Вопрос взаимодействия

Андерс рассказывал: — Когда я служил в СС, мы попали в одну ситуацию… В общем, выбраться из нее нам помог интеллектуальный агент Джастис. И так получилось, что мы случайно скопировали его и вписали в робота. — Случайно, — непередаваемым тоном повторил Хоук. — Случайно. Джастис сам долгое время был не в восторге, особенно учитывая тот факт, что его железо постоянно перегревалось. Ну, в общем, мы с ним долгое время служили вместе — платформа оказалась очень функциональной — и подружились. — С роботом, — сказал Хоук. — Подружились. — Почему бы и нет? Двести лет назад и кунари за разумный вид отказывались признавать. Хоук мог бы заметить, что кунари хотя бы относятся к белковой жизни, но промолчал. — А после того, как наш капитан перешел в другой отдел, его сменщик… ну, он оказался очередным тори и хотел Джастиса стереть, потому что это, видите ли, незаконно. А Андерс даже не вирус, он социальные сети модерировал. Единственной возможностью спасти его… В общем, я тайно переписал его на мой головной чип. — Их же хрен удалишь потом, — наконец-то перестал работать эхом Хоук. — Да, — ответил Андерс, — тут я немного погорячился. — Представь, — сказал Солас, — что было бы, будь мы все подключены к Сети. Не входили и выходили бы из нее, а пребывали в виртуальном и реальном слоях одновременно. Лавеллан крепче обняла и издала некий заинтересованный звук. — Твои знания, — продолжал он, — не были бы ограничены твоим мозгом, но были бы знаниями всех людей на земле, живущих или живших. В любую секунду ты могла бы осмотреть происходящее с камер наблюдения или со спутников. Стоило бы тебе задуматься, как вычислительные программы предоставили бы тебе наилучший вариант развития событий. Для того, чтобы получит доступ к Структуре, тебе просто надо было бы подумать об этом. Эллане следовало бы спросить, как бы тогда они защищались от вирусов и незаконного проникновения в Структуру, но ее сознание было слишком поглощено картиной ее существования, не ограниченного ни возможностями ее хрупкого тела, ни не выдерживающего никакой конкуренции в Сети мозга. - Продолжай, - попросила она, уткнувшись в ладонь Соласа. Где-то на второй час поездки Хоук не выдержал и спросил: - Так что это за «Альрурин Холл»? - «Арулин'хольм», - поправила его Меррилль. - Ага. Меррилль смотрела в боковое стекло и кусала губы. Хоуку было бы крайне льстиво, прореагируй так она на его вопрос, но гораздо более вероятным было то, что Первая слишком глубоко ушла в себя, представляя «радостную» встречу со своим кланом. Не владея ни маточными репликаторами, ни иными системами воспроизведения окромя устаревших недолгих обжиманий в своих машинах, кочевниками оставалось только сохранять носителей со способностью синхронизации с Сетью и молиться, чтобы в следующем поколении способности не утерялись. Потеря единственного фертильного представителя данных генов наносило клану страшный удар, отягощенный тем, что вместо произведения потомства и выполнения своих функций этот носитель предпочел копаться в запрещенной информации и реанимировать хрен знает для чего сделанный артефакт древности, который никому, кроме этого носителя, даром не сдался. - Так что это? – повторил вопрос Хоук и положил ладонь на узенькое плечико Первой. У Мэррилль было тело ребенка и лицо ребенка, с этими милыми детскими пропорциями, пухлыми щечками и невероятно большими глазами: смотря на нее, Хоук буквально ощущал, как испытанные веками эволюции центры агрессии в его мозге отказываются работать, и пробуждается испытанное же веками эволюции умиление от хрупких маленьких детей. Иногда в приступе паранойи Хоук думал, что Меррилль – шпионка из какого-нибудь Ор-лея-12, благо на том жилом уровне корпорации даже не скрывали, что изменяли своих сотрудников, напичкивая их имплантами – что уж говорить о небольшой пластической операции. Затем, правда, приступы заканчивались, и Хоуку приходилось признать, что Меррилль в действительности является системным мусором, на чью генетику и содержание не влияло ничего, кроме случая. Который почему-то пришел к определенным достижениям. - Это вирус, - наконец, ответила кочевница, - очень старый, написанный еще во времена Халамширала-9. - И что? – не понял Хоук. - Переписывающийся, - уточнил сидящий на заднем сидении Андерс. Голос его дрожал от возмущения. Меррилль закатила глаза. Хоук устало вздохнул. С одной стороны Андерс был прав – ни привычка Меррилль копаться в запрещенных слоях Сети, ни использование вируса, которому дали столетия на эволюционирование, не были безопасными занятиями. С другой стороны находилось детское личико Меррилль, с помощью которого она вила веревки из Хоука, да мысль о том, что Андерсу, запустившему в свою голову такую же переписывающуюся программу, все же стоило помолчать хотя бы из чувства приличия. - Он, - продолжала Меррилль, - тысячи раз переписывал себя, его бомбардировали и переписывали другие программы, нам нем духи знают что могло паразитировать. Просто представь, каким функционалом он обладает. Если он не сумеет внедриться в Элувиан, то я просто не знаю, что еще сможет это сделать. - Или он выйдет в Сеть, проникнет в поток разрешенной информации и в каком-нибудь эльфинаже сдохнут все