Космическая Махабхарата от Nenena

V. Этой ночью в небе глухо и непрестанно рокотал гром. Что, естественно, означало, что вместо того чтобы мирно спать, Арджуна выскочил из кровати в три часа ночи, набросил пальто и нетерпеливо выбежал в дворцовый сад. Он кружился между клумбами, широко раскинув руки с растопыренными пальцами, впитывая в себя электричество из воздуха и жадно ожидая, как почувствует вкус первых капель дождя на языке. И вдруг он услышал кашель. Арджуна замер вполуоборота, тревожно прислушиваясь. Хоть он и плохо видел, но слышал он вполне хорошо и сумел разобрать два голоса, приглушенно звучавших в отдалении. Арджуна стал пробираться сквозь кусты и заросли цветов и, наконец, увидел две фигуры, сидящие на скамейке под неярким фонарем, все окутанные густыми тенями. Это были Бхима и Юдхиштхира. Арджуна ни с кем бы не спутал такого гиганта, как Бхима. Арджуна спрятался под кустом и, затаив дыхание, стал наблюдать за ними. "Я тебя не оговариваю, но это, между прочим, уже третья сигарета за последние полчаса», - сказал Бхима, приглушив свой обычно громовой голос настолько, чтобы это могло считаться его вариантом шепота. «Я знаю, - ответил Юдхиштхира, глубоко затягиваясь. – Поверь мне, я курю не потому, что мне нравится это зловоние». Арджуна прикусил губу. Он даже не знал, что его старший брат курит. «Дед Бхишма сказал мне, что наши министры никогда не будут воспринимать меня всерьез, если я не сумею приватно покурить с кем-то из них, - сказал Юдхиштхира, выдыхая сигаретный дым изо рта и из ноздрей. – Именно это я скажу нашей маме, если она меня поймает». «А может, хватит тебе слепо слушаться Деда Бхишмы?» «Дед Бхишма великий человек», - страстно возразил Юдхиштхира. «Да я знаю, - ответил Бхима, самую малость пренебрежительно. – Но даже великий человек может дать плохой совет». «Дурьодхана курит уже несколько лет, и с ним все в порядке. Сигареты не навредят мне. У них просто вкус отвратительный». «Да, но Дурьодхана вряд ли курит три сигареты одну за другой в течение часа». Юдхиштхира вздохнул: «Бхима…» «Иногда я думаю, что ты по характеру предрасположен к зависимости». «Что ты имеешь в виду?» «Сам не знаю. Слышал эту фразу по телевидению». «А я даже не помню, когда я последний раз смотрел телевизор», - сказал Юдхиштхира, выдыхая колечко дыма в зловеще рокочущую далеким громом ночь. «Ну, ты был занят». «Да, занят, - промямлил Юдхиштхира. – Занят, встречаясь с министрами в шесть утра. Занят, обсуждая вопросы безопасности в семь. Занят, посещая благотворительный завтрак с жертвами землетрясения в восемь. Занят, записывая публичное обращение в девять. Потом, в десять члены Парламента целовали мне зад и т.д. Слишком занят даже для того, чтобы увидеться с мамой и братьями, пока один из них не откромсал себе палец и не попал в больницу. Это, наконец, был достаточно уважительный повод, чтобы я мог увидеться с вами. Вот такая я теперь важная персона. – Юдхиштхира смял сигарету пальцами. – Дед Бхишма в этот раз даже не стал напрягаться, чтобы прочитать мне свою обычную речь: «Ты несешь ответственность за поступки своих младших братьев». «Просто он понимает, что ты был занят. И что это, по большей части, его вина, что ты так загружен. Это ведь он дает тебе все эти задания». «Или он просто уже решил, что я ни на что не гожусь, - понурился Юдхиштхира, пряди волос завесили ему лицо. – Почему он уже просто не скажет мне об этом вслух? Мама Мадри доверила мне своих близнецов, и с того самого дня я вообще ими не занимался. И вот Накула у нас монстр-социопат, а Сахадева теперь искалечен на всю жизнь…» «Ну, «монстр-социопат» - это ты хватанул!» «А сколько ты еще знаешь девятилеток, способных сделать ораву злобных роботов просто ради развлечения? – огрызнулся Юдхиштхира, гневно размахивая сигаретой с осыпающимся во все стороны пеплом. – Когда Арджуне было девять, он рисовал мелками и лепил слоников из пластилина. Вот чем должны заниматься девятилетние дети! А не воровать электрические кабели, вырезая их из стен, а потом комментировать это такими словечками, которые не все выпускники понимают. Да я сам их не понимаю!» Бхима посмотрел на своего брата долгим, долгим взглядом. А потом сказал: «Ты их боишься». «Не глупи». «Нет, ты боишься! И мама тоже. Полагаю, именно поэтому она выпила три рюмки коньяки, после того как я увел ее сегодня». «Бхима!» «Посмотри на меня, - сказал Бхима, и Арджуна то же непроизвольно посмотрел на него вместе с Юдхиштхирой. Бхима был очень высоким – по меньшей мере, на две головы выше Юдхиштхиры, который с самого начала был долговязым. Бхима был очень широкоплечим и мощным, с сильными крупными конечностями. Просто гигант. Ему каждый раз приходилось наклоняться, когда он входил в дверной проем, и неуклюже поджимать под себя ноги в ховерах и автомобилях. Благодаря своему Дару, Бхима мог с легкостью поднять над собой машину или согнуть металл голыми руками. Земля дрожала у него под ногами, если он забывал контролировать себя. Бхима никогда не смог бы затеряться в толпе, никогда не смог бы остаться где-либо незамеченным. – Я привык к тому, что люди боятся меня, – сказал он. – Но ты меня не боишься. Потому что ты лучше других людей». Юдхиштхира отрицательно покачал головой: «Бхима, не надо…» «Что не надо?» «Не становись таким сентиментальным ради меня». «Да я и не собирался. Я просто хотел показать тебе, что вот прямо сейчас ты как раз не лучше других людей, а точно такой же трусливый дурак, как все остальные. Ты что думаешь, я не знаю, что Накула и Сахадева могут вести себя пугающе для других? Они не просто