Мы будем жить среди людей!

Федор пытался снять толстовку с Таис, чтобы прочистить рану, но девушке было невыносимо больно, больно разрывала, даже вдох давался с трудом. — Не трогай, Федя, — прошептала Таис, заваливаясь на бок. Перед ее глазами все было в красном тумане, плечо жгло и дергало, голова гудела, к горлу подкатила тошнота. Так плохо девушке не было никогда. Федор вдруг наклонился, аккуратно подхватил Таис на руки и понес. В этот же момент плечо дернуло так, что Таис закричала, взмахнула рукой. За ними тянулся красный след капель, которые попадали на ковер и брюки Федора. Шереметьев поудобнее устроил ее на диване, подложил под голову подушку, нашел ножницы и разрезал толстовку на куски, освобождая плечо и откидывая ткань в сторону. После куда-то ушел, вернулся уже с ватой, коробкой и водой в пластиковой миске. — Кровь, тут кругом кровь… — пробормотала Зобова. — Ну в тебе же не молоко течет, логично? Федор обтер кожу вокруг раны смоченной в воде ваткой, смазал все антисептиком, чтобы не было заражения. Боль понемного стала утихать, Таис повернув голову, посмотрела на раненное плечо. Кожа обоженная, красная. И глубокая борозда, словно росчерк огромного бордового фломастера. Федор смазал вокруг темной раны мазью, и боль почти совсем отступила. Парень достал плоскую машинку со скобками — приспособление для зашивания ран. Скобки рассасывались сами через определенное время, обладали способностью ускорять восстановление клеток. Новейшие технологии, хотя сейчас скобками не пользовались, а заливала средством, которое называлось „прошивка“. Залил любой порез, рану или дырку, и через несколько дней все зарастало новым слоем клеток, даже шрама не оставалось. А после скобок шрам останется наверняка, хорошо хоть, что не на лице. Федор поставил пару скобок, осторожно закрыл рану марлевой салфеткой, после заклеил лейкопластырем. Таис попробовала подняться. Стены качнулись, в глазах появился на некоторое время туман, но все тут же встало на свои места и девушка смогла увидеть комнату, в которой оказалась. Комната была просторная, с диванами, планшетами — большими, мощными. С беленькой лазерной печкой и раковиной. Две двери — за одной Таис заметила коричневую керамическую плитку и розовый край раковины. За другой, прикрытой, видимо, была спальня. Но сейчас девушку не интересовало это, гораздо больше ей хотелось узнать, поняла ли эта рыжая, что взрослых нет? — Я пойду помою руки, — сказала Таис. — Я тебе помогу. — подал голос Федор. — У тебя в рюкзаке вещи, что ты на складах прихватила, давай посмотрим, что там? Парень не стал дожидаться ответа подруги, резко нажал на экранчик сбоку Таисиного рюкзака, молнии которого тут же разъехались. Вытряхнул содержимое на ковер, вытянул пару чистых маек, смешную пижамную кофту, улыбнулся. — Пойдем, я приведу тебя в порядок. — Я сама… — неуверенно возразила девушка. — Возражения не принимаются. Не хватало, чтобы ты грохнулась в обморок и я накладывал тебе скобы на голову. Пойдем, а то еле нэна ногах стоишь. Федор, поддерживая Таис, завел ее в ванную, щелкнул рожком крана, быстро задал нужную температуру. Осторожно стянул с Таис майку и кинул в угол. Таис было немного неловко стоять перед другом голой по пояс, но голова кружилась, плечо ныло, и действовать раненой рукой девушка не могла, как бы она помылась сама? Правильно, никак. Федор даже не смутился, будто каждый день мыл девушек в душе. Намылил гелем для душа мочалку и аккуратно стал обтирать тело Таис. — Не замерзла? — спросил парень, повернулся, сполоснул мочалку и уже чистой снова обтер Таис по пояс. — Я устала и замерзла, — тихо произнесла Таис. — Вытирайся. Вернее, придется тебя вытирать, да не дергайся ты, я осторожно. Федор осторожно обтер полотенцем тело Таис, натянул на нее чистую майку, подхватил на руки и отнес в соседнюю комнату, которая действительно оказалась спальней. Устроил на широкой мягкой кровати, накрыл пледом, сел рядом и сказал: — Теперь можешь поспать. Таис слабо мотнула головой, мол не сможет уснуть, сил говорить почти не осталось, толк трепаться не по делу? Федор покинул спальню, вернулся уже с двумя кружками чая, поставил их на прикроватную тумбочку, рядом положил упаковку вафель и печенья. Они быстро выпили чай и съели вафли с печеньем, это утолило голод Таис, но не надолго. Таис спросила, что делать будем, Федор предложил осмотреть каюту, когда она поспит. Они невольно завели разговор про те кувезы с детьми. Федор поставил опустевшую