Безумная

А дети кричали: «Ты меня пугаешь». Но сила не стихала. И верно, вы все правы. Вам стоит бояться, Ведь сила — это власть.

      Чудак не мог сказать, что именно его разбудило: аромат разогревающейся похлебки или солнце, что начало светить прямо в глаза. Но в любом случае, спать дальше он не мог. Раньше этих пару часов катастрофически не хватало, чтобы отдохнуть. Теперь же, их слишком много. Видимо эта деревня меняет всех, кто в нее попадает.        — Проснись и пой, Чудак, — хмуро поприветствовал его Туча. — Жрать будешь? — он кивком указал на небольшой котелок над огнем в камине, из которого уже начал идти дым и аромат, от которого у Чудака в животе забурчало. Он и не понимал, как проголодался за эту ночь.        — Буду, — прокряхтел Чудак, поднимаясь с пола. Он чувствовал, как его горло саднило, и в плечах словно камень стал — невозможно и пошевелиться нормально. Он подумал, что теперь его точно просквозило, и он заболел. Удача кончилась.       Прямо как та ведьма и предсказывала.       Его передернуло от одного воспоминания о ней. Взгляд сам опустился на пол. Она сидит в подвале с Офицером и заражает его там своим сумасшествием. Хотел бы он помочь Офицеру, но рядом с ведьмой может быть только один человек.        — Уже сегодня все закончится для нас, Чудак, — сказал Туча, протягивая ему миску с горячей похлебкой. — Поедешь домой, к сестре своей, и забудешь все, что видел здесь. Осталось дождаться вечера.       Чудак кивнул и начал есть. Его рука с ложкой замерла прямо возле губ, когда они услышали голос. Её голос. Заглушенный полом, но все равно достаточно громкий, чтобы отбить весь аппетит.       Это была песня на языке, которого они не знали. Туча говорил, что это древний язык, сама природа говорит на нем. Никто не знал, откуда она знала его, но все ссылались на её темную сущность. Её голос, звонкий и текучий, отбивался эхом от каждой стены дома, заполнил собою все пространство и давил, словно железный обруч, на голову.        — Как Офицер её там терпит? — спросил Чудак, хмуро глядя на свою похлебку, которая теперь не казалось такой вкусной.        — Есть легенда. То ли старая, то ли новая, — начал Туча. Чудак не понимал. Как это может быть ответом на его вопрос, но видимо его соратнику просто надо было выговориться, поэтому он слушал его внимательно. — Что нашему народу была предсказана скорая смерть и долгое возрождение, — Чудак лишь смутно помнил эту легенду. Он вообще не любил подобные россказни, поэтому не слушал бабушкиных рассказов. — И вот нашлись смельчаки, которые были готовы найти то самое возрождение народа. И ушли они в разные стороны. Никто не вернулся. Кроме одной. Она пришла в свой родной город и почти разрушила его невероятным ведьмовским колдовством. Благо, Маги тогда подоспели вовремя и утихомирили эту ведьму. Думаю, безумная, которую мы охраняем, и есть та ведьма… — под конец Туча заговорил заговорщицким шепотом, словно боялся, что пленница их услышит, а потом и вовсе замолчал, и они оба снова посмотрели на пол.       Эта легенда была чертовски правдива, подумал Чудак, но на то это и легенда, чтобы быть просто страшилкой для непослушных детей, просто поговоркой в устах наученной жизнью старухи.       Ещё пару минут они сидели молча, слушая её размеренное тихое пение. Потом Чудак встал и пошёл к двери в подвал.        — Ты пошёл снимать Офицера с поста? — поинтересовался Туча, но Чудак ответил, только махнув рукой. И такого ответа более чем достаточно. Не хотел бы он оказаться на месте Чудака сейчас. Его напарник скрылся за дверью, а Туча посмотрел в окно, на самый горизонт, куда уходит единственная из этой проклятой деревни дорога. Они здесь уже целую неделю, но именно этот день, когда должны приехать Маги, будет самым долгим.        — Если что, ты знаешь что делать, — проронил Офицер, беря свою сумку с едой и бутылку воды, и пошел по лестнице наверх. Только после того, как щелкнул замок закрывшейся за ним двери, Чудак смог краем глаза посмотреть на пленницу. За толстыми прутьями решетки, по которым иногда пробегали то оранжевые, то ярко-красные искры, она спокойно сидела, чуть наклонив голову к правому плечу. Ей не предоставили никаких удобств, кроме ведра для нечистот и мешка плотно набитого соломой, на котором она и сидела, словно на троне, а вместо спинки была холодная каменная стена. Офицер раз предложил дать ей какую-нибудь накидку поверх ее грязной льняной рубахи, но после той попытки, где она чуть не извела его каким-то ядом, о такой человечности никто не подумывает.       