девакин, они - девакин совершенно иного класса, чем мы с тобой. Я хочу сказать, мы с тобой хотя бы ведем себя, как люди большую часть времени. А Накула и Сахадева даже не похожи на людей, и это нельзя игнорировать. И именно поэтому они больше всех нуждаются в тебе. Особенно Накула. Веришь ты или нет, я помню, как я себя ощущал, когда мне было девять лет. Я не так уж сильно отличался от того, какой сейчас Накула. Ну, если не считать роботов. Я часто боялся сам себя. Часто боялся, что я слишком сильный, что могу покалечить тебя, маму или папу совершенно того не желая. Я порой смотрю на Накулу, вижу, какой он умный и неугомонный, и как он не знает, что ему со всем этим делать. Но он достаточно умен, чтобы понимать, что он не должен быть настолько умен, и это пугает его. Когда мне было девять, у меня был ты, и ты помогал мне найти опору. Ты видел во мне человека. А у Накулы нет тебя, и без тебя он так и будет играть для всех роль опасного маленького монстра. Понимаешь? Он будет изображать монстра в особенности потому, что именно этого ты от него и ждешь. Я знаю, что это трудно заметить, но он смотрит на тебя и ищет твоего одобрения, понимаешь?» «Вообще-то, это ты назвал его сегодня монстром и террористом», - защищаясь, ответил Юдхиштхира. «Я шутил. А ты сейчас говоришь серьезно». «И что, по-твоему, я должен был делать? Ты же сам сказал. Я был занят, - Юдхиштхира гневно смял пальцами окурок. – Дед Бхишма дает Дурьодхане такой же объем работы, как и мне, но у Дурьодханы все равно как-то остается время для его братьев. Не представляю, как он это делает». «Это же очень просто, - ответил Бхима. – У Дурьодханы есть девяносто девять братьев, чтобы разделить с ними его обязанности принца. А у тебя есть только я». «Бхима, когда я просил тебя помочь, ты справлялся просто ужасно…» «Я знаю, - сказал Бхима, - но если ты хочешь, чтобы у тебя было время для Накулы и Сахадевы или еще для чего-то, ну, знаешь, поесть там, поспать, тебе придется начать давать нам поручения». «И кому же еще кроме тебя?» «Арджуне». «О, Великому Воину? – Юдхиштихра засмеялся. – Он же еще ребенок». «Ему тринадцать лет, с точки зрения закона, он мужчина. Он может исполнять любые обязанности, которые ты ему поручишь». «Бхима… Будь реалистом. У Арджуны нет ни знаний, ни хитрости, ни харизмы, которые нужны, чтобы занять любой пост, который я могу предложить ему». Бхима глухо заворчал, будто собираясь сказать что-то, но передумал, и повисла неуютная тишина. «К тому же, - продолжил Юдхиштхира, когда тишина, видимо, стала слишком неловкой для него, - ты слышал, что объявил жрец в его день рожденья. Арджуне предназначено стать Великим Воином». «Сегодня Дед Бхишма заставил его отказаться от занятий с мечом», - неожиданно мягко для него сказал Бхима. От неожиданности Юдхиштхира резко дернулся: «Он все-таки это сделал?» «Ага». «Ох, - Юдхиштхира снова жадно затянулся, а потом сказал очень-очень мягко: - Что ж, давно пора было это сделать. Было очень больно наблюдать, как малыш мучается, ведь так?» Арджуна спрятал свое пылающие лицо в траве, чувствуя, как злые слезы бегут по его щекам, и из носа тоже предательски потекло. Но он не мог даже втянуть сопли, чтобы не выдать себя сейчас. Только не сейчас! «Я не знаю, просто… - Юдхиштхира нервно мял пальцами окурок. – Я доверяю мистеру Дхаумье. Если он сказал, что у него было видение, значит, у него действительно было видение. Только вот я скорее не доверяю ИМ, - Юдхиштхира показал рукой в темное небо, ворчащее над их головами. – Боги, наверно, спятили, если считают, что Арджуна рожден, чтобы стать Великим Воином. Помнишь последний раз, когда мы взяли беднягу с собой в лес? Он не смог даже убить паука, который забрался к нему в спальный мешок, не говоря уже о том, чтобы охотиться вместе с нами. Хотя мы все равно не рискнули бы доверить ему ружье. Не с его глазами. – Юдхиштхира опустил взгляд и сказал: - А еще я иногда думаю, что боги, должно быть, спятили, если решили, что кто-то вроде меня рожден, чтобы стать царем. Все это просто чушь». «Ну, для этого у царей обычно и есть братья! – раздраженно повторил Бхима. – Просто невозможно делать абсолютно все самому! Отец правил совсем не так». «Хорошо, если ты так считаешь, я попрошу Арджуну начать принимать более активное участие в государственных делах, - Юдхиштхира встал и потянулся. – Только что конкретно ты предлагаешь мне попросить его сделать?» Бхима нахмурился, обдумывая вопрос. Наконец он сказал: «Эй, он же наша Тыква, помнишь? Он нас еще никогда не подводил». «Очень надеюсь, что ты окажешься прав, - Юдхиштхира посмотрел в мрачное небо и добавил. – И еще надеюсь, что я не толкну его навстречу новое неудаче. Богам пора бы заметить, что уже хватит с него унижений». Бхима встал и погасил лампу, висевшую над ними. А потом они оба пошли через темный сад в направлении дворца. А Арджуна так и остался лежать в траве под кустами. Глаза у него горели от слез, а дыхание предательски дрожало и булькало в горле. Он все же заставил себя встать, отряхнул грязь и траву со своей пижамы, вытер нос рукавом, а потом, наконец, с громким шмыганьем втянул в себя воздух. «Как же жалко, что я не могу делать больше для них, - яростно подумал Арджуна. – Как жаль, что я не могу стать для них чем-то большим!» Но ему действительно нечего было предложить своим братьям. Он не был ни воином, ни сановником, ни силы, ни ума, слепой, как крот, неуклюжий и неловкий. Арджуна шел по пустынному темному саду, чувствуя приближение грозы в небе над ним, но, против обыкновения, не получая никакого удовольствия от