Великий Лангедокский Хромой

      Этим вечером в особняке герцога де Граммона, наместника Лангедока, собралось блестящее многочисленное общество. Герцог устраивал ежегодный бал-маскарад.       Духота зала, огни свечей вздрагивают в такт ударам смычков о струны скрипок, голоса и музыка сливаются в непрерывный поток. Просачиваются в щели вездесущие сквозняки, холодок летит от взмахов вееров, а лиц не видно за карнавальными масками.       Сейчас гости наговорятся, обменяются свежими сплетнями и решат, что неплохо бы потанцевать. Пока одни станут скользить по паркету, другие будут пить. Потом начнут хихикать, говорить глупости, кавалеры распустят руки, дамы станут хлопать по развязным ладоням веерами и делать вид, что ни на что не согласны. Музыканты закатают рукава и начнут фальшивить.       Герцогиня де Мерекур рассеянно слушала любезности президента Тулузского парламента, облаченного в костюм Тартальи. Она была прелестна в костюме Коломбины – пышная юбка цвета сливы, расшитый цветами лиф и бархатная черная полумаска.       Несколько почтенных стариков и две-три дамы, красота которых успела отцвести еще во времена царствования Людовика ХIII, тихо вели какую-то незначительную беседу.       В глубине салона, за столом разместились герцог де Граммон и еще каких-то три господина; два из них молча сидели рядом с герцогом, третий, стоя у стола, доказывал им что-то с большим жаром. Это была весьма интересная личность, - Жильбер де Фашо, тулузский прево. Длинное худое желтое лицо, маленькие глазки, тонкие насмешливые губы, лоб, покрытый глубокими морщинами,- все это вместе взятое не производило приятного впечатления. Уверенный в том, что является знатоком точных наук, он был груб, даже несправедлив в делах, касавшихся этой области его увлечений, но зато при исполнении служебных обязанностей умел расставаться с этими неприятными свойствами своего характера. Движения его были размашистые, величественные, а речь дышала уверенностью; если иногда его теории были не совсем непогрешимы, зато он всегда отстаивал их с большим жаром. Вот и сейчас, не обращая внимания на равнодушие своих слушателей, он страстно доказывал безошибочность своего мнения. Очевидно, он страшно волновался, так как голос его стал криклив и резок.       - Да, господа!- воскликнул он, уничтожая своим последним доводом мнимые возражения своих слушателей.- Да, подобный человек заслуживает сожжения на костре как еретик!       - Что вы, неужели вы такого мнения о молодом де Пейраке? Что же он сделал?- добродушно возразил герцог де Граммон.       - Вы еще спрашиваете, ваша светлость? Да ведь это пособник самого сатаны! Этот рудник! Это богатство!       - А я считаю его оригиналом!- возразил подошедший маркиз д’Андижос, который совсем недавно прибыл из своей родной Гаскони в Тулузу, чтобы поискать покровителя, нуждающегося в хорошей шпаге.       - И притом опасным!- продолжал гнуть свою линию прево.- Разве он не осмелился утверждать вслед за этим чернокнижником Галилеем, что Земля вертится?!       - Ужасный еретик!- воскликнул герцог, еле удерживаясь от смеха.       - Я удивляюсь, как еще земля носит его! Это – богохульник! Подобные субъекты служат явным доказательством упадка общественного порядка и приближения конца света. Это не человек, а дьявол!- кричал разгоряченный ученый муж.       - Не слишком ли вы увлекаетесь, господин де Фашо? Пейрак – друг этого дома!       - Вы его принимаете?       - Конечно… Уверяю вас, мой друг, что граф вам понравится при ближайшем знакомстве, и, во всяком случае, от него не пахнет серой, хотя он и утверждает, как вы говорите, что Земля вертится.       - Вот-вот, это-то меня и возмущает,- заволновался прево,- Земля вовсе не вертится, и я докажу это вам раз и навсегда!       Де Граммон поник головой, не предвидя возможности избежать скучных объяснений, и взглядом искал сочувствия и поддержки у соседей…       - Вот, взгляните, пожалуйста; здесь, как видите, находится Луна, вот это Земля,- худая тонкая рука забегала по неизвестно откуда извлеченному им звездному атласу,- а я изображаю собой Солнце!       - Весьма скромная роль! - прошептал соседу д’Андижос.       