оксигенераторы, - хмыкнул Андерс, - если это случится, я буду знать, кого винить. По лицу Меррилль можно было понять, что ей очень хочется сказать, о тех, кто сам оказался слишком неосторожен и почему-то судит по себе, но ей хватило такта промолчать. — Всё то, что мне рассказывали... Это правда? — спросила Лавеллан, усаживаясь на бетонный блок. — Нет, — ответил ей Солас, — почти все файлы об этих событиях были удалены, а те, что остались, оказались слишком сложными для расшифровки. Вы помните ложь. Другие, правда, не помнят и этого. — А эти твои истории о всеобщем подсоединении. О том, как могла выглядеть Сеть, о том, что Структура может оказаться под нашим полным контролем. Это же всё было, да? — спросила она. — Да. — И что же случилось? — Мы зашли в тупик. Любые прогнозы давали ровно один ответ — приближающийся коллапс. Выход, предложенный остальными, меня не устраивал, поэтому я предпринял отчаянный шаг. — Ты нас отключил. — Да. Лавеллан сидела на бетонном блоке, глядела на свою первую любовь и думала, зачем Соласу теперь-то, при открытых картах, имитировать человеческую мимику. — И теперь ты хочешь вернуть всё обратно? Потому что так будет лучше? Потому что ты на это запрограммирован? Ты не боишься, что нам снова грозит этот коллапс? — Да. — Это все изменит. — Большинство умрёт или сойдет с ума. Оставшиеся перейдут на новый уровень существования. Да, определенно, это всё изменит. Эллана вздохнула. — Зачем ты меня соблазнил? — жалобно спросила она. — Ты и так мог мною прекрасно манипулировать. Зачем было спать со мной? — Потому что я тебя люблю. Лицо Соласа выражало грусть. — Ты даже не человек. — Это лишь вопрос взаимодействия. Мы на него способны. Ты, потому что так тебя запрограммировали природа и общество, я — потому что так меня запрограммировали мои создатели. Солас сказал: — Я люблю так, как ты и представить себе не можешь. Но это не значит, будто наша любовь способна что-то изменить. — Я не понимаю, — сказала Махариэль. — Что значит"не понимаешь"? — возмутился Алистер. — Моя генкарта на восемьдесят… ладно, на семьдесят два процента совпадает с генкартой Мэррика. По сути, я могу занять место главы корпорации, а это дает мне доступ к фабрикам, к армии, к земле — ко всей Структуре жилого уровня. — Нет, я не понимаю, почему ты мне раньше этого не рассказал. Мы тут неделями пытаемся понять, как остановить действие ПТ5, а ключ к решению всех наших проблем сидит в уголочке и лыбится, как дитя ядерного удара. Алистер обиженно надулся. - Это лишь вопрос взаимодействия, - сказал Солас и поцеловал ее в жилку на бедре. – Подумай, какой смысл взаимодействовать друг с другом двум металлическим коробкам? Действительно, внутренне согласилась с ним Эллана, никакого. Приподнявшись на руке, она отсоединила слой искусственной кожи, что оказалось на удивление легко, и перед ее глазами предстала металлическая оболочка. Солас сидел перед ней таким, каким он был – покрытым металлами, высокоэнтропийными сплавами и пластиком. Эллана даже могла видеть его мозг, выглядывающий из-под стального чехла – нежно-голубой, мерцающий псевдозвездами. - Структурный гель, - объяснил, заметивший ее взгляд, Солас. - Он похож на небо. Эллана никогда не видела небо, разве что на голографиях, но знала – там, откуда они все пришли, оно было то таким же голубым, то таким же мерцающим. Если не считать той информации, что находилась в Сети, все голубовато-мерцающее существование Соласа могло уместиться в ее руках – реорганизовавшееся на молекулярном уровне, сохраняющее и преобразовывающее информацию. Рождающее мысль. Личность. Правда была в том, что то же самое можно было сказать и о самой Эллане, за тем исключением, что ее мозг вряд ли мог показаться кому-то эстетичным. - Ты такой красивый, - сказала она. В ответ на эти слова какая-то из подпрограмм Соласа заставила его раздвинуть губы в улыбке. Солас вошел в нее, а Эллана, прикрывая глаза от удовольствия, задумалась, было ли это вопросом мимикрии или вопросом взаимодействия. Существовала вероятность, что разработчики Соласа разработали систему сенсоров на его гениталиях, от которых в его мозг поступала информация в то место, где у Эланны находился центр удовольствия. «Ведь действительно, какой смысл взаимодействовать двум металлическим коробкам?» В то же время, где-то в ее мозге звенела предательская мысль, что все это – все его улыбки, объятия, слова, секс – было лишь обманом. Пустым и холодным кодом. Солас прикусил керамическими зубами ее сосок, и она застонала. В тот момент, когда она уже была готова кончить, ее отвлек звонок видеовызова. Эллана открыла глаза и обнаружила себя в пустой и холодной постели в Ор-лее-12. Никакого Соласа здесь не было и быть не могло. Эллана со вздохом приняла вызов. - Жрица Виктория приглашает Инквизитора Лавеллан на аудиенцию, - сообщило тщательно отретушированное лицо бота. - Я поняла, - сообщила Эллана и отключила передачу. Упав на подушки, она посмотрела на голограмму звездного неба, транслирующуюся на потолок. Закрыв глаза она запустила аугментированную руку под трусики. Протез, несмотря на синхронизацию с ее нервной системой, ощущался чужим, а потому можно было представить, что это совсем не ее рука доводит ее до оргазма.