дрожи ожидания в воздухе вокруг себя. Он шел, раскинув руки, легко касаясь листьев и цветов, мимо которых проходил погруженный в свои мрачные мысли. Арджуна даже не замечал, что вышел к внешней стене дворцовых владений, пока чуть не врезался в нее. Арджуна посмотрел налево, потом направо. И не увидел ни там, ни там камер безопасности, закрепленных на стене. Он подумал об охранниках у дверей его собственной спальни, которые знали, что он ушел в сад и нет смысла ждать его, пока гроза не закончится, и он не насладится дождем в полной мере. Они уже давно прекрасно его изучили. А это значит, что если он, скажем, решит пойти куда-нибудь, хватятся его еще довольно не скоро. Но камеры охраны… «Куда ты собрался? Ты спятил??» Арджуна пошел вдоль стены, скользя пальцами по холодным камням, думая про себя, что должно же быть что-то такое, в чем он сможет быть хорош, в чем сможет пригодиться своим братьям, да и всем вообще. Должен же быть какой-то смысл в том, что сказал жрец о пророчестве его божественного отца. Должна быть причина, по которой ему даровано еще неведомое пока божественное оружие, спящее внутри него. Но, какими бы ни были ответы, ему не найти их у своей семьи, да и вообще где-либо на территории дворца. В этом Арджуна был абсолютно уверен. Гроза шептала ему об этом. «Я найду то, что мне необходимо, - подумал Арджуна, глядя в чернильно-черное небо, - только если видеокамеры не засекут, как я перебрался через стену». Он пожелал всей душой, и гроза ему подчинилась. Загрохотал гром, и неожиданно вспышка света обрушилась прямо сверху; а в следующий миг молния ударила в принимающую антенну на крыше дворца, и та взорвалась, далеко расплескав во все стороны крошечные искры. На миг дворец и сад накрыла кромешная тьма, похоже вырвавшаяся даже наружу, чтобы поглотить весь город Хастинапур. На мгновение вокруг не осталось ничего кроме темноты и звука ветра. А Арджуна уже сумел наполовину перелезть через стену. Он знал, что у него есть всего несколько бесценных секунд, пока не включатся запасные генераторы дворца, и тогда электричество снова будет восстановлено сначала во дворце, а потом и в городе вокруг. Но ему и нужно было совсем немного времени. Для разнообразия, в этот раз его неловкие руги и ноги идеально подчинялись любой его команде. К тому моменту, как огни города снова ожили, Арджуна уже перебрался через стену сада и оказался на неосвещенном, забрызганном морской водой утесе позади дворца, а потом стал пробираться к пляжу, за которым начинался город. ________________________________________ VI. На южной стороне утеса, на котором располагался дворец, издавна была выделена территория под небольшой птичий заповедник: соленое болотце, защищенное скальной породой, окруженное по краям низкорослым лесом, все больше мельчавшим, спускаясь с камней к песку береговой линии. Арджуна стал пробираться через заросли высокой сырой травы под деревьями в лесу. Его пижамные штаны мгновенно промокли от росы. Крупно дрожа от холода, он все лучше понимал, что отправиться среди ночи на поиски самого себя, одетым только в пижаму, ботинки и пальто, было плохой идеей. Хорошо что он хотя бы не забыл контактные линзы, а, значит, мог видеть настолько хорошо, насколько это вообще было для него возможно. Увы, даже в линзах видел он все равно очень плохо. Если бы не грозовые тучи, затянувшие все небо, пожалуй, вот-вот уже должно было начать светать. И Арджуна начал понимать, что очень скоро наступит утро, а значит, его начнут искать, а потом у него начнутся всякие неприятности. И Арджуна даже не хотел представлять себе, насколько серьезные. Тем не менее, он четко знал, что чем бы ни было то, что он должен был найти, он явно не успеет сделать это за пару часов. Арджуна закрыл глаза и прижался лбом к темному, шершавому стволу дерева. «Отец, что я делаю?» - спросил он, сам не зная, кого из своих отцов он просит направить его. Впрочем, как и обычно, он не получил никакого ответа. Арджуна слушал шторм и ворчание неба над головой, то и дело вспыхивающего угрожающими молниями, но по-прежнему отказывающегося разродиться ливнем, сдерживающегося по какой-то причине. Арджуна думал о грозе, как о грозе, и о себе как о части этой грозы, но никогда не думал о грозе, как о мифическом царе богов по имени Индра, о своем божественном отце. Никогда не думал о нем так, как он думал о человеке, которого помнил, как своего отца. Его отец, его земной отец, был тем, кто держал его за руку, когда они впервые пришли в храм, кто поцеловал его в лоб, чтобы он перестал плакать, когда Арджуна упал и оцарапал себе коленку на пляже, кто впервые вывез его на лодке в море, кто восторгался его карандашными рисунками так искренне, будто это были признанные произведения искусства. Арджуна также помнил маму, или, точнее, двух мам, потому что у него ведь когда-то было две мамы, так ведь? А потом одна из них… - холодное белое тело, пустые глаза, темные тени на щеках, Нана кричит - Нет, он не будет про это вспоминать. Никто никогда не говорил с ним о том, что случилось той ночью. Ни мама, ни братья, вообще никто, и это было хорошо, потому что это хотя бы избавляло Арджуну от унизительной необходимости притворяться, будто он не помнит, что он тогда видел. Это было так неприятно, когда мама и Юдхиштхира суетились вокруг него, опасаясь, что он мог получить психологическую травму или что-то вроде того. Впрочем, Арджуна повезло избежать основной дозы их сочувствия. Она досталась Накуле и Сахадеве. И, наверное, пошла им на пользу. Ну, или не пошла. Во всяком случае, ни Накула, ни Сахадева не