***
Гермиона проснулась оттого, что тело онемело от лежания в одной позе, а во рту пересохло. Голова трещала, как перезрелый арбуз, готовый вот-вот лопнуть. Но хуже всего то, что она была совершенно голой, а обнимал её спящий Люциус Малфой. Тоже голый. Возмутительно голый. Он лежал на спине, откинув руку и приоткрыв рот, и широкая грудь его вздымалась от лёгкого храпа. А ниже живота... Взгляд намертво приковался к члену, напряжённому от утренней эрекции. Гермиона невольно сравнила его с тем, что видела у Рона (и сравнение, оказалось, увы, не в пользу последнего), покраснела и тихо выругалась про себя. Но взгляд не отвела: когда ещё такое увидишь! Она уже потянулась, чтобы коснуться его. И тут сквозь головную боль дошло. – Мерлинова мать... У нас что, что-то было?! – ужаснулась Гермиона. – Проснитесь! – она принялась яростно трясти Малфоя. – Немедленно проснитесь! Люциус открыл один глаз, поморщился от яркого света и окинул её заинтересованным взглядом. – Что стряслось? Гермиона ойкнула и прикрылась одеялом. – Почему мы голые?! Почему мы в одной кровати?! Малфой, отвыкший просыпаться так рано, обречённо вздохнул, сел и с хрустом потянулся. – Полагаю, я всё-таки заснул в кресле. А ночью проснулся. Решил, что я в своей спальне, и лёг спать. – Боже... Но это не объясняет, почему мы голые! – Потише... – поморщился Люциус, потирая висок. – Я сплю без одежды. Так что... – Но я не помню, как раздевалась... – чуть не плача, прошептала Гермиона. - Да что же это! Неужели мы... переспали? – Могу вас успокоить, – зевнул Люциус, – между нами ничего не было. Я бы такое точно запомнил. Или вы спрашиваете с надеждой? Гермиона фыркнула и убежала в душ, отгоняя по дороге неуместные фантазии. Она недоумевала, почему Рон всё ещё не прислал никакого письма, и подбирала слова для ссоры с ним. Уже придумались «маменькин сынок» и «бессердечный мерзавец». После того, как Люциус и Гермиона привели себя в порядок, оба столкнулись на пороге кухни. – Итак, мисс Грейнджер, – Малфой, свежий и холёный, скрестил руки на груди, глядя на неё сверху вниз, – потрудитесь объяснить, что вы такое вчера устроили? – А вы? – вспыхнула Гермиона. – Вы опоили меня каким-то зельем! Я всё выясню, и вот тогда вам не поздоровится! – Зачем бы мне вас опаивать? – Вам лучше знать. Я уверена, это было зелье. Я чувствовала... Такое странное ощущение... – Какое же? – Люциус с любопытством подался вперёд. Гермиона нервно облизнула губы и шагнула назад. – Это не амортенция, но... – она задумчиво провела по щеке. – Там явно было что-то дурманящее. Люциус пару мгновений смотрел на неё, как будто что-то решал, а затем шагнул на широкую светлую кухню. Он долго рылся в буфете и шкафчиках и наконец выудил на свет божий блюдо с крупными бананами. – Угощайтесь, мисс Грейнджер. – Что, плохо без домовых эльфов? – съехидничала Гермиона. Люциус одарил её таким взглядом, что она смолкла и отломила один банан от связки. – Какой здоровенный... – пробормотала Гермиона перед тем, как откусить. Кончик на самом деле не пролезал в рот, и она обхватила его губами. – М-м... вкусно... Люциус забыл, как дышать. Он старался не смотреть на то, как она открывает рот пошире, чтобы захватить белую мякоть, как зажмуривается от наслаждения, но всё же не мог глаз оторвать от этого увлекательного зрелища. Малфой уже чувствовал, как натянулась ткань брюк в известном месте, ведь фантазия рисовала вместо банана нечто совсем иное. Он судорожно вцепился в столешницу, гадая, сколько нынче дают за изнасилование сотрудника Министерства. – Я, кажется, видел вчера банку с кофе в шкафу. Думаю, что сумею сварить его, не будем больше так рисковать с чаем, – наконец выдавил Люциус и принялся за дело. Скоро перед ними дымились две чашки вполне сносного кофе. – Немного горчит, но для первого раза неплохо, – прокомментировала Гермиона. - В следующий раз чуть пораньше надо снять джезву с огня. Люциус только согласно кивнул, довольный тем, что в паху пока не ломит от