Freaky

Картинки сменялись с такой скоростью, что я ничего не успевала понять. То я снова дома вместе с Эммой и Зои, то собираю крыс около лагеря Цирка Уродов, то я в школе рассматриваю зелёный флаер, на котором написано о представлении Цирка, то я вижу перед собой отца, который поднял меня на руки и кружит. Затем я снова оказываюсь в лагере цирка, рядом со мной появляется Эвра, и мы начинаем о чём-то разговаривать. Потом он уходит, небо темнеет, и я прихожу к костру. Но там никого нет за исключением одного человек, даже не человека, а полувампира. Там сидит Даррен. Он приветливо улыбается и подзывает меня к себе. Я сажусь рядом. Мы молча смотрим друг другу в глаза. Он начинает склонять голову, я понимаю, что сейчас он меня поцелует. И когда наши лица оказываются в нескольких миллиметрах друг от друга, на его губах вдруг появляется коварная насмешливая улыбка, а взгляд, бывший ранее мечтательным и нежным, становится жестоким и одновременно торжествующим. Я с трудом понимаю, что происходит, чувствую лишь нарастающий страх, вызванный этой странной переменой в нём. Его пронзительные голубые глаза начинают менять цвет. И стоит мне всего лишь моргнуть, как на меня смотрит уже не пара голубых прекрасных глаз, а пара фиолетовых жестоких холодных и кровожадных. Лицо парня резко меняется. Мгновение и передо мной тот парень, тот вампанец, что убил мою мать. Он смотрит на меня, как на жертву. Нет, я и есть жертва. В свете костра краем глаза я замечаю, что что-то блеснуло у него в руке. Нож! Мне хочется бежать. Бежать и ещё раз бежать. Куда-нибудь подальше от него. Но страх сковал меня своими оковами, и я не могу даже пошевелиться. Ртом судорожно хватаю воздух, которого не хватает в лёгких, но легче от этого не становится. Я не отвожу взгляда от лица своего убийцы. Он начинает медленно замахиваться ножом. По его лицу ясно видно – ему нравится мой ужас. Это словно вкусная добавка к его пиру. Пиру, состоящему из моей крови. Пытаюсь закричать, но из горла не вырывается ни звука. По щекам стекают слёзы ужаса и страха. Мой убийца, наконец, занёс нож на достаточную высоту. Ему надоело медлить, потому что я вижу в его глазах голод. Нож резко опускается и… …я проснулась. Сидя на кровати, я оглядывала тёмную комнату стеклянным и ошеломлённым взглядом. Кровь всё ещё продолжала стучать в висках. Я несколько раз моргнула, пытаясь понять, где я нахожусь. «Это всего лишь кошмар», - подсказал мне внутренний голос. Кошмар. А ведь всё словно происходило наяву. Все было так…реально. Несмотря на все эти резкие смены «декорации» и неожиданное превращение. Я глубоко вздохнула и посмотрела направо, туда, где стояла кровать Ребекки. На этот раз я её не разбудила – девушка мирно спала, повернувшись лицом ко мне. Протерев глаза руками, я откинула одеяло и встала с постели. Надев кеды и толстовку (пижама состояла из топика и штанов, а шастать по лагерю в таком виде, пусть даже зная, что вряд ли на кого-то наткнусь, мне не хотелось), я на цыпочках вышла из палатки. Прохладный воздух начал приятно обдувать мои щёки. Вздохнув, я пошла в сторону главной площади. Полная луна была единственным источником освещения. Сейчас лагерь казался мне вымершим. Как будто все циркачи разом уехали отсюда. Дойдя до площади, я нашла скамеечку у уже потухшего костра. Мне нужно всего лишь немного посидеть тут. Прийти в себя. Интересно, сколько ещё мне будут сниться кошмары? Пару дней? Неделю? Месяц? Год? Или может быть всю жизнь? Да, со временем они станут реже посещать меня, но окончательно вряд ли когда-то оставят. В голове всплыл взгляд фиолетовых глаз, сверкнувший нож в свете огня и то, как этот нож опускался прямо по направлению к моему сердцу. Страх снова начал растекаться по телу. Я замотала головой из стороны в сторону, словно пытаясь выкинуть из головы назойливые и пугающие воспоминания. Но мне это ни капельки не помогло. Оперевшись локтями в колени, я склонила голову и обхватила её руками. Мой взгляд устремился в колени, покрытые тёмно-синей хлопковой тканью штанов. -Не спится? – сказал кто-то недалеко от меня, разрушая