помнили свою маму Мадри. И Накула, похоже, довольно бессердечно (с точки зрения Арджуны) пренебрегал ее памятью, в то время как Сахадева был совершенно так же безразличен к тому, была ли Кунти их родной мамой или нет, как и к большинству остальных фактов своей жизни. Арджуна отстранился от утешительного ствола дерева и продолжил свой путь. Лес вокруг медленно начинал наполняться слабым призраком солнечного света, изо всех сил пытающегося прорваться сквозь черные тучи над ним. Но Арджуна все так же чувствовал запах электричества в воздухе, надвигающуюся угрозу новых молний, и это чувство будто вело его куда-то. Насколько вообще можно было руководствоваться чем-то в темном, мрачном и мокром редколесье. Арджуна ковылял, натыкаясь на кусты и деревья, несколько раз запинался, сам не видя обо что, пока… Пока, наконец, не налетел на нечто теплое и мягкое. Конечно же, он свалился. Лицом вниз в мокрую от расы траву. Потребовалось несколько мгновений, прежде чем Арджуна понял, что лежит на чьих-то коленях. Он поскорее скатился с теплого человеческого тела под ним и сел, неосознанно отряхивая пальто и штаны. Из-за своей поспешности он как-то умудрился подвернуть под себя обе ноги, поэтому, когда попытался встать, то только снова свалился, только на этот раз уже на спину. Что ж, теперь хотя бы он смог сесть рядом с тем, о кого только что споткнулся. Арджуна прищурился, пытаясь разглядеть во мраке бурного утра смутный темный силуэт человека, сидевшего в позе лотоса на траве. «Эй, привет», - сказала загадочная тень. Арджуна удивился, поняв, что человек перед ним – это мальчик, должно быть, примерно его возраста. «Извини, пожалуйста, - сказал мальчик. – Ты ударился?» Арджуна, наконец, вспомнил, как говорить. «Нет, - честно сказал он. – Ммммм… А ты?» «О. Нет». «Прости меня, - быстро сказал Арджуна. Он снова попробовал подняться, и на этот раз сумел устоять на ногах. – Прости. Я не хотел прерывать тебя». «Все в порядке. Я уже очень давно здесь сижу. Думаю, мне в любом случае пора бы уже прерваться». Мальчик поднялся одним плавным, грациозным движением, что, с точки зрения Арджуны, было совершенно невозможно для человека долгое время сидевшего неподвижно в одной позиции. Незнакомец шагнул к Арджуне и сказал: «Ты… ты потерялся? – он склонил голову к плечу, хотя Арджуна мог видеть в темноте только смутную тень движения. – Извини, но на тебе ведь… пижама?» Арджуна знал, что видит очень плохо, к тому же их окружал лес, да и само по себе утро было исключительно темное: сам он вряд ли смог бы различить черты лица мальчика, стоявшего всего в паре шагов от него, и ему было удивительно, что тот сумел разглядеть какие-то детали, тем более из одежды. Арджуна облизал губы: «Да, - сказал он. – Ты меня правда видишь?» «Да, - ответил мальчик. – Я знаю, как надо видеть. – Он постучал себя посредине лба так, будто это могло разом все объяснить. А потом снова спросил. – Ты потерялся?» «Нет, я просто… просто ищу кое-что». «А что ты потерял?» «Ну, честно говоря, у меня никогда этого не было… » «А, я понял. Поиск себя, - мальчик сказал «поиск себя» таким тоном, каким, с точки зрения Арджуны, нормальные люди говорят «бутерброд с маслом». А потом его скрытый в тени собеседник поднял голову и сказал. – И ты отправился на поиск в пижаме, - а потом он взглянул на небо и добавил: - Тебе, наверно, стоило взять хотя бы дождевик». «О, нет, я… я в норме. Я люблю гулять в дождь». «Ну, не в пижаме же, - сказал мальчик. Он взял Арджуну за руку и потянул его за собой через лес. – Пошли со мной», - сказал он. Арджуна пошел, выбора все равно не было. Несмотря на серый мрак, вокруг постепенно все больше светало, и Арджуна, наконец, сумел разглядеть черты мальчика, который вел его за руку. Первым, что бросалось в глаза, было то, что он раздет до пояса. А второй вещью, которую заметил Арджуна, были хитроумные, переплетающиеся темные петли, покрывающие всю спину паренька, его плечи и шею. У самого Арджуны были такие же. Отметины девакин. «Ты жрец?» - спросил Арджуна, хотя это и был глупый вопрос, он ведь уже знал ответ. Кто еще кроме жреца станет медитировать полуголым в лесу среди ночи? «Когда-нибудь я им стану», - ответил мальчик и легкомысленно засмеялся. Арджуна все лучше мог видеть его. Он был стройным, скорее всего светлокожим – все-таки видно в это сумрачное утро было еще плоховато – с коротко остриженными очень густыми красновато-коричневыми волосами. Цвет кожи и волос сразу же выдавали в нем чужака. Мальчик повернулся к Арджуне и спросил: «А ты?» В этот момент Арджуна заметил нечто странное у него на лбу, родинку или шрам, словом, пятно в форме слезы, будто бы стекающей ему на переносицу. «Я сам не знаю, кто я», - честно ответил Арджуна. «Что ж, это имеет смысл, раз ты отправился искать себя». Лес вокруг них становился все реже. Вдруг мальчик свернул, они обошли очередное дерево и вышли на просеку, заполненную мутным, сырым светом. Они явно уже покинули территорию заповедника и были где-то недалеко от окраины города, окружавшего скалу, возвышавшуюся теперь над ними, и дворец на ее вершине. Арджуна отметил, что они вышли к одному из беднейших кварталов города. Дома здесь были маленькими, ветхими, плотно прижатыми друг к другу, будто сваленными в кучу среди камней и грязи на краю леса. Было еще очень-очень рано, и вокруг царила полная тишина. Мальчик осторожно повел Арджуну по грязной улице с грунтовой дорогой в некое подобие города перед ними. Арджуна заметил, что мальчик совсем босой, но его ноги выглядят загрубевшими и привычными к ходьбе босиком. Они шли