Another story

- Поверь мне на слово, у Мехмета нет лучшего воина, чем этот, - сидя возле скромного шатра, очищая свой ятаган от крови, рассказывал янычар лет двадцати восьми, закалённый сражениями и сам, казалось, пропитанный кровью врагов и грохотом осадных орудий. Тянулся запах еды, которую готовили для воинов, восточных специй и сладостей, как если бы это не была не турецкая земля. - Вот как, - воодушевился второй, - хотел бы я посмотреть на него в деле, - юноша был мехтермер, и теперь, пока шатры были как следует натянуты и в его услугах не было нужды, было время поговорить и узнать, что происходит на полях сражений, где он не бывал. - Я бы тебе не пожелал этого видеть, - покачав головой, усмехнулся янычар, - это жуткое зрелище. - Пойду хотя бы пообщаюсь с ним, скоро будут подавать еду, невольно заведу разговор о том, что много ходит о нём слухов. Скажи, как я узнаю его? - Послушай, держись от него подальше. Нет для него ни чужих, ни своих. Его силу только султан усмирить может. – предупредил мужчина. Сказано это так было, словно и самому ему страшно было рядом с ним оказаться. Слуге было проще поверить, не сомневаясь. - Сколько же ему лет? – уже просто из любопытства спросил он. - Шестнадцать… Раду Дракула, третий сын Влада Дракула, младший из своих братьев, был рождён летом в Тырговиште, от второго брака. Мать его долго мучилась, вынашивая его, и прожила недолго после родов. Мальчик был на диво хорош собой, переняв вместе с жизненными силами красоту матери. Потому ещё горше было смотреть на него отцу. Спокойное детство шло быстро, текло, как поток водопада, готовый к юности рухнуть со скал со всей силой, пеня шумную воду. К девяти годам с братом Владом отправил его отец к туркам в качестве заложников. Султан Мурад был рад такому подарку. Это давало некоторые гарантии, хотя, впрочем, и не помогло. Бояре убили отца и старшего брата, венгры посадили на трон своего ставленника. Как призраки стали мальчишки, горем убитые, но не желая сдаваться, и тихая ярость в них обоих залегла. Тогда их и разлучили – Влада отправили в крепость, учить пыткам и изводить заключением, Раду стал украшением покоев султана. Всё это было лишь становлением. Яйцо трескалось, привычный мир готовился разрушиться. - Отчего ты так невесел? Ты теперь под моим покровительством, - проверещал Мехмет, сын султанский, ровесник Влада. Очаровал его Раду, и потому теперь доволен он был, что дикий мальчишка в его власти. Коснулись пальцы подбородка, подняв угрюмое печальное лицо, обрамлённое тёмными завитками. - Если хочешь любить меня – убей, - резко ответил он, не смущаясь даже прикосновений. - Зачем же я стану лишать тебя жизни, а себя – радости? – покачал головой шехзаде, - ты теперь мой. - Тогда отправь тоже в Эгригез, - настаивал он, - как Влада. - Тебе незачем быть там. И к брату ближе ты не будешь. Даже не проси, - возразил Мехмет, но тут же хватку нежных пальцев почувствовал на шее. - Ты сделаешь, как я говорю. Не потому, что я иду вслед за Владом. Я сам так хочу! Дай мне время постигнуть страшную науку, - говорил он, пока евнухи оттаскивали его за руки, - ты не пожалеешь! А после я сам приду к тебе! Он вырывался, наконец ударив слуг локтями и высвободившись, отпрыгнув назад, приблизившись к Мехмету и, как со стороны показалось, поцеловав, прежде чем его увели. И тогда шехзаде почувствовал кровь на своих губах. Дикий, дикий драконёнок! Эта прихоть была исполнена, и Раду отправился в ту же крепость, где находился Влад – тот всеми силами желал выжить, лишь бы потом суметь жестоко отомстить. Для него самого было пыткой видеть пытки других людей, провинившихся турок и христиан. Раду же с завидным упорством и старанием изучал эти уроки, приобретая навыки. Палач не мог на него нарадоваться, ставя в пример. Непонимающе встречался взгляд родных зелёных глаз с небесными. «Нет, то не небо, то яд» - мыслил Влад, когда видел, как Раду с восторгом снимал кожу с жертв. - Молись Аллаху, чтобы по силам тебе было управлять подобной силой, - предупреждал сына Мурад, умирая. Первое, что сделал после его смерти Мехмет – освободил Влада и Раду. Восседая на своём троне и поглаживая рыжеватую бородку, уверенно он повелел служить в Валахии ему и его интересам. А он, в свою очередь, обещал предоставить войско для того, чтоб занять престол, на котором всё ещё находился венгерский ставленник. - Я остаюсь, - не требуя возражений, ответил Раду, ещё более возмужавший. Скорлупа отваливалась, уже виден был драконий глаз. Рядом стоял Влад, скрипя сердцем и сдерживая зубовный скрип, соглашаясь на условия, обещая в мыслях со временем расквитаться и за смерти, и за годы плена. – Ты говорил, что хочешь покорить Константинополь. Позволь быть первым воином в твоём войске. - Раду! – Влад вскипел, едва не ударив брата, едва не назвав его предателем. Но он не предавал. Он не был ни на чьей стороне, он просто хотел силы и сражений. - Вот ты и вернулся, - с улыбкой заметил султан, одобрительно чуть склонив голову в белом тюрбане. Разошлись братья Дракула. Разлетелась скорлупа, дракон выпорхнул, закричав и огонь в себе чуя. Мехмет назначил своего валашского спутника