Он видел ее, худую, отличавшуюся еще большей бледностью, чем горные вампиры, в свете этого слабого огня. Ее каштановые волосы тускло лежали на плечах. Ей было не больше тридцати лет, но от долгого пребывания под землей, она постарела еще на пять. Чудак жалел об одном — он не мог заглянуть в ее глаза. Плотно завязаны заговоренной тканью, ее глаза были самой страшной загадкой и кошмаром, который мучал их ночами. Чудаку не раз снилось, что из ее глаз выползают змеи, или они вообще совсем белые или совсем черные. Иногда это было долгим разговором между стражниками — какие же у этой ведьмы глаза?        — Ты видишь меня, но не видишь меня, — проговорила девушка и усмехнулась. Чудак встрепенулся от ее внезапного голоса, и ему пришлось посмотреть повнимательней. Ее тонкие, длинные губы растянулись еще больше в улыбке. От девушки веяло безумием, и он чувствовал, как заражался его парами, словно чумой. Неосознанно он схватился за спасительный амулет, который ему дали Маги.       Ведьма, словно увидела его жест, рассмеялась. Она всегда делала это громко, ее было слышно даже за домом. Смеялась, запрокидывая голову, безумно, пугая стражников до белой смерти.        — Ты не знаешь, кто ты, ты не знаешь, кто я, — проронила она, резко остановив свой безумный смех. Ведьма все делала резко. Резко вставала, резко ходила, резко смеялась и говорила. Только пела она размеренно и дышала во сне тихо. Иногда Чудак задавался вопросом, почему бы ее не заколдовать на вечный сон? И сколько он не задавал этого вопроса, ни разу ему не пришел ответ.        — Заткнись, ведьма, иначе без еды останешься, — буркнул он не так уверенно, как ему хотелось бы. И девушка почувствовала это, снова рассмеявшись. На этот раз совсем тихо.        — Ты видишь меня, но ты не видишь меня, — проговорила она, словно это была загадка, которую ему надо отгадать. «Сумасшедшая», — подумал Чудак и сел на свой стул, прямо напротив нее. Он сам не помнил, как согласился на эту работу. Он был вором, ему предложили денег, и проходит один день — и вот он уже сидит один на один, с безумной ведьмой, которая может убить всех одним взглядом. Так, по крайней мере, сказали Маги, когда он спросил, почему ее глаза завязаны. «Почему бы ее просто не убить?» — спросил он тогда. Маги не ответили. Точнее они пробормотали что-то вроде: «Она нужна нам живой», но это все были отговорки.       И теперь им приходилось ее сторожить и следить за ней.        — А дети кричали: «Ты меня пугаешь», — Чудак хотел бы закрыть уши, отрезать их, оглохнуть, в конце концов, чтобы не слышать этой песенки, которую она постоянно напевает. — Но сила не стихала. И верно, все вы правы, — если он крикнет ей «Заткнись», она начнет петь громче. С каждым новым разом, когда она поет эту песню, он чувствует, как сходит с ума. — Вам стоит бояться, ведь сила — это власть.       Это были простые шесть строчек, это могла быть простая песенка, возможно даже детская, но она пела ее так, словно это была песня убийцы, перед самим преступлением, палача, который занес свой топор. Иногда ему снится, как она поет эту песенку, и с каждым разом это все безумней и безумней.        — Ты видишь меня, но ты не видишь меня, — снова сказала она после недолгой паузы. Чудак хмуро посмотрел на нее. Если бы ее глаза были открыты, она смотрела бы на него издевательским взглядом — именно этой детали не хватало ее надменному выражению лица.       Какая же она безумная.       Чудак не мог поверить, что такое правда существует, и Маги ничего не могут с этим сделать.       Она встала со своего мешка и начала ходить по кругу камеры. Он не знал, как она ходила, как только попала сюда — билась ли она о стены и решетки, ведь не видела куда идет? Она ходила молча, иногда казалось, что пританцовывает, но ни одного звука она не проронила, пока ходила те десять кругов. Она махала руками, кружилась, но ни одного слова не сказала. Но Чудак все равно слышал эту песенку у себя в голове. Наконец, она резко бросилась к двери из клетки, схватившись обеими руками за решетки.        — Ты знаешь меня, но не знаешь, — ее голос был необычайно высок и тонок от боли, но он был очень громкий, а потом она просто упала на землю. По ее рукам все еще бегали искры с решеток. Правда, Чудак не знал, как объяснить то, что бегали они под ее кожей.        — Чудак, что там у тебя? — спросил из-за двери сверху Туча.        — Она за решетки взялась, — сказал Чудак.        — А-а-а. Ну, значит, у тебя есть пару часов спокойствия, пока она спит, — проговорил Туча, и Чудак услышал его удаляющиеся грузные шаги.       Он не мог понять, почему она постоянно повторяет эту пугающую фразу?       Она открыла глаза, и тут же поморщилась от яркого солнца.       Она не спит.       Это легко различать, где сон, а где реальность. Во сне она ничего не видит. Темнота, голоса, холодные стены – все, из чего состоит ее сон, но сейчас она смогла открыть глаза и увидеть солнечный свет. А значит, это реальность. Как могло быть по-другому? Она чувствовала, как ее кожи касается мягкая трава поля, как ветер нежно перебирает ее волосы. Это все настоящее, это все правда.        — Ты опять уснула, Урсула? — на нее упала тень, а знакомый детский голосок заставил ее улыбнуться. Девушка приоткрыла один глаз, посмотрев на свою собеседницу.       Маленькая Иззи стояла над ней в своем обычном желтом платьице и светлыми волосами, которые она сама смогла заплести вчера в две косички. Не без помощи Урсулы, разумеется, но это их маленький секрет.        — Почему ты не спишь дома, а всегда тут, в поле? — пухленькое лицо девочки чуть озадачено нахмурилось.        — Я люблю природу, — проговорила Урсула, поднимая взгляд на небо. Было уже не так ярко, ее глаза привыкли, и теперь она могла спокойно рассматривать облака. Иззи молча покрутилась, а потом легла рядом с ней. Они часто так делали и так давно, что Урсула не могла вспомнить начало этой их маленькой традиции. А потом они пойдут домой, она поможет матери приготовить ужин, отец опять побурчит про старую корову. А завтра она пойдет продавать молоко этой коровы. И его все купят, потому что это лучшее молоко на деревне.        — И что тебе сниться? Что-то хорошее? — Иззи внимательно смотрела на облака, и так же внимательно слушала Урсулу. Иногда девушка не понимала, как малышке удается делать оба дела так хорошо.        — Не совсем, — Урсула вздохнула. Она хотела бы рассказать и о клетке, и о темноте, и о странных голосах в ее голове, и о мужчинах, которых она только слышит, о холоде и ужасном запахе нечистот, но подумала, что это все испугает девочку. Она долго молчала, пока Иззи не перевернулась на живот, и не привстала на локти, внимательно смотря на Урсулу. Девушка прямо чувствовала ее внимательный и любопытный взгляд. — Я там совсем другой человек, Иззи. Совсем плохой, — сказала она, наконец, после паузы, смотря в ярко-голубые глаза своей маленькой подруги.        — Но ты не можешь быть плохим человеком, Урсула, — сказала Иззи со всей своей детской возмущенность, которая заставила Урсулу усмехнуться. — Ты добрая и милая. И очень красивая. Ты не можешь быть плохой. Не-а!       Урсула улыбнулась. Маленькая, добродушная Иззи, которая всегда ей говорит о том, какая она хорошая. Наверное, она говорит это чаще, чем даже ее мать.        — Уже закат, — проронила Урсула, чувствуя как яркость света слабеет.        — Солнце будет садиться долго, — возразила ей Иззи, которая уже снова лежала на спине и смотрела на небо, вместе с ней.        — Мы как раз еще успеем к Луциану за конфетами, — сказала с таинственной улыбкой Урсула. Ей не надо было смотреть на девочку, чтобы почувствовать, как загорелись ее глаза. Теперь она пойдет хоть на край света, главное, чтобы они смогли по пути зайти в Луциану и купить много разных конфет.        — А чего мы тогда лежим? — девочка тут же поднялась на ноги и теперь пританцовывала вокруг лежащей девушки. — Урсула, Урсула, Урсула-Урсула-Урсула, — быстро тараторила она ее имя, бегая вокруг нее. Девушка не устояла и рассмеялась.        — Пошли, сладкоежка, — прокряхтела она, поднимаясь с земли, отряхивая свое синее платье. Девочка, восторженно визгнув, побежала вперед, все так же пританцовывая. Урсула, смеясь, шла за ней.       Она хотела бы всю жизнь не спать.        — Они едут! — Офицер подошел к Туче, внимательно всматриваясь вдаль.        — Тебе… — и он остановился на половине слова, увидев несколько небольших точек в лучах закатного солнца. – Ну, допустим, — проговорил он с улыбкой полной облегчения. Он подошел к двери, которая вела в подвал и громко стукнул.        — Она все еще спит? — громко спросил Офицер.        - Да, — ответ Чудака был тихий. Даже когда ему объяснили, что сон магический и пусть он хоть парад устраивает — она не проснется, он все равно говорил тихо, когда она спала.        — Маги скоро будут.       Чудак выдохнул с облегчением. Даже когда она спит, он не мог отделаться от ее безумного влияния. С каждой минутой оно прилипало к ней все больше и больше, под конец это чувствовалось как слой грязи на нем, от которой он отчаянно желал отмыться.       Но Чудак не мог отрицать, что, когда она спит, то не выглядит безумной злой всемогущей ведьмой. Это была просто хрупкая, обессиленная девушка в грязной рубахе. К ней почти чувствовалась жалость, но стоило только вспомнить ту пугающую до мурашек песенку, как жалость эта испарялась.       Зная, что Маги в пути к ним, Чудак не мог уже ждать. Минуты превращались в маленькие вечности. Казалось он сидит здесь даже больше, чем сидел за все это время. Он боялся, что к их приходу, она проснется и эти минуты станут еще более невозможными.       Он снова вспомнил ту легенду.       А вдруг это правда, и она та самая ведьма? Тогда получается, она проклята. Ведь, если он верно помнит, та ведьма, тогда еще просто девушка, забрела в пустую деревню и просто решила переночевать в ней, потому что день шел к закату. Говорили, что ее прокляли старые силы этой деревни, из-за которых она и опустела.       Чудак снова посмотрел на безумную ведьму, которая тихо спала на простой, каменной и очень холодной земле. Он не мог знать, что правда, и слава Богам, что Маги уже едут к ним, потому что он не знал, как бы относился к ней дальше, вспоминая обо всех этих легендах. Теперь его отпустят домой и он забудет это все как страшный сон.       Дверь в подвал тихо открылась, и к нему спустился мужчина. Он был одет в самую легкую броню и пурпурный плащ — цвет Магов. Немолодых лет, с сединой на висках с короткой бородой. Морщины на лбу говорили о его постоянной хмурости, каким он был и сейчас. На поясе не было меча, как у обычных воинов, оно ему и не нужно, магия была его главным оружием. За ним шел паренек, еще совсем молодой, но серьезности в его глазах было даже больше, чем у некоторых старцев, которых на своем пути встречал Чудак. Он также был одет с таким же пурпурный плащ, но с серебристой окантовкой на краях — парень был только учеником. Чудак подумал, что не стоило его приводить к этой безумной, парень мог бы учиться и в других местах, но кто он такой, чтобы лезть в дела Магов и их учеников.        — Можешь идти, ты свободен, — тихо произнес старший Маг. Чудак не заставил себя ждать, быстро поднявшись наверх.       Ученик оценивающе оглядел девушку, мирно спавшую на земле.        — Ее бы на солому уложить. Закоченеет еще, — проговорил он.        — Мы обязательно это сделаем, — произнес учитель и зашел в камеру.       Он провел рукой над всем телом девушки, не касаясь ее кожи, медленно и осторожно, словно был врачом.        — Я прошу Вас ответить, — прошептал он, и из его руки пошло синее свечение, которое, коснувшись лба девушки, словно вытянуло ее из небытия. Она выгнулась, резко хватая воздух ртом, стуча по полу руками. — Ответьте мне, — снова попросил учитель.        — Мы не готовы, — эти слова вышли из уст девушки, но не ее голосом. Это было словно разноголосый хор, который ответил одновременно. — Она не готова.       Учитель нахмурился еще сильнее.        — Когда? — спросил он, все так же посылая свечение из руки.        — Жди, — ответили ему голоса, и девушка потеряла сознание, бессильно упав на пол. Какое-то время ученик даже не слышал ее дыхания, но потом после нескольких мелких вдохов, она начала размеренно дышать.        — Еще ждать, — разочарованно пробормотал учитель и вышел из клетки.        — Но чего мы ждем, учитель? — спросил его парень.        — Мой дорогой ученик, мы ждем, когда силы, которые нашли в ней пристанище, смогут использовать ее полностью, чтобы найти нашему народу возрождение. Или ты не читал тех свитков, что я тебе оставлял?        — Читал, — ответил парень, склонив голову. Учитель хлопнул его по плечу и пошел наверх.       Парень же посмотрел на девушку.       Что происходит в ее голове с таким количеством разных мыслей?       Она смогла открыть глаза. Даже яркое солнце не смогло помешать ей в этот раз. Она хотел видеть все прямо сейчас.        — Урсула, ты опять заснула? — маленькая девочка Иззи с двумя косичками и ярко-голубыми глазами, наклонилась над ней, улыбаясь не менее ослепительно, чем солнце. Урсула довольно расплылась в улыбке.       Она не спит.