вместе, держась за руки, пока не остановились перед дверью очередного дома, на взгляд Арджуны, ничем не отличающегося от остальных маленьких домов вокруг. «Сюда, - сказал мальчик и повел Арджуну за собой в дверь, которая оказалась открытой. Внутри паренек сразу посмотрел вправо, где Арджуна увидел крючки, на каких обычно висят пальто и шляпы. Все крючки были пустые. Арджуна вошел вслед за мальчиком и прищурившись всмотрелся в темноту дома, куда он пришел. От входной двери он мог видеть две комнаты по обе стороны от него. Одна явно служила гостиной, там стояла кушетка и телевизор, стены покрывали полки, и полки, и снова полки с четко выстроенными на них, но довольно пыльными на вид книгами. Другая комната явно была кухней: там стоял разделочный стол и обычный стол со стульями, а на стенах висели горшки, кастрюли и сковороды, занимавшие все доступное место, старые и потрепанные, но чистые, если не считать единственного стакана , который кто-то оставил невымытым возле раковины. Как только Арджуна разулся, мальчик снова взял его за руку и повел вверх по лестнице позади гостиной. Ступени скрипели под ногами и стонали под их весом, пока они шли. «Мой отец уехал на неделю, - объяснил мальчик. – Он получил задание от Священного совета. Но он сегодня вернется. Не знаю во сколько точно. А мама работает в верхнем городе. Она уходит еще до рассвета. А придет уже после заката». «Значит сейчас мы одни?» «Да». Они вошли в комнату, которая, как предположил Арджуна, была спальней мальчика. Она оказалась тесной и длинной, как пенал. Там стояла узкая кровать, застеленная одеялом с незнакомым, непривычным орнаментом, какого Арджуна никогда раньше не видел. Другой мебели там не было. На стене висели фотографии семьи из трех человек: мать, отец и сын улыбались в камеру снова и снова. Это были старомодные фотографии, распечатанные на бумаге, а не более современные голографические снимки, которым отдавали предпочтение в семье Арджуны. Арджуна прищурился, разглядывая фотографии. У матери на этих снимках была смуглая кожа и блестящие темные волосы, как и у родственников Арджуны, и вообще как у большинства обитателей Куру. А вот отец выделялся очень бледной, как и у сына, кожей и светлыми глазами. У него были пыльно рыжие волосы и множество морщинок вокруг глаз. А еще Арджуна внезапно заметил, что почти на всех фотографиях мальчик и его родители одеты в странные одежды, каких Арджуна никогда раньше не видел, лохматые тяжелые шкуры и длинные вязаные шарфы. Мальчик поднял экран на окне комнаты, наполнив ее слабым неуверенным утренним светом. Потом зажег лампу на потолке, пару раз мигнувшую и натужно пожужжавшую, прежде чем залить комнату ярким резким светом. Арджуна заморгал, на миг ослепленный, но потом, наконец, сумел как следует разглядеть своего нового знакомого. Мальчик одел на себя рубашку, полностью скрывшую его дева-отметины на спине и на шее. Но когда он, застегивая пуговицы, повернулся лицом к Арджуне, тот впервые смог рассмотреть отметину у него на лбу. Это было синеватое пятно, будто стекавшее из-под линии волос, постепенно сворачиваясь каплей, через весь лоб и исчезавшее только на уровне бровей. Это был не шрам и не проблема с пигментацией кожи – оно просто было там, больше всего напоминая почему-то специально нанесенную татуировку. А больше всего, оно было похоже как раз на дева-отметины на спине мальчика, ну или на собственной спине Арджуны. А еще Арджуна вдруг понял, что это пятно на лбу мальчика выглядит, как закрытый глаз, только повернутый на бок. «Вот, - сказал мальчик, доставая из спрятанного в стене шкафа, который Арджуна даже и не заметил, рубашку и пару штанов и бросая их на кровать. – Если уж я пригласил тебя в гости, тебе неплохо бы одеть на себя что-нибудь из настоящей одежды». «Спасибо, - неловко поблагодарил Арджуна, поднимая рубашку и придирчиво ее разглядывая. Она была сделана из толстой теплой материи, покрытой все теми же незнакомыми орнаментами. Арджуна положил ее обратно, повернулся к мальчику и спросил: - Почему ты помогаешь мне?» «Ммм? – мальчик, похоже, очень удивился, как если бы Арджуна спросил его, почему небо зеленое. – Потому что надо помогать людям, когда им нужна помощь. И в особенности, если они буквально сами валятся на тебя. Согласись, это выглядело, как очень недвусмысленный знак того, что боги желают, чтобы я помог тебе». Арджуна засмеялся. Ему нравился этот мальчик. Ему стало интересно, неужели все жрецы, ну или, скорее, послушники думают, что мир устроен так изумительно разумно. «Но я ведь даже не знаю твоего имени, - сказал Арджуна. – Ты привел меня к себе домой, но так и не сказал, как тебя зовут». «Ах, да. Меня зовут Ашваттхама». «А я… Джуна». «Ну, привет, Джуна». «Мммм, - сказал Арджуна, который поднял штаны и рубашку, но не был уверен, как ему попросить Ашваттхаму отвернуться и не смотреть на него, пока он будет переодеваться. «О, - Ашваттхама, похоже, догадался, в чем дело. – Пойду пока вниз, сделаю нам завтрак». Он ушел, оставив Арджуну с его новой одеждой. Принц поскорее сбросил пальто и пижаму, аккуратно свернул их, и замер на минуту в одних трусах, всем телом вдыхая уютный теплый запах этого дома. Потом заметил, что Ашваттхама забыл закрыть дверь шкафа. Там на центральной полке стояла бронзовая фигурка Шивы: дюжина рук раскинута во все стороны, ноги застыли в позе танца. Арджуна не был уверен, что одежный шкаф – подходящее место для статуи господа Шивы, но, в конце концов, в комнате реально буквально не было места, чтобы поставить ее снаружи. На внутренней стороне двери висел портрет