одного её соседства. Они в полном молчании разлили ещё по чашке, наслаждаясь крепким вкусом и временной тишиной перемирия, как вдруг из камина показался Драко. Тёмный костюм оттенял бледное лицо Малфоя-младшего, глаза испытующе перебегали с одного участника этой интерлюдии на другого. – Доброе утро, – осторожно поздоровался он. – Привет, – в тон ему ответила Гермиона. – Входи, сын, – подмигнул Люциус. Драко сглотнул и понял, что пора брать быка за рога. – Отец, я слышал от мамы, что она вчера вас зас... – Знакомься, Драко! – тут же громогласно перебил Люциус, предотвращая новый скандал. – Это – моя будущая жена, и мы с Гермионой вчера обсудили детали свадьбы. Твоя мама не против... Ему пришлось придержать руку Гермионы, потому что она бы выронила чашку с кофе от изумления, испортив весь эффект. Хорошо, хоть на её лице не дрогнул ни один мускул: видимо, сказывались годы волевой тренировки. Чего нельзя было сказать о Драко. В наступившей тишине послышалось, как отвалилась у него челюсть. – Отец... Ты и она? Ты болен? – Да, – лучезарно улыбнулся Люциус, – болен любовью. И запечатлел нежный поцелуй на виске Гермионы. Та только зажмурилась, улыбаясь и повторяя про себя: стоять насмерть! Никаких обмороков! – Грейнджер! – простонал Драко, хватаясь за лоб. – Я понимаю, у отца крыша поехала, но твоя-то совесть где? Где ты её оставила? Гермиона даже задохнулась от обиды. Вспомнились все оскорбления, которые бросал Драко в Хогвартсе, чтобы уколоть побольнее. И она с победной улыбкой выпалила: – В постели у твоего отца! Кстати, ты в курсе, что теперь я стану твоей мачехой? Драко позеленел, как ирландский келпи, и попятился. Он схватился за ворот рубашки, будто ему не хватало воздуха, и скоропостижно слинял куда-то через камин. Гермиона мстительно улыбнулась и отпила остывший кофе. Они с Люциусом повернулись друг к другу и вдруг прыснули со смеху. – Какое у него было лицо! – Давно его так не разыгрывал! Просмеявшись, Гермиона поставила чашку на стол. – А если серьёзно? Вы представляете, какие слухи сейчас поползут? А вы ещё и про свадьбу наплели. – Пожиратель Смерти и гряз... магглорождённая? – хмыкнул Люциус и допил кофе. – Я третий месяц взаперти. Мне всё равно. А если уж и сплели что-то, то нам на пользу. Я могу написать вашему начальству, что инспекция принесла свои плоды, я всё осознал, бла-бла-бла и так далее, что там сочиняют в этих случаях. Вас повысят. С меня снимут домашний арест. Гермиона задумчиво уставилась на него, будто увидела впервые. И даже не догадывалась, что Малфой способен на что-то хорошее. – Вы всегда оборачиваете обстоятельства себе на пользу? Люциус пожал плечами. – Глупо упускать удачу, когда она сама летит к тебе в руки. – Что ж. Мне всё же пора, давайте выясним, что это за чай такой был, и я пойду. Они вместе принялись рыскать в шкафчике на полках среди баночек с чаем. Десятки душистых ароматов тут же окутали их. – Этот? – Нет. Слишком резкий. – А этот? – Не-е-е-ет! Тот пах вишней. – Точно? – А вы сами разве не помните? – Мы должны быть уверены... – Стойте! Вот он! – Который? С ягодами? – Да! Гермиона закрыла глаза и с наслаждением втянула носом аромат. – Боже... До чего приятно пахнет! Что это за чай такой?.. Она открыла глаза и протянула руку, чтобы забрать банку и прочесть описание. И замерла. Весь облитый утренним светом Люциус сиял в обрамлении светлых волос, как серафим. Глаза отливали чистой лазурью, будто в них отражалось майское небо, а тонкие губы, словно нарисованные талантливым мастером... по ним просто невыносимо тянуло провести пальцем... или облизнуть... Зачарованная небывалым зрелищем, Гермиона не видела, как Малфой смотрел на неё, забыв о чае. А он смотрел жадно, вглядываясь в каждую чёрточку, будто пытаясь навсегда запечатлеть в памяти. Взгляд скользил по приоткрытым губам, линии подбородка, скулам, вискам и снова возвращался ко рту. – Гермиона... – его голос охрип, – у тебя здесь... немного кофе... испачкалась... Люциус не