тишину. Вздрогнув от неожиданности, я резко разжала руки и подняла голову. Передо мной в нескольких метрах стоял мистер Крэпсли, засунув руки в карманы бардовых штанов. -Да, - просто ответила я. Хотя, думаю, он итак всё понял. Ещё бы, небось прожил-то он сотню лет, а может и больше. А я только свои жалкие шестнадцать. -Кошмары? – спросил он ненавязчиво, подходя ко мне и присаживаясь рядом. Я кивнула: всё ведь и так очевидно. -Тебе снятся вампанцы, угадал? – вновь спросил он. А ещё меня упрекал в любопытстве. Но мне больше некому рассказать, а так хочется. Может быть, мне хоть немного полегчает? -Только один, - сказала я чуть дрожащим голосом. – Тот парень. -Парень? – нахмурившись, переспросил мистер Крэпсли. Видно, что он немного удивился. Ещё бы: на меня напали мужчина и парень. Следуя здравому смыслу можно предположить, что мужчина будет опаснее. Но он просто не видел тех глаз. Той жестокости, с которой они смотрели на меня – его жертву. -Да. Знаю, это кажется странным, но…- я запнулась. Мистер Крэпсли молчал, ожидая продолжения. -От него словно исходили волны опасности и зла. Ему нравилось смотреть на страх жертвы, даже больше чем другому…вампанцу. Его глаза – то, что мне больше всего запомнилось. С виду в них только цвет странный, но на самом деле в его глазах была такая жестокость и такое торжество. Предвкушение, злость, - мой голос предательски дрогнул. Я словно вновь воочию увидела те глаза. Зажмурившись, я начала трясти головой. На плечо легла рука мистера Крэпсли. Открыв глаза, я посмотрела на него. -Похоже, тот тип был действительно жуткий, - произнёс он, пытаясь говорить ободряюще, хотя я видела беспокойство в его глазах. Я кивнула и посмотрела на луну. До рассвета ещё долго. Наверное. Но не слоняться же мне по лагерю! Вот бы поспать. Нет, кошмар снова присниться. -А почему вы не спите? – озвучила я внезапно пришедший в голову вопрос. Он улыбается. -Я же вампир, а потому бодрствую ночью. Мы спим днём, потому что дневной свет губителен для нас. Я нахмурилась и неуверенно произнесла: -Но…Ваш помощник вполне спокойно разгуливает под солнечными лучами. -Это потому что он – полувампир. Для него свет солнца не губителен, - разъяснил мистер Крэпсли. Я понимающе кивнула. И тут мне кое-что вспомнилось. -Эй, Вы говорили, что вампиры выдыхают усыпляющий газ, - сказала я, произнося эту фразу наполовину вопросом наполовину констатацией факта. Крэпсли кивнул, он находился в небольшом смятении, не понимая, к чему я веду. -Может, вы усыпите меня? – попросила я. -Видишь ли, может так получиться, что ты не вспомнишь этого разговора. Вампиры не просто усыпляют жертву, они стирают из её памяти то, что случилось перед тем, как их усыпили, - ответил вампир. Но я ничуть не усомнилась в своей идее. Этот разговор для меня не слишком уж важен. -Ну и что? Меня это не волнует, - пожав, плечами сказала я. Мистер Крэпсли что-то пробурчал себе под нос, а потом чуть склонился ко мне. И в следующее мгновение я вновь проваливалась в темноту. Проснулась я на своей кровати в палатке. В голове был какой-то туман. Я помнила весь вчерашний день, как заснула вечером. И ещё помнила жуткий кошмар. Но все, что было дальше – словно покрыто мраком. Или точнее туманом. По идее кошмар был настолько жутким, что я должна была проснуться. И, возможно, так и было, вот только я не помню. Однако, вскоре я перестала терзать свою память. В конце концов, я цела и невредима, со мной ничего серьёзного не произошло, а, следовательно, нет смысла пытаться что-то там вспомнить. Тем более что у меня это никак не получалось. Откинув одеяло, я села на кровати. Тут я заметила, что поверх топика надета толстовка. Значит, я всё-таки проснулась вчера ночью. И решила немного прогуляться. Нет, лучше не начинать снова. Тряхнув головой, я осмотрела комнату. Ребекки, к моему небольшому удивлению, нигде не было. Тогда я сменила пижаму на футболку с сарафаном и легинсами, а потом, взяв полотенце, пошла умываться. Второй день в Цирке Уродов прошёл не так уж и плохо. По крайней мере, по сравнению с первым, когда неожиданные новости буквально