певца, которого Арджуна не знал. И надпись внизу плаката опять же была сделана шрифтом, так же незнакомым Арджуне, как и вязь на одеяле и его новой рубашке. Арджуна очень сильно прищурился, и вдруг понял, что догадывается, что это за язык. Дед Бхишма заставлял его учить такой когда-то довольно давно. Это был один из видов письменности, используемых на Панчале. Что ж… Арджуна скорее натянул свою новую, приятно теплую одежду, и осторожно спустился вниз по скрипучей лестнице. Ашваттхама гремел чем-то на кухне, жарил хлеб в каком-то, с точки зрения Арджуны, прямо-таки музейно-антикварного вида тостере и кромсал еще больше хлеба здоровенным разделочным ножом. Еще одна статуэтка Шивы – на этот раз, похоже, даже изысканно позолоченная – приглядывала за кухней с полки над окном. Арджуна открыл дверь компактного холодильника, также встроенного прямо в стену и спросил: «У тебя есть молоко?» Ашваттхама со стуком выронил нож. Арджуна скорее закрыл холодильник, озадаченный реакцией Ашваттхамы – того, как заметно застыли его плечи, поникла голова. «Прости, - сказал Арджуна, - прости меня, я не хотел…» На самом деле, Арджуна так и не понял, что было не так в его вопросе, но ему показалось, что извиниться за свои слова будет правильным поступком. Ашваттхама наклонился и поднял нож. «Нет, это ты меня прости, - сказал он, бросив нож в раковину и взяв другой из ящика с кухонными принадлежностями. Он отвернулся от Арджуны и снова стал резать хлеб. – У нас нет молока. И яиц тоже. «О», - просто ответил Арджуна. Он искренне не понимал, почему человек не хочет или не может купить молока или яиц, но видел, что Ашваттхаме стыдно из-за того, что он не в состоянии выполнить просьбу своего гостя. Арджуна открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но не успел. Потому что неожиданно где-то высоко на утесе над ними заунывно завыли сирены. Ашваттхама снова выронил нож. Глаза его испуганно расширились: «Цунами идет?» «Нет, - сказал Арджуна, чувствуя, как у него холодеет в желудке. – При цунами дают два длинных и один короткий сигнал. А непрерывный звук означает ЧП государственного масштаба. Или комендантский час». «На нас напали? - сказал Ашваттхама очень тихо. Он бегом бросился в гостиную и выглянул в окно. – На улицах везде солдаты!» - встревожено крикнул он. Впрочем, Арджуна уже мог сам слышать их за стенами дома, громко топающих своими тяжелыми ботинками по улицам. «Это плохо, это очень плохо, - занервничал Ашваттхама, задергивая шторы в гостиной заметно дрожавшими руками. – Комендантский час означает, что мы не можем покидать дом, верно?» «…да». Ашваттхама повернулся к телевизору и включил его. «Пожалуйста, только не вторжение Панчала. Только не это!» - взмолился он. Экран мгновенно заполнился изображением женщины, зачитывающей зрителям официальное правительственное обращение, также отображаемое внизу экрана бегущей строкой. Арджуна застонал, увидев в верхнем углу экрана свою фотографию. Неужели, они не могли хотя бы выбрать для новостей удачное фото? Ашваттхама выключил телевизор и плавно обернулся к Арджуне. Его глаза были широко открыты: «Ты…» Арджуна не выдержал и спрятал лицо в ладонях: «Прости меня», - прошептал он. «Джуна… Ну, конечно». Арджуна отвернулся, слушая, как топают на улице бесчисленные солдаты, отделенные от него только тонкими деревянными стенами и занавеской на окне. «Я пойду, - быстро сказал он. – Я не могу позволить, чтобы ты попал в неприятности из-за этого, так что…» «Подожди, - сказал Ашваттхама, неожиданно поймав Арджуну за руку так же, как он сделал это раньше в лесу. – Ведь ты царевич Арджуна? Правда?» «П…правда». «Тогда ты не должен никуда идти, если не хочешь, - Ашваттхама выглядел взволнованным, но серьезным. – Я не знаю, почему ты сбежал, но, думаю, у тебя должна была быть причина. И я точно знаю, что есть причина, по которой я нашел тебя. Пожалуйста… разреши мне помочь тебе. Я не знаю, смогу ли я, но я очень хочу попробовать. Я ведь именно этому хочу посвятить себя. Помогать людям. Именно таким жрецом я хочу стать, учусь этому каждый день… Я понимаю, это немного сложно понять, но, именно так все и есть». Арджуна покачал головой: «Моя мама, мои братья, они будут волноваться…» «Я знаю, - Ашваттхама отпустил его руку. – Простите меня, Ваше Высочество. Было очень самонадеянно с моей стороны…» «Нет, это было очень любезно с твоей стороны, - Арджуна отошел от двери и опустился на кушетку, заставив себя выдавить уверенную улыбку. – Тогда я остаюсь здесь». Он не был уверен, что Ашваттхама может помочь ему, но он точно был уверен, что не хочет покидать этот дом. И этого было уже достаточно. Ашваттхама с облегчением улыбнулся, потом без единого слова убежал в кухню и принес им завтрак из слегка подгоревшего жареного хлеба. А потом они с Арджуной сели вместе за еду, предварительно помолившись, сомкнув ладони над пищей, пока над побережьем надрывались сирены, а солдаты шарили по улицам под низко нависшими над городом рокочущими тучами. ________________________________________ VII. «Я даже сам не знаю, почему я сбежал», - сказал Арджуна, рассеяно теребя угол диванной подушки на кушетке. Дело было уже к полудню, и они с Ашваттхамой сидели – или, точнее говоря, прятались – в гостиной в течение всего этого времени, общались шепотом и грызли хлеб с джемом, на вкус Арджуны изрядно пресным, но он, конечно же, не мог сказать об этом своему хозяину. Говорили по большей части вроде бы ни о чем, о фильмах, о музыке, которая им нравилась, о книгах, которые прочел Ашваттхама. И только сейчас Арджуна сумел собраться с силами