После этого краткого вступления ученый приступил к довольно пространному изложению своей теории.       В то время как он весь был поглощен своим объяснением, дверь бесшумно отворилась и в ней показался граф де Пейрак, недавно вернувшийся из своего краткосрочного путешествия. Конечно, он тоже был в маскарадном костюме, но, увы, это не могло скрыть его хромоту. Граф надел костюм трубадура: короткая черная куртка из дорогого мессинского бархата, расшитого серебром, открывала в талии и в рукавах великолепную батистовую рубашку с венецианскими кружевами; короткие бархатные штаны; чулки с искусно вышитыми серебряным шелком стрелками; туфли с усыпанными бриллиантами пряжками и черная бархатная маска, скрывшая его лицо. Образ дополняла небрежно перекинутая за спину гитара.       Герцог жестом указал ему на оратора. Поздоровавшись с дамами, раскланиваясь и обмениваясь словами приветствия, Жоффрей переходил от одного к другому, потом он взял под руку д’Андижоса и остановился с ним у стола, временно превращенного в трибуну. Жильбер де Фашо, не замечая его присутствия, с жаром продолжал свою речь.       - Итак, судари мои, вы видите, что этот Пейрак ни больше ни меньше как лгун, и теперь уж вам очевидно, что Земля не вертится, так как она совершенно плоская, что и доказано вашим покорным слугой!       - Вы ошибаетесь! Она вертится, и на ее огромной поверхности нет ничего более плоского, чем ваши доводы!- отчетливо проговорил Пейрак.       От этого неожиданного возражения, громко раздавшегося над ухом Фашо, последний, как мяч, отскочил в сторону.       - А, это вы?.. Вы опровергаете мои доводы?- произнес он, приходя в себя.       - Да, это я, и если хотите, сейчас наглядно докажу свое опровержение,- улыбаясь, ответил граф. Фашо нахмурился, но в глубине души был очень доволен появлением Жоффрея де Пейрака: он уже предвкушал удовольствие победы над ним, так как был уверен, что его доводы пристыдят и уничтожат этого молодого самонадеянного выскочку.       Около стола образовался целый кружок; спор обещал быть интересным.       - Итак, вы еще настаиваете на своей утопии?- начал прево свысока, обращаясь к Пейраку.- Но ведь это просто смешно! Чем вы докажете свое утверждение, будто Солнце неподвижно, когда его движение слишком очевидно? На чем основываете вы свое соображение относительно вращения Земли, когда все мы чувствуем, что она совершенно неподвижна?       Не обращая внимания на полное сострадательного пренебрежения пожатие плечами, сопровождавшее эту тираду, граф ответил полным иронии тоном:       - О Господи, но ведь это так просто, сударь, я докажу вам это очень несложным примером. Жильбер де Фашо хотел что-то возразить, но граф невозмутимо продолжал:       - Слишком очевидно, что Солнце находится в центре нашей сферы…       - Бессмысленное предположение!- пробормотал прево.       - И действительно, оно находится в центре, чтобы оживотворять и освещать остальные тела. Точно так же, как зерна находятся в середине яблока, косточка в сливе, росток под сотней верхних покровов в луковице. Вселенная является этим яблоком, этой сливой, этой луковицей, а Солнце, тем зерном, к которому все тяготеет, вокруг которого все вращается.       Судья насмешливо улыбнулся.       - Неужели вы думаете, что это огромное светило вертится вокруг нашей крошечной Земли, чтобы освещать и согревать ее?       - Без всякого сомнения!- сказал Фашо.       - Ваше утверждение, в таком случае, похоже на то, как если бы, видя жаркое, вы вздумали бы уверять всех, что, жаря его на вертеле, непременно нужно вращать вокруг него весь очаг.       И граф повернулся на каблуке спиной к ученому.       - Я уступаю в нашем споре!- проговорил де Фашо, не обладавший способностью вести серьезный спор в шутливом тоне.- Но уверяю вас, молодой человек,- добавил он с досадой,- что ваш дьявольский язык доведет вас до костра!       - Ну, в таком случае, господин прево, вы можете быть спокойны: ваш язык ни до чего вас не доведет, и вы умрете своей смертью!       Растерявшийся ученый не мог собраться с мыслями. И когда, наконец, его медленно действующий мозг приготовил должный отпор на эту дерзость, Жоффрей уже был на другом конце зала.