командиром, дав ему целый отряд. И тот не сказал, что он ему и не нужен, а вот остро заточенному ятагану с каменьями на тяжёлой рукояти обрадовался, забегали лихорадочно зрачки в глазах его, с тех-то пор и понял Мехмет, что никакому подарку не радуется так душа юноши, как оружию. С тревогой и нетерпением ожидал он сражений. Но те словно сами искали своего поклонника. Гонец весь запыхавшийся от бега ввалился в зал султана, когда тот отправил Раду подавлять восстание в Анатолии. - Выслушайте меня, пресветлый господин! При себе вы самого шайтана держите, помилуйте, сжальтесь надо мной! Правду вам говорю - сила эта непокорная, непредсказуемая! Лучше убейте меня, с ним рядом быть невозможно, насилу я ноги унёс! – на коленях подползал перепуганный слуга. - Что ты мне бормочешь!- негодуя, воскликнул правитель. - Вы сами, вы сами видеть всё должны! – надрывался мужчина, продолжая кланяться. Вскочив со своего места, Мехмет стал прохаживаться. - Так справился ли он? - Чересчур… То сумел понять султан, когда решил Константинополь завоевать. С ревностным усердием пускал Раду стрелу за стрелой в каждого грека, везде впереди был и всюду противника хищным взглядом выискивал. Нападали порой целые отряды из Константинополя, что ещё были в этом городе. Обернувшись в один из таких дней, увидел тогда Мехмет, что значили слова того турка. Раду не чувствовал ран, пригибаясь и отскакивая, но тут же наступая вперёд, перерезая глотку и вкручивая ятаган в солнечное сплетение, локтём ударяя сзади стоящего под дых, ногой отталкивая, пиная в грудь ещё одного. Вынимая меч из трупа, другого разрубал он пополам, выхватывая его меч и кручась, как вихрь, смертоносный волчок, разрубая всех, кто под руку ему попадается – то и турки были тоже, и сербы, но не видел Раду ни союзника, ни противника меж собой. Рубил он ноги и руки, четвертуя на ходу, вырезал дыры в животах и груди, вытягивая гирлянды кишок, вырывая сердца. Кровь потоками текла и фонтанами окрапляла его, а он счастливо и радостно улыбался, купаясь в ней, знай только танцуя меж мёртвых тел, то снова опускаясь, да раскинув руки, и крича, бросался на противника, словно расправивший крылья дракон. Кто быстр был – тому кинжал в бедро, кто осторожен – отрубал пальцы вместе с мечом, кто стрелами достать пытался – облизывался, цель завидя, и, минуя выстрелы, зарубал мечами на куски. Замер Мехмет, глаза распахнув и не шевелясь на коне своём белоснежном, тоже страх чуявшим. - Сила то опасная…но моя зато, - прошептал он себе, стараясь в то верить. Иные видели уже греки, к чему сражение с валашским юношей приводило. Бросились они бежать от него. Раду фыркнул, недовольно смотря на них. - Не сметь! – рыкнул он, отняв у кого-то из турок копьё и метнув в сторону бежавших, сразу троих насадив. Довольный своей выдумкой, Он принялся стрелять по живым мишеням из лука, а кого ранил, а не убил, сам потом на колья помогал насаживать. Меч свой алый целовал и с такой любовью с него кровь слизывал, с какой и не мог мечтать Мехмет, чтобы он взглянул на него. Зато после сражения становился словно ручной кот послушен. Оттирали слуги кровь с его тела, изящного и проворного, и довольно он принимал поцелуй руки от султана, колдовскими своими глазами улыбаясь. - Почему ты решил свободе предпочесть служение мне? Ты волен, Раду, - присев рядом, кончиками пальцев волос, по плечам сбегающих, касаясь, словно шёрстки, спросил османский владыка. - Тебе я и не служу, Мехмет, не думай лишнего, - полыхнули хищные глаза, - но ты избрал путь завоеваний. Ты хочешь множество стран, княжеств и иных владений покорить. Пока я буду рядом с тобой – мне всегда будет, с кем сражаться, мой меч всегда напьётся крови. Не останавливайся, Мехмет. И моя сила всегда будет твоей. - Воистину, дикий ты зверёныш! – изумлялся султан, и любуясь им, и боясь. Не смел он с ним, как со своим наложником обращаться – опасался, на что способен валашский мальчишка. Да и не было ни к чему любви в этом человеке – человеке ли? – кроме битвы, сражений, смертей и крови. Порой опасался турецкий правитель и за слуг своих, и за невесту, если у Раду когда она будет, а пуще всего за то – если решит занять валашский трон его воин. - Если кто и мог бы победить Влада, то только он, - тихо мыслил Мехмет, на ладонь уложив подбородок, слушая доклады купцов и послов, как со своими врагами расправляется другой Дракула, на колья их насаживая. – Варвары! Юные наложницы танцевали ему, нагие почти, а перед глазами были головы отрубленные, руки и ноги, всё смешалось в кучу черепов и костей, и пляска смерти Раду - как с упоением он двигался, весь в крови. Забрезжил алый рассвет и юный валах открыл свои глаза, пытаясь проморгаться, и осмотрел свои руки, холеные и изящные, чистые и беленькие. Через завесу балдахина видел он у самого входа в покои двух слуг, всегда готовых исполнить веления господина. - Якишикли-бей зовёт его султан, так он прекрасен, и никто с ним не сравнится, никто прочий места в сердце нашего повелителя занять не может. Чудо, как хорош! – шептал один. - А сколько, говоришь, ему лет? - Шестнадцать… Раду повернул голову – рядом лежал, умиротворенный сном, Мехмет.