и поднять тему, по какой же причине (если вообще можно было назвать это причиной) он бродил в пижаме ночью по лесу. Ашваттхама сидел, подобрав под себя ноги, на полу перед Арджуной, кивая и внимательно слушая гостя. Сирены отключили, но на улицах по-прежнему было полно солдат, ездила военная техника, проверявшая окрестности каждые несколько минут. «Ты сказал мне, что ты что-то ищешь», - напомнил Ашваттхама. «Может быть, - Арджуна закрыл глаза и крепко прижал подушку к груди. – Я просто хотел, понимаешь, быть кем-то… кем-нибудь. Найти, понять, кем я должен быть, - он открыл глаза и посмотрел прямо на Ашваттхаму. – Я завидую тебе». «Мне?» «Да. Для тебя все так просто. Твой отец – жрец, и ты станешь жрецом, как он. Я знаю, так обычно и бывает». Ашваттхама отвел взгляд: «Не все так просто», - сказал он очень тихо. Арджуна вдруг подумал, что снова допустил какую-то грубую ошибку: «Твой отец не один из жрецов?» «Он жрец, но, - Ашваттхама снова повернулся к Арджуне, выдавил на губах вымученную улыбку. – Раз уж ты царевич, не думаю, что тебе стоит завидовать кому-то вроде меня. Я имею в виду, перед тобой открыты все пути. Ты можешь выбирать все, что хочешь, верно?» «Да, но… не совсем так. Ты ведь слышал. Боги решили, что я должен стать воином». «Значит, будешь воином». «Я не уверен, что хочу». «Тогда не будь воином». Арджуна нахмурился. «Не очень-то ты помогаешь, - он еще больше стиснул подушку. – К тому же, я все равно никогда не смогу стать воином. Я не умею обращаться с мечом. Даже Дедушке Бхишме пришлось признать, что он не сможет меня научить. Все бесполезно». «Так, может, тебе просто нужен другой учитель. Или другое оружие, - глаза Ашваттхамы вдруг засияли. – Ты пробовал лук?» «Ты сейчас прямо как мой кузен Дурьодхана, - сварливо сказал Арджуна и вздохнул. – Я почти ничего не вижу. Я не смогу стрелять из лука». «Мой отец, - поспешно заговорил Ашваттхама, игнорируя все протесты Арджуны, - пусть он покажет тебе, он величайший стрелок на Куру, он может научить тебя…» «Послушай, я не думаю…» Неожиданно оба мальчика замолчали, услышав звук голосов у самой входной двери дома. «Это мой дом! – возмущался кто-то низким голосом с отчетливо звучащим акцентом. – У меня есть полное право просто идти к себе домой!» «Комендантский час, сэр. Все должны оставаться внутри…» «Я уезжал по ответственному поручению Верховного совета брахманов, - снаружи послышались какие-то шорохи, возня. – Вот мои документы…» «Проверьте его документы…» «Прячься!» - вдруг требовательно прошипел Ашваттхама. Арджуна обмер, резко глянул влево, вправо, чувствуя, как его парализует паника. Он не представлял, куда можно спрятаться. «Залезай под кушетку!» - шепотом сказал Ашваттхама. Арджуна поднял матерчатый край обивки свисавший почти до пола и увидел, что между полом и дном кушетки действительно есть немного места, куда можно заползти на животе. Набрав побольше воздуха, Арджуна нырнул в застарелую пыль и завозился, пытаясь устроиться так, чтобы он мог видеть, что происходит снаружи… Ашваттхама в свою очередь торопливо убирал остатки их затянувшегося перекуса, мотаясь туда-сюда между кухней и гостиной. А потом Арджуна вдруг услышал, как распахнулась входная дверь, и из-под свисающего края покрывала, за которым он прятался, он смог разглядеть неопределенного возраста мужчину в шляпе и пальто, которого буквально втолкнули в дома двое солдат в тяжелой амуниции. Арджуна сразу узнал в мужчине человека с фотографий в комнате Ашваттхамы. «Отец!» - выдохнул Ашваттхама, застыв на полпути между кухней и гостиной с тарелкой в руке. «Ашваттхама! Что ты делаешь?» «Я услышал сирены и пришел домой…» «Его документы в порядке, - сказал один из солдат, передавая пачку бумаг и, как показалось Арджуне, паспорт кому-то по другую сторону двери. Двое солдат по обе стороны от мужчины отпустили его руки. Он гневно хмыкнул и отряхнул пальто. «Неслыханно! Возмутительно! – пробормотал он. – Обращаться со жрецом, как с преступником». «Мы следуем инструкциям, сэр, - сказал один из солдат, проходя в дом. – Сейчас в городе комендантский час, сэр». «Что вы делаете?! Убирайтесь из моего дома! – пылая гневом, потребовал отец Ашваттхамы. Но солдат не обратил на него внимания, пройдя мимо Ашваттхамы и оглядывая гостиную. Второй солдат вошел вслед за ним, а затем еще один, которого Арджуна не видел до этого, прошел вслед за своими товарищами, держа в руке документы и паспорт. Ашваттхама что-то спросил у отца на странном языке, в котором Арджуна с большим усилием опознал что-то похожее на диалект панчальской элиты. Но один из солдат обернулся к ним и гневно крикнул: «И не тявкай там!» Ашваттхама побледнел, а лицо его отца залилось краской гнева: «Как вы смеете так говорить с моим сыном?» «Что? Или ты хочешь сказать собственному пацану, что ты не жулик?» – солдат засмеялся и отвернулся от них обоих. Его товарищи планомерно обшаривали книжные полки в гостиной. Арджуна затаил дыхание и постарался заползти еще глубже к стене. Он больше не смел выглядывать наружу, впрочем, он и без того все прекрасно слышал. «Старик, принеси мне фонарь», - потребовал один из солдат. «Зачем еще?» «Хочу проверить твой паспорт. Хочу получше разглядеть водяные знаки». «Но вы же сказали, что мои бумаги в порядке». «На первый взгляд, да. Но грязным жуликам, вроде вас, никогда нельзя доверять». Ответом была долгая, напряженная тишина. Арджуне показалось, что он услышал, как Ашваттхама шмыгнул носом. А потом Арджуна услышал шаги, кажется, отец Ашваттхамы прошел на кухню. Шелкнул открывшийся ящик, что-то зашуршало. Наконец, отец