***

      Кружатся в танце Тристан и Изольда, хохочет Геба, кривляется площадной шут - бубенчики звенят, колпак съехал на затылок, Аполлон стоит, гордо выпятив живот, рядом с ним застыла Роскошь; Панталоне кокетничает с золотоволосой нимфой.       Карменсита уже станцевала с одним кавалером, облаченным в костюм испанского гранда, и еще с кем-то в золотом камзоле, и с одышливым Роландом, когда перед ней появился граф де Пейрак.       - Коломбина одна?       - Комедианты разбрелись,- ответила она.- Почему бы Коломбине не поскучать немного? Пейрак глубоко поклонился ей.       - Вы прекрасны, Коломбина. Будьте моей, раз уж Арлекин за вами не пришел…       - Что ж, отчего бы не подразнить Арлекина? Может, он скорее вспомнит обо мне. - Прогуляйтесь со мной на балкон.       Балкон, увитый плющом, тянулся по всей длине зала, туда выходили подышать свежим воздухом нетрезвые гости и влюбленные парочки. Граф подал Карменсите руку, невозмутимый слуга распахнул перед ними дверь в темноту. Вдоль перил горело несколько факелов на высоких подставках.       - Сударыня,- поклонился Пейрак продуманно низко, когда они остались одни, - я набрался храбрости и явился сюда в надежде, что вы не откажете скромному трубадуру, который хочет развлечь вас.       Карменсита метнула на графа надменный взгляд, однако решила поддержать игру:       - Что я сделала, чтобы заслужить вашу преданность, сеньор?       - Вы существуете, божественная дама!       - Вы храбры, сеньор!- укоризненно посмотрела на него Кармен. Она понимала, что он флиртует с ней на общепринятый куртуазный манер: такие игры были раньше обычными в этой стране трубадуров. Даже низкорожденный шевалье или поэт мог адресовать пылкие слова высокорожденной даме. А та могла принимать – или даже поощрять – его восторги, не рискуя при этом запятнать свою репутацию. Но дальше слов такие отношения заходили редко.       Граф де Пейрак пытался возродить и закрепить эти традиции. Клир Тулузы, конечно, встал на дыбы: они обрушились на эту игру в галантную любовь как на предлог для блуда. Карменсита, хотя и воспитанная в строгости испанского этикета, прекрасно знала, что в Аквитании подобное считалось всего лишь изощренной и приятной формой времяпрепровождения, ведь все понимали: это часть щекочущей нервы игры.       - Я написал для вас стихи, мадам…       - Мне еще никто никогда не посвящал стихов…       - Ваша красота послужила для меня вдохновением, мадам. Вы прекрасны! С такими прекрасными глазами и благородной внешностью вы достойны разделить трон с любым королем! А я, увы, всего лишь скромный трубадур, сердце которого вы покорили.       - Но вы же знаете, что не должны испытывать ко мне подобных чувств. Не будем к этому возвращаться.       - Примите это, мадам,- сказал граф.- Подношу вам от всего сердца!- и он протянул Карменсите свиток.       - Что это?       - Прочтите их, когда будете одна…

***

      Хлопнула дверь, послышались мужские голоса. Мужчин было двое, они хохотали, но заметив парочку, притормозили. Граф повернулся к незваным гостям, остановившимся в паре шагов.       - Господа, вам что-то нужно?       - Вам никто не говорил, что нехорошо уединяться с дамой, месье?- голос того, кто повыше, звучал весьма нетвердо. Судя по всему, оба были нетрезвы, их лица скрывали маски.       - Шли бы вы мимо,- сказал де Пейрак голосом, полным холодной угрозы. Карменсита такого у него ни разу не слышала.       