кружку на тумбу, сел рядом и притянул к себе Таис. Руки у него оказались теплые, сильные. Девушка пристроила голову к нему на плечо, понимая, что хочет уснуть и не думать ни о чем. Спать и чувствовать, как совсем рядом стучит сердце Федора. — У тебя сердце настоящее, и я слышу, как оно бьется. На всей этой станцит только ты настоящий, Федька. — А про себя, забыла? У тебя вроде в жилах точно не смазка, я в этом сам сегодня убедился. У тебя тоже настоящее сердце, — засмеялся Федор. — Я бы не хотела, чтобы мои дети слушали электронные звуки Моага, — продолжила Таис. — Я бы хотела, чтобы они слушали мое сердце. — Тогда надо каким-то образом зачать ребенка, как делали раньше. Ты же учила историю? Значит знаешь, что раньше обходились без электронных сенсорных симулянтов. Натуральная жизнь с натуральным сексом. — Знаю… Как думаешь, Федь, а у нас пполучилось бы заняться сексом? — Балда ты, Таис. Видать, крепко ударилась головой. Спи давай, горячая девчонка. Девушка промолчала, устало закрыла глаза и провалилась в долгожданный сон. *** Таис проснулась и попробовала встать. К ее удивлению, она чувствовала себя неплохо. Плечо не болело, голова не кружилась, только немного шатало от слабости, но если поесть, то и это пройдет. Федор устроил ее нна диване, поставил перед ней тарелку с горячим картофельным пюре, чашку кофе и пачку все тех же вафель. Затем посмотрел ей в глаща и совершенно серьезно сказал: — Я знаю, что случилось на Моаге. — В смысле? — не поняла Таис. — В прямом смысле. Я знаю, что тут случилось. Нашел последнюю запись штурмана, Андрея Шереметьева. Это мой отец, Тай, представляешь? Я увидел собственного отца и даже узнал, как звали мою маму. — И как? — Лиза. Шереметьев называл ее Лизой. — Так включай, чего ждать? — Сначала поешь. Таис принялась за еду, а Федор уселся рядом с диваном на покрытый ковром пол, сплел пальцы рук, сжал и сказал с неожиданным накалом в голосе: — Фигня одна, Таис. — Заинтриговал ужасно. Таис съела пюре быстро, отодвинула тарелку и коротко сказала: — Включай. Большой голографический экран, созданный тремя планшетами, засветился зеленоватым, прозвучали неизвестные позывные, поплыли и соединились вместе три треугольника, между ними выросла перемычка. «Торговая гильдия „ТрансСеверКорпорейшен“, станция „Млечный Путь“, капитан Лехонцев Владислав» — прозвучало в записи. Ну да, именно так называлась торговая гильдия, котороц принадлежал Моаг, Таис это знала. «Говорит первый штурман станции „Млечный Путь“ Андрей Шереметьев. Перед тем как уехать, я оставляю отчет. Запись событий я оставляю на случай, если наш челнок не доберется до станций или если со мной и моей женой что-то случится. Из экипажа и взрослого населения станции „Млечный Путь“ в живых остались только я, Андрей Шереметьев, и моя жена, Шереметьева Лиза. Списки погибших, зараженных и медицинские файлы с отчетами, анальзами и выводами я прилагаю к этой записи. Семь недель назад, четырнадцатого мая восемнадцатого планетного круга по орбитальному летоисчислению, к нашей станции подлетел челнок. Позывные его принадлежали станции „Гончие Псы“, находящейся на орбите Марса. На челноке прилетел один человек, он был без сознания и оказался поражен страннлй болезнью. Кожные покрывы его были бледно-серого цвета, радужка темная и увеличенная. Человек находился на стадии глубокой дистрофии. В сознание человек так и не пришел. Мы оказали ему медпомощь, поместили в изолятор, взяли анализы. В составе его крови оказались серьезные изменения. Человек умер через два дня, нам не удалось узнать его имени. Семнадцатого мая заболели две медсестры. Первые симптомы заражения у них были разные, у одной высокая температура и головная боль, у другой рвота и слабость. Предположив, что это инфекция человека с челнока, мы изолировали заболевших. В самом начале мы допустили несколько ошибок. Это произошло потому, что вирус, с которым столкнулись, не имеет аналогов, такого мы еще не встречали. Проявления заболевания могут быть разными, и мы не сразу составили верную клиническую картину. Это обошлось нам в десятки человеческих жизней. Самый первы признак можно отследить еще до видимых внешних перемен. Вирус который завез нам человек, невероятно агрессивен. Встраиваясь в человеческую клетку, он меняет информационный код и запускает в организме необратимые изменения. Первым признаком заболевания являются эмоциональные реакции человека. Повышенная злобность, раздражительность, гнев и ярость. Сначала