Ашваттхамы вернулся. «Вот», - сказал он. «Папа», - дрожащим тонким голосом позвал Ашваттхама. «Все в порядке, - ответил его отец, тяжелым, почти требовательным голосом. – Нам нечего скрывать. Больше нечего». Последовала пауза, в течение которой Арджуна слышал, как солдат, стоявший непосредственно возле кушетки, щелкал разными режимами лампы, просвечивая документы, которые дал ему отец Ашваттхамы. Арджуна легко мог себе представить, как он держит паспорт в одной руке, а фонарь - в другой, поднося его сзади к каждому листку, хмурится, выглядывая водные знаки, которые, конечно же, сразу проступали на них… Опять повисла долгая тишина. А потом шорох перевернутой страницы. «Что ж, - сказал солдат, - здесь указано, что вы прибыли на нашу планету семь лет назад». «Так и есть». «На этой странице нет водяных знаков, жулик, - сказал солдат. – Это лажовая подделка». «Вы, должно быть, неправильно смотрите, - спокойно возразил отец Ашваттхамы. – Свяжитесь с Верховным советом, если хотите подтвердить легальность моего пребывания. Они наняли меня семь лет назад без каких-либо возражений, и не стали бы продолжать пользоваться моими услугами, если бы я хоть единожды солгал им о себе. Там есть провидцы, которые мгновенно видят любую ложь». «А я вот слышал, что бывают такие ушлые жрецы, что умеют одурачивать даже других жрецов». «И как раз один такой устроил кучу неприятностей на Панчале семь лет назад», - согласился другой солдат. Повисла новая пауза. Было слышно только, как тяжело, испуганно дышит Ашваттхама. «Я патрулирую это гетто уже десять лет, - вдруг сказал один из солдат, - и все это время у меня были подозрения на твой счет, старый жулик». «Но никогда не было повода проверить документы вплоть до этого дня?» «Ну, ты же у нас хитрый жулик». «Или, наоборот, глупый, - возразил первый солдат. – Иначе с чего он разгуливал по улицам во время комендантского часа?» «Поддельный паспорт, - заговорил другой солдат и пошел ко входу, где, как предположил Арджуна, стояли Ашваттхама и его отец, - мне кажется, вполне достаточная причина для ареста...» А потом звук его голоса вдруг резко прервался, сменившись придушенным хрипеньем. Арджуна услышал, как что-то грузно осело на пол. Две стремительные вспышки по комнате, и два других солдата рухнули вслед за первым. На мгновение повисла тишина, а потом Ашваттхама выкринул что-то на панчальском. «Надо бежать, - нетерпеливо ответил его отец. – Обувайся». Ашваттхама что-то забормотал. Его отец ответил ему уже на панчальском, и с минуту они быстро спорили между собой. Арджуна слушал, чувствуя, что у него сердце застряло в горле. Те три солдата, они что, умерли, да? Выходит, он только что был свидетелем убийства? Трех убийств прямо в этой комнате? Прозвучали быстрые шаги, почти бег. И снова повисла тишина. Они ушли. Арджуна вылез из-под кушетки, клубы пыли набились ему в волосы, облепили всю его новую – получается, краденную! – рубашку. Он чуть не споткнулся о ближайшего солдата, который лежал на боку рядом с кушеткой. Арджуна наклонился, прислушался и разобрал звук его дыхания, а потом и увидел, как поднимается и опускается его грудь. Он не был мертв. И другие два тоже. Но все они были без сознания. Повсюду вокруг были следы борьбы – разбросанные, разворошенные книги, сломанная антенна на телевизоре. А потом Арджуна услышал шум снаружи на улице. Не задумываясь, он выбежал через переднюю дверь, которая по-прежнему была широко распахнута. Там Арджуна увидел дюжину вспышек ослепительного белого света, в следующий миг ставших красными и слепящими. Он увидел стену из солдат в бронежилетах, масках и с щитами. Увидел, как разом поднялась дюжина винтовок. Ашваттхама страшно закричал, и его отец закрыл его собой. «Стойте, - закричал Арджуна. – Не стреляйте!» Но было слишком поздно. Разом щелкнули курки, и пули ушли в полет раньше, чем кто-либо из солдат успел понять, что они сейчас расстреляют собственного царевича. И все равно Арджуна не остановился. Он бросился, прыгнул вперед навстречу неизбежной смерти летящей к нему… И сжал молнию в своих руках. Он встал впереди отца Ашваттхамы, чувствуя свежесть дождя и рокот грома во всем теле, когда он натянул тетиву своего нового лука. Он держал лук перед собой так уверенно, будто делал это всю свою жизнь, его ладонь крепко сжала непокорное дерево, блестевшее будто молния, приятно гладкое в его ладони, будто тугая струя воды. Арджуна натянул тетиву, и в его руке сама собой возникла стрела. Его глаза будто горели изнутри. Это было нестерпимо. Он выстрелил. И только сейчас понял, что двигался быстрее летящих пуль. Вспышка света устремилась навстречу им, встретив на полпути спазматической электрической дугой. Арджуна выстрелил еще раз, и хлынувший ливень смыл пули прочь. Еще одна стрела, и еще одна, и еще… Они слетали из-под его пальцев, тетива мелодичным звоном пела в его ушах снова и снова, его пальцы застыли, уверенные, быстрые, в тысячу раз быстрее всех пуль, летевших к нему, как бы немыслимо это не звучало. «Остановитесь! – закричал кто-то. – Это же принц, идиоты! Вы стреляете в собственного принца!» Стрелки остановились, и Арджуна тоже. Первым остановился его лук. Он просто исчез у него из рук. Растворился в никуда. А потом мысли Арджуны замерли, не выдержав пережитого шока и усталости. Сердце замерло у него в груди, колени подогнулись. Он стал падать, но кто-то поймал его. Арджуна посмотрел и увидел, что его держит отец Ашваттхамы. А потом у Арджуны закатились глаза, и он перестал о чем-либо думать. ________________________________________ Продолжение следует