Все в этом голосе было: и аристократическая лень, и нежелание возиться с дерзкими, и сознание собственной силы.       - Не вам указывать, где нам ходить!- сказал второй.- Да вы тут даму мучаете. Не годится так поступать, сударь, не годится!       - Дама не жалуется, - сказала Карменсита, желая прекратить этот разговор.- Идемте в зал, Трубадур.       - Идемте, Коломбина…       Когда Кармен проходила мимо мужчин, высокий схватил ее за локоть. Она дернулась, высвобождаясь. А Пейрак развернулся и взял нахала за горло прежде, чем все успели сообразить, что произошло. Локоть освободился как по волшебству.       - Сударь,- вкрадчиво сказал граф,- нехорошо приставать к даме.       - Сударь!- второй, оставшийся на свободе, приставил к горлу Пейрака кинжал.- Не обижайте моего друга.       Карменсита не поняла, как все произошло. Граф двинулся, клинок звякнул о мраморный пол. А нахал взвыл и прижал к груди вывихнутое запястье. Тонкие пальцы Жоффрея де Пейрака разжались, он отпустил того, которого держал за горло и отступил.       - Надеюсь, наши разногласия улажены, господа?       - Вовсе нет!- высокий сорвал с руки перчатку и бросил в лицо графу. Перчатка, ударившись о маску, упала к ногам де Пейрака.- Завтра мы можем разрешить наши противоречия в более подобающей обстановке.       - О Боже,- устало сказал граф.- Вы хотя бы понимаете, из-за чего собираетесь драться?       - Господа,- вмешалась Карменсита,- перестаньте.       Но ее не слушали.       - Вы нас оскорбили!- крикнул тот, с вывихнутым запястьем.       - А вы оскорбили меня и мою даму. Мы квиты, не так ли?       - Нет! Мое имя…       -Тшш,- граф прижал палец к губам.- Положение, надо сказать, весьма неловкое. Опять же маскарад, давайте обойдемся без имен,- он наклонился и поднял перчатку.- Хорошо, если вы так желаете…       - Нет,- сказала Карменсита,- нет, не надо.       - Завтра,- продолжал высокий.- В восемь утра, на набережной Гаронны возле Нового моста.       - Шпаги. До первой крови. И все в масках. Без имен.- Граф сунул перчатку за пояс, повернулся и как ни в чем не бывало предложил Карменсите руку:- Идемте теперь, прелестная Коломбина. Карменсита едва могла идти, задыхаясь от возмущения.       - Вы понимаете, что делаете, сеньор?       - Конечно,- обронил граф почти равнодушно.- Мне нужна разминка, а юнцам – воспитание. Не бойтесь, сударыня, ничего не случится ни со мною, ни с ними. Самое страшное, мы получим по паре царапин и разойдемся, довольные друг другом.       - Я поеду с вами.       Пейрак остановился и огляделся. Никто не обращал на них внимания. Граф оттеснил Карменситу в полутемную занавешенную нишу, так, что она оказалась прижата спиной к портьере.       - Не вздумайте! Если вас узнают! Подумайте о вашем имени, о вашей репутации! Позвольте проводить вас к вашему мужу… Обопритесь о мою руку.       Герцог де Мерекур отыскался довольно скоро. Он стоял и беседовал с двумя дамами в масках, при виде Карменситы он шагнул вперед, быстро и радостно. Граф выпустил руку дамы и поклонился де Мерекуру.       - Возвращаю вам прекрасную Коломбину, герцог. Простите, что ненадолго украл ее у вас.       - Ничего, граф,- конечно же, он безошибочно узнал де Пейрака.       - Мне хотелось бы немного отдохнуть, Жиль,- пропела Карменсита голосом, слыша который, мужчины обычно не могут отказать.- Мы можем пойти в гостиную? А потом я подарю вам танец, и не один.       - О, разумеется, дорогая. Прошу простить нас, граф.       Пейрак поклонился и исчез в толпе.