у многих были зафиксированы вспышки необоснованного раздражения, произошло несколько крупных ссор, но мы списали это на усталость и сниженный иммунитет. Мы стали давать иммуномодуляторы, но вирус умел мутировать, и иммунная система принимала пораженные им клетки за свои собственные. Восемнадцатого мая одна из заболевших медсестер умерла, вторая была жива, но болезнь изменила ее внешность: посерела кожа, выпали ресницы, увеличилась и потемнела радужка, изменился состав крови. Нам пришлось приковать заболевшую к кровати из-за агрессивного поведения. Транквилизаторы не помогали, а механизмы действия и особенности вируса мы еще не знали. Сделав анализы, врачи поняли, что вирус меняет и состав крови, и клеточный состав тканей, вирус перестраивает вест организм. Антивирусные препараты оказались слишком слабыми и не действовали, даже не замедляли процесс. Мы доложили о ситуации в управление Гильдии, нам ответили, что примут меры. Спустя четыре дня, двадцать второго мая, у нас было десять заболевших. Нам не сразу удалось определить, как выглядит вирус в чистом виде и как ведет себя. Но то, что мы увидели, поразило нас. Вирус существовал в двух формах. Попадая в тело людей, он перестраивался на работу с человеческими органами и поражал все клетки, то есть вирус перестраивал все клетки организма. Стадия перестройки организма занимает олну семидневку. Во внешней среде он обретал другую форму, дублировал себя, это происходило с огромной скоростью. Когда мы это поняли и взяли замеры воздуха, то оказалось, что вирус распространился по всей станции. Заболевшие превращались в животных, агрессивных и обладающих невероятными, нечеловеческими способностями. Мы до последнего пытались помочь им. Всю серьезность полодения мы поняли тогда, когда шестнадцать заболевших — на тот момент их было больше, но полностью изменились только шестнадцать человек — выломали дверь медчасти и напали на людей. После нападения мы потеряли семерых человек. Двадцать девятого мая, ровно через семь дней после появления симптомов, первые десятеро заболевших и с ними те, кто еще не полностью изменился, выломали двери медчасти и напали на персонал. Голыми руками — если так можно назвать то, во что превратились человеческие руки — они убили четверых работников медчасти, врача и его помощника. Мы пробовали остановить нападение и поймать заболевших, но нам это не удалось. Во время стычки были повреждены коммуникационные платы, отвечающие за связь, починить их не получилось. Стая заболевших образовалась в отсеках, одолеть их было невозможно. Изменившиеся после инфицирования вирусом становились необычайно агрессивными, не реагировали на человеческую речь, не боялист опасности, питались только живым мясом, имели необыкновенную способность к восстановлению, убить их можно было, только поразив в сердце или отрубив голову. Инфицирование происходило очень быстро. Тридцать первого мая половина.экипажа была заражена, вирус не поражал только детей и некоторых взрослых, которые оказались невосприимчивы к нему. Мы успели обследовать всех детей и ни у кого не выявили генетическтх изменений в клетках, наличие вируса в крови было у каждого, но у детей он не активировался, находился в спящем состоянии, нам так и не удалось понять причину этого. Наш трехлетний сын Федор тоже оказался заражен, в его крови мы обнаружили наличие неактивного вируса. Мы перепрограммировали роботом и закрыли весь Второй Уровень. После этого с детьми оставались только навейшие роботы класса лон и класса дон-двенадцать. Никто из людей или существ не мог проникнуть на Второй Уровень. Мы сделали это, чтобы избедать внезапных признаков болезни у людей и их нападения на детей. Сохранение детей было приоритетной задачей для нас. На Нижнем Уровне станции находился отряд спецназовцев для сопровождения крейсеров и для охраны станции от нападения пиротов. Почти весь отряд — пятнадцать человек — был поражен вирусом. Твари пришли наверх и уничтожили часто незаболевших, у нас началась настоящая война. Твари обладали способностью очень быстро двигаться, и роботов-пятнадцатых осталось слишком мало, чтобы оказать сопротивление. Охотилей и двигались твари стаей, держались всегда вместе. Слабых убивали и съедали. Мы нашли к арсенале лазерные лучи, и только с их помощью отрубали тварям головы, мы назвали их чертями. Те, кто остался здоровым, то есть несколько десятков человек, скрылись во внутреннем круге Верхнего Уровня. Замки дверей мы переделали