На грани экстрима. Взрослые дети

Елена Емельянова

- Слушаю, Лазарев, - голос друга ударной волной прошелся по перепонкам, я вздрогнула. - Привет, Андрей, Лена. Минутка есть? Дело на миллион, - я всеми силами старалась говорить спокойно, но подозревала, что получилось это у меня не так, чтобы очень: все-таки вышибла меня Сашкина новость. Вышибла сильнее, чем я показала. Сашка, бредившая юриспруденцией также, как и я в детстве, Сашка, также, как и я, выигравшая Олимпиаду, Сашка, при разговоре с которой иногда Егор с Пашкой закатывали глаза и наперебой звали к себе ассистентом, Сашка сделала то, от чего меня когда-то давным-давно отговорил Витя. Сашка, моя Сашка, Александра Андреевна Романова выбрала медицину. Да не просто медицину. Это вчера я опешила от ее тихого: «в медицинский», а потом просто осела, услышав в КАКОЙ медицинский ВУЗ поступила моя своевольная дочь. А Сашка хохотала: - Ну куда еще должна была пойти дочь двух генералов, мамочка? Только в ВМА! - Бедный Ковалев, - роняя чемодан, уронил Андрей. - Лена? Что стряслось? С кем? Все здоровы? – голос Лазарева выдернул меня из воспоминаний, - Если ничего серьезного, то я позднее перезвоню, хорошо? - Андрей, что там у вас? – то, как говорил Андрей Павлович, заставило перепугаться. - Беда у нас, Лен, - признался Лазарев, - ребенка у нас украли. - Что??? Снова??? - Что значит снова? – Лазарев явно не помнил давней истории с Мишкой Булатовым. - Вы в полицию заявили? Что делается? - Да только выяснили, еще не успели. - Ладно, не дергайся, сейчас я сама позвоню Говоруну, помнишь его? Жди. Я позвонила Косте, отправив его к Лазареву, а сама вышла на участок, бесцельно шатаясь между соснами, иногда поглядывая на устроивших чехарду на крыше бани белок. В другое время я схватила бы фотоаппарат, но сейчас мне было не до снимков – мысли были там, с друзьями, испуганной мамой и малышом. И самой страшной мыслью была мысль о беспомощности и невозможности помочь. Лазарь позвонил спустя несколько часов, показавшихся мне вечностью. Коротко, и не вдаваясь в подробности сообщив, что ребенка нашли, Андрей поинтересовался: - У вас-то что случилось? Я улыбнулась, представляя себе реакцию друга. - У тебя время есть? Разговор не так, чтобы сиюминутный, - Лазарев ошарашено молчал, а я продолжала: - я в гости хочу напроситься к вам, ненадолго. Примете? - Ленок, ты в порядке? Хочешь, мы сами приедем? С тобой точно все нормально? - Абсолютно, Андрюша, абсолютно. Так вот, ждите гостей в сентябре. Меня и Сашку. - Что Гордееву у нас потребовалось? - Не о том Сашке речь. Мы с Александрой Андреевной пожалуем. - О, всегда рады! – голос Андрея потеплел, а потом вдруг стал серьезным, - Слушай, а ее учеба? - Ну… - я сделала многозначительную паузу, - вот с ее учебой разбираться и будем. Она к вам поступила, в Питер. - О, ЛГУ рухнет, - засмеялся Лазарь. - Нет, Андрюш, если рухнет, то ВМА… - О Боги, бедный Ковалев...

Андрей Ковалев

- Ну товарищ генерал, - я битый час убеждал Никитина, что не готов возглавлять свежий набор курсантов, что я оперирующий хирург, что у меня стажеры, что меня рвут на части комиссии Минобороны, и в конце концов скатился к какому-то детски-умоляющему «ну товарищ генерал»… На Никитина, впрочем, не действовало ничего. Тот только ехидно поглядывал на меня, и твердил о том, что приказы не обсуждаются. Я махнул рукой, понимая, что если Сергей Васильевич решил, то выбора у меня нет. К слову, и выбирать-то не хотелось, сопротивлялся я так, для проформы, и с понедельника засел за учебные планы моих курсантов. Дома установилась рабочая тишина, даже обычно суетливые Злата и маленькая Лена утыкались в книжки или ноутбуки, а Ритка приносила чашку за чашкой чая. К исходу второй недели о программе моих первокурсников я знал все, и теперь придумывал, как встроить мою программу в их план. Впрочем, план этот предстояло многократно корректировать в зависимости от качества курса. Мои планы посмотреть на курс с самого начала обучение разрушил приказ генерала Рождественского. Тот, не иначе впечатленный рассказами Макса, гонял меня с проверки на проверку. Вот и в этот раз мне предстояло лететь бог знает куда, и в Питер я должен был вернуться только в середине сентября. Инспекция затягивалась, курс перехватила Нина, свалившаяся вместе с Сергеем нам на голову, едва я успел вернуться. Она, светясь каким-то юношеским задором, с восторгом рассказывала о курсе, особенно выделяя каких-то Ивана, Михаила и Сашку. - Ладно, Нин, увидим, что это за кадры, разберемся, - провожая ребят, пообещал я. - Ты только им свое любимое испытание с колонной бронетехники не устраивай, рано им пока, хотя Саша, наверное, и с этим совладает. - Любопытно, - пробормотал я, закрывая дверь. *** Незаметно я наблюдал за курсантами, суетящимися у больных. Впрочем, надо отдать должное, суетились не все, движение нескольких из них были уже расчетливо-профессиональными. И я был готов угадать двух из перечисленных Ниной курсантов – слишком уж уверенно действовали двое парней. - Любопытно, кто из них кто, - промелькнуло в голове, когда я заметил, что не менее уверенно действовала и какая-то девчонка. - Курсант, - окликнул я ее. - Курсант Романова, товарищ полковник, - над маской смеялись отчаянно знакомые глаза, так похожие на глаза моего тезки. - Вольно, курсант Романова, - приказал я, и едва слышно прошептал, - меня ждут шесть отчаянно веселых лет…