. Минус пятьдесят баллов Гриффиндору, две недели отработок для «мистера Уизли» у Аргуса Филча и полный игнор рыжего мальчишки на празднике. Для Гарри дали перцовое зелье, а высушил его щипящий себе под нос что-то профессор Снейп. Побочным эффектом от зелья было лёгкое познабливание и периодический пар из ушей или прямо от макушки. - Прости, - Гарри потер лоб. - Голова заболела. - Может, тебе вернуться в спальню? - Скажешь старосте? - Конечно. Благодарно кивнув, мальчик с трудом сложил губы в какую-то гримасу и выскользнул из-за стола, так и не притронувшись к еде. Драко хмуро смотрел ему вслед. А потом, как свидетелю того, как рыжий вредитель получил по заслугам, Малфою пришлось отвечать на вопросы сокурсников. Гарри же действительно собирался пойти в свою комнату. Он бы и пошёл, если бы, проходя мимо когтевранского стола, не услышал: - Как он мог! - возмущалась черноволосая поджарая девочка. - А вы куда смотрели?! - Падма, хватит, правда, - две уже пристыженных девочки смотрели на говорящую со следами румянца на щеках. - Кто знал, что так получится? - Кто знал! Вы должны были знать! Договорились же, что чистокровные должны держаться вместе и помочь магглорожденным войти в наш мир. А вы, вместо того, чтобы помочь, только её зашпыняли ещё больше! И я об этом узнаю мало того, что только сейчас, так вдобавок абсолютно случайно. Будущие звёзды магического театра. Магглы вы! В обычный театр вам и дорога! Дальше Гарри уже не слушал. Девочки были когтевранками, а тех двух подружек, на которых ругалась черноволосая Падма, он не раз видел с Гермионой. Речь, скорее всего, шла о ней. И, как понял мальчик, за столом её не было. Выйдя из большого зала, он осмотрелся по сторонам. Стоило попробовать найти Гермиону, а значит, нужно было идти в библиотеку. Накатило на Гарри неожиданно. В коридоре было пусто и очень, очень тихо. Весь шум остался там – за огромными двойными дверями. И на мгновение показалось, что он снова у Дурслей. В маленьком чуланчике под лестницей, закрытом снаружи… У него нет света. Нет воды. Нет, тем более, еды. Он не знает, сколько прошло времени, после того, как его здесь закрыли. Он пытался считать, но каждый раз сбивался. Снова и снова на разных цифрах. Сто. Четыреста. Триста. Тысяча. Пятьсот. Две тысячи. Двести. Семь тысяч… Все, что ему оставалось - это шаги. Он умел по ним определять, кто пришёл домой, в каком состоянии, в каком настроении. Пройдут ли они мимо ... Или не пройдут. Тонкие каблучки простучали по коридору, кто-то споткнулся, зашуршали пакеты. Бумажный пакет для хлеба... Рот мальчика мгновенно наполнился вязкой слюной. Он уже давно не ел хлеба... Тяжелые шаги - это дядя Вернон. Припрыжка, от которой дрожит лестница - это Дадли. Небольшое шарканье - это Пирс пришёл в гости. Лёгкие шаги с периодическими ударами в стены - это его друг Энтони. Шаги были разными, но могли рассказать многое. Какое время дня. Или ночи. Сколько времени прошло с того, как он слышал шаги в последний раз… …Эти шаги тоже могли многое рассказать. Они были тяжелыми, едва уловимая вибрация расходилась от них по стенам и потолку. Гарри дёрнулся испуганно, выныривая из воспоминаний. Шаги?! Такие тяжёлые шаги в школе магии? Нужно было немедленно позвать кого-то из взрослых. Кого-то, кто смог бы поверить, что мальчик услышал шаги не просто из соседней комнаты, а через перекрытия этажа. Наверное, Гарри бы вспомнил. И про то, что профессор Северус Снейп говорил, что студенты должны в первую очередь, абсолютно с любым вопросом идти к нему. Может быть, он вспомнил бы и о том, что к нему почему-то дружелюбно отнесся (по сравнению с остальными) привидение Кровавого Барона. Возможно, даже Гарри бы вспомнил о том, что вокруг школа, и просто обязана быть какая-то охрана! Пусть даже и не человеческого происхождения. Но меняя ход событий и его размышлений, сверху зазвучал отчаянный детский крик. Крик девочки...

***

Настроение у профессора Снейпа было почти хорошим. Студент «великолепной Минервы», гриффиндорец, по умолчанию подобными вещами не занимающийся, был уличен в таком возмутительном поведении! Даже рыжие близнецы Уизли: Фред и Джордж, от которых в своё время страдали практически все преподаватели, такого себе не позволяли! Облить студента, да ещё и другого курса, да ещё и на глазах у собственного декана, да ещё и к радости профессора Снейпа – не просто водой, а водой ледяной в смеси с зельем! Да быть лучше ничего не могло! Жаль, немного, что отработки Минерва назначила первокурснику с Аргусом, но от тупых гриффиндорцев профессор уставал еще на парах. Так что то, что на отработки этого ребёнка отправят к завхозу школы, он не видел ничего совсем уж плохого. Не сказать, что профессор Снейп ненавидел свою работу. Нет. Он просто не любил детей. Да и не хотел он никогда работать преподавателем! Никогда не хотел. Что может быть хуже, чем следить за скопищем этих мелких созданий, крикливых, сующих свой нос куда не следует и постоянно по этому носу получающих! А ещё бледных. Взгляд профессора остановился на Гарри Блэке. Гарри Поттере. Ещё предстояло прочитать письмо от Сириуса Блэка, доставленное патронусом зельевара многих пугающего. Еще предстояло выяснить, какой цели Рон Уизли, а через него профессор Квирелл, собирались достигнуть, обливая мальчика зельем. Проблема их была только в том, что зелье было из кабинета профессора Снейпа, и подменено оно было за несколько мгновений до начала применения. Как только профессор узнал о том, что зелье из запретной секции в его кабинете было похищено. Но почему, откуда такой интерес всё-таки? Гарри был настолько неосторожен? Или в происходящем была ещё какая-то подоплёка? Мужчина ушел в свои мысли, а когда опомнился - первокурсника за столом уже не было. Он напоминал тень. Был, был и пропал. После пар, из большого зала или из общежития, из библиотеки или из коридоров - он исчезал мгновенно, и никому не удавалось из тех, кого Снейп попросил за ним присмотреть, отследить перемещения мальчишки. Покачав головой – шило в одном месте, в точности как у отца, Северус начал подниматься из-за праздничного стола. Он ещё не догадывался, что планы на этот вечер, которые он строил, придётся пересмотреть. Потому что огромные двери, которые вели в большой зал, распахнулись едва-едва, чтобы внутрь смог просочиться бледный высокий человек. Но самым важным было не это, самым важным было другое. Профессор Квирелл, от которого уже давненько даже его коллеги не слышали ни слова, кричал в голос. И эти слова: - Тролль!!! Тролль! Тролль в подземелье!!! Заставили онеметь весь зал. Остановившись перед преподавательским столом, профессор Квирелл окинул растерянным взглядом коллег, переспросил невнятно-испуганно: - Вы не знаете? …И рухнул в обморок!, дав отмашку самой жуткой – детской панике…