на определитель ДНК, чтобы двери срабатывали на людей. Среди тех, кто укрылся во внутреннем круге, не было ни одного случая заболевания. Вирус был в крови у каждого, но он не переходил в активную форму. Мы пытались понять почему, проводили определенные опыты, все необходимая аппаратура у нас была. Выводы, которые мы сделали, могут показаться странными. Мы пытались понять, как действует вирус и пришли к выводу, что он активируется при выработке определенных гормонов. Поэтому он находился у детей в спящем режиме и должен был активироваться только с наступлением полового созревания. Мы также узнали, что не все подвержены действию вируса. В определенных организмах ему не хватает условий для активации. Еще мы нашли то, что оказалось общим у всех незаболевших. В первую очередь уцелели семейные пары, отношения которых были крепкими и стойкими. Другими словами — семейные пары, где супруги любили друг друга. Не изменилась ни одна пара влюбленных, все влюбленные в друг друга люди оказались невосприимчивыми к вирусу. И не изменились женщины, у которых были на Втором Уровне любимые и желанные дети. Каждый кто испытывал устаревшую, почти изжившую себя эмоцию под названием „любовь“, оказался невосприимчив к вирусу. Видимо, под действием этой эмоции в организме вырабатываются вещества, блокирующие размножение вируса. Выживает только тот, кто любит. Я хочу, чтобы Федор знал, мы всегда любили тебя, сын» Запись закончилась, лишь внизу пробежали последние слова — буквенная запись чуть запаздывала. И Таис увидела знакомую фразу: „Мы — сердечко — тебя“. Что значит сердечко? Любовь, что ли? *** — Это значит… — Таис не решилась договорить. — Что вирус не в Моаге, Таис, вирус в нас. Мы — глюк этой станции, — закончил за девушку Федор. — А что твой отец говорил про любовь? — Что не изменяется тот, кто любит. — Что это за любовь такая? Это то, что заставляло людей заниматься сексом? — Ну, про секс как раз отец ничего не говорил. Он говорил про эмоциональную привязанность. Помнишь, запись на старых нейтфонах? Знак „сердечко“ означает „любовь“. То есть, когда люди говорили о любви, они ставили такой знак. — Почему? При чем тут внутренние органы? — Не знаю, но это и неважно. Важно то, что уцелеют те, кто любит, — Федор пожал плечами. — Тогда мы все обречены, — горько усмехнулась Таис. — никто из нас не умеет любить. — Подожди, Тай. — Федор вдруг повернулся к ней и посмотрел в глаза. От взгляда Федора по коже Таис побежали мурашки. Непонятное чувство горело в таких знакомых, серых с желтыми лучиками, глазах Федора. Все его лицо вдруг засветилось — Таис не могла понять, что это. Мягкий свет нежности, дружбы и еще каких-то чувств — не понять. — Я многое понял, Тай. Я думаю, что я люблю тебя. Я это понял только тут, когла слушал своего отца. Я очень сильно люблю тебя, Тай. Таис смотрела в его глаза, такие близкие, такие знакомые и не узнавала своего друга. Она даже не могла подобрать название тем чувствам, что горели в его взоре. Но слова Федора пронеслись мимо сознания, точно роботы-уборщики, что снуют по коридорам Второго и Третьего Уровня. — Хорошо, Федь, но я никого не люблю, меня только все злят. Может, я уже все? Начинаю перерождаться? — Да подожди ты, не гони, что тебя злит? — То, что все, чему нас учили, оказалось неправдой. С самого детства Моаг лгал нам. Сначала звуками, потом учебой, работой на Третьем Уровне. Нам никто не сказал про вирус, взрослые даже не ввели в программы лечение этой болезни, не предупредили про любовь, не учили любить. Осталась лишь одна пустота. Ни правил, ни Закона. Ничего не работает и ничего не имеет смысла. — Так это нормально — злиться на это. Я тоже иногда злюсь. На меня ты злишься? — Нет, Федь. Ты — мой друг, я не злюсь на тебя. Таис замерла, закрыла глаза и почувствовала, как стекает по щеке слеза. — Федь, обещай мне одну вещь. — Какую? — Обещай, что убьешь меня, как только заметишь первые признаки болезни. Не хочу жить фриком. Обещаешь, Федь? — Ты не станешь фриком, Тай, моей любви хватит на нас двоих. Ты мне веришь? Таи через силу улыбнулась и вытерла мокрые щеки. Ей хотелось верить другу, но она не могла. Не болеет тот, кто любит, а не кого любят. Даже если Федор будет ее любить, то он спасет только себя, а она… Она рано или поздно станет фриком. Федор внимательно смотрел на Таис, очевидно, что парень понял ее опасения, но ничего не сказал. Шереметьев встал с пола и пошел обследовать каюту, в которой раньше жили его родители.