очень хорошо помнил, чтобы было дальше. Он вроде выронил банку, и чайные листья усыпали пол, наполняя воздух сладковатым ароматом. Затем, кажется, скользнул губами по щеке мисс Грейнджер и поцеловал. Сначала осторожно, едва касаясь бархатистой кожи, а потом положил ладонь на затылок Гермионы и принялся пробовать её на вкус. Там, где испачкалась кофе, чуть ниже и, наконец, в самые губы. Люциус помнил её тихие стоны. Гибкое тело, придвинувшееся ближе. Приоткрытый рот, в который он ворвался, сминая её губы. Что-то звенело рядом, наверное, разбитая сахарница или молочник – не важно. В какой-то момент они оказались на полу. Перед глазами мелькали белая шея, запрокинутый подбородок – Люциус уже не целовал – прикусывал, оставляя алые отметины и не обращая внимания на невнятные протесты Гермионы. Он глухо застонал сам, когда нащупал сквозь шёлковую блузку её грудь: нетерпеливо рванул так, что ткань треснула, и ошмётки ажурного бюстгальтера полетели в сторону. Малфой одурел, когда пальцы Гермионы вцепились в его волосы, пригибая к себе. Он чуть не рычал от вседозволенности, лаская языком вызывающе торчащие соски и нежные полушария. С жадностью вдыхая потрясающий аромат женского тела, смешанный с запахом орхидей. На краю сознания внутренний голос ещё что-то вопил про моральный облик и срок в Азкабане за насилие, но тяжело дышащая ведьма под ним заглушала всё. Люциус разорвал по шву юбку-карандаш, ту самую, что так его бесила. Гермиона не осталась в долгу: пуговицы на его рубашке градом брызнули во все стороны. Она быстро расправилась с ремнём и запустила руку прямо ему в брюки. Едва её пальцы обхватили налитый кровью член, Люциус почувствовал, что если немедля не будет в ней – кончит и так. Он сжал запястья Гермионы, настойчиво укладывая её обратно на мраморный пол. И, стоя на коленях, на мгновение залюбовался, как красиво по серым плитам разметались каштановые локоны. – Ведьма! Люциус отодвинул полоску чёрных трусиков Гермионы и, с облегчением поняв, что она тоже готова, приставил член к лону. – Я хотел тебя всё это время, – хрипло выдохнул Малфой. – С тех пор, как ты здесь появилась. – Ах ты, старый извращенец, – мурлыкнула она. Провокационно облизнула губы и искушающе потёрлась о головку члена. Это касание что-то взорвало в голове Люциуса. Он вошёл в неё так стремительно, что крупная дрожь удовольствия прошла по телу. И не останавливался до тех пор, пока не услышал, как Гермиона хрипло молит, чтобы он хоть чуть-чуть замедлился. Люциус исполнил эту просьбу, глядя в её тёмные, затуманенные безумным возбуждением глаза. От неторопливых движений круглые груди упруго покачивались, заставляя кровь ещё быстрее бежать по венам. – Нет... – вдруг выдохнул он. – Не могу... Опустив пальцы на клитор, Люциус сжал другой рукой бедро Гермионы и снова взял быстрый темп. Он едва удерживал её: так она извивалась под ним. И так сладко было смотреть, как Гермиона стонет, бьётся и кричит, вцепляясь ногтями в его колено... Но боли Люциус не чувствовал: всё поглотила горячая волна блаженства, которая, казалось, облила с ног до головы, оглушила, ослепила. Когда он немного пришёл в себя, Гермиона с совершенно опустошённым взглядом гладила его по растрёпанным волосам. – А вот в другой раз, – тяжело дыша, сказал Люциус, – можно будет и помедленнее. Он сел, оперевшись спиной на шкаф, и усадил инспекторшу на колени. – А в другой раз можно будет в кровати? – прошептала ему на ухо Гермиона. Люциус рассмеялся. – Да хоть на перилах в гостевом зале. У меня большой дом.***
Забытая всеми жестяная банка с рассыпавшимися листьями валялась на полу кухни. Один из ярких солнечных лучей скользнул по этикетке на боку, на которой можно было прочесть: «Чай вишнёвый. Волшебный. Подходит для романтических встреч и свиданий. Открывает скрытое, выявляет тайное. Внимание, побочный эффект: разнополых волшебников с сильными чувствами друг к другу притягивает навеки».
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.