сыпались на меня. Позавтракав в «столовой» (на самом деле таковой это место было сложно назвать), я отправилась в костюмерную к Ребекке. На этот раз я должна была помогать ей, а не собирать умерших зверюшек. И на том спасибо. В течение первого часа мы почти не разговаривали, что было одновременно и забавно, и грустно. А ещё удачливо…для меня. Ревность всё ещё теплилась во мне. Как-то раз, несколько лет назад, мама сказала мне, что от ревности нужно избавляться. «Ревность — всего только глупое дитя гордости или же болезнь безумца», – тогда ответила мама. Я тут же спросила её: «кто это сказал». «Фридрих Ницше», – вновь ответила она. Но на этом наш разговор, кажется, закончился. Мама любила цитировать знаменитых мыслителей и классиков. Или же просто понравившиеся цитаты, прочитанные в журнале или услышанные от кого-то. Ревность. Странное чувство. После всех маминых наставлений я так старалась его избежать. Но видимо вряд ли у меня это получится. Избежать собственных эмоций невозможно, как бы ты не хотел этого. Благо от моих мыслей меня отвлекла Ребекка, которая начала расспрашивать о моей прежней жизни. Последующие полчаса я рассказывала ей о своих друзьях и немного о родителях (эта тема была для меня наиболее болезненной, и моя соседка, видимо, понимала это). Это было почти как мысли вслух. Конечно, в более сдержанном варианте. Я рассказывала ей об Эмме и Зои, а в это время в моей голове вспыхивали отрывки воспоминаний. Затем переходила к рассказу о Заке и Тиме, и всё повторялось. Я будто заново всё переживала. Будто чувствовала своих друзей рядом. Но при этом внутри меня теплился огонёк вины за то, что я оставила их. За то, что я причинила им боль. Однако внешне я никак не показывала этого. Пусть уж это чувство гложет меня изнутри. Когда я закончила свой рассказ, то попросила Ребекку рассказать о её жизни в цирке. И, главным образом, я задала интересующий меня вопрос: какое же у неё «уродство?». Однако, вместо ответа она сказала: -А у тебя какое? Ясно. Ребекка пыталась перевести тему. Или мне это лишь показалось? Я посмотрела на неё с ухмылкой. А соседка и бровью не повела, только выжидающе посмотрела. В этот момент мы развешивали костюмы по напольным вешалкам. Я попробовала покопаться в своей памяти: говорила я ей о своём таланте или нет? И как выяснилось: «нет». Что ж, тогда всё честно. Прежде чем она ответит на мой вопрос, я сама на него должна ответить. Тогда я положила костюм, который держала в руках, на стол, подошла к коробочке с пуговицами и достала оттуда одну маленькую пластиковую пуговичку. Подозвав Ребекку, я положила предмет на свою раскрытую ладонь. Девушка выжидающе и с интересом посмотрела на меня. Несколько секунд, и пуговичка начала понемногу плавиться. Ещё немного времени, и у меня на руке маленькая лужица расплавленного пластика. Свободной рукой я сделала из этой лужицы нечто похожее на маленький кубик, а затем начала охлаждать. Через полминуты у меня на ладони был затвердевший кубик. Я протянула его Ребекке, которая восторженно смотрела на него. -Впечатляет, - выдохнула она, беря кубик двумя пальцами и рассматривая его. Я благодарно улыбнулась и сделала небольшой поклон, как будто кланяюсь зрителям. Мне польстила её реакция, но, пожалуй, я бы радовалась больше, если бы мы были подругами. Настоящими подругами. А я воспринимала её как…соперницу. Или нет? В общем, очень на то похоже. Когда Ребекка положила кубик на стол и посмотрела на меня, я вновь задала ей свой вопрос. Я видела, что девушка колебалась. Даже немного…смутилась. -Ну, я…девочка-обезьяна, - ответила она неуверенно. Я уставилась на неё. А затем усмехнулась. Она же не серьёзно? -Ты шутишь, верно? – спросила я, пытаясь подавить рвущийся наружу смех. -Почему у всех такая реакция? – пробурчала она себе под нос. А затем сказала вслух: - Я не шучу, Софи. У меня есть хвост. Я его подбираю, чтобы не мешался, к тому же на него вечно все наступают. Ребекка нервно улыбнулась и пошла обратно к напольным вешалкам и костюмам. Я же стояла некоторое время, пытаясь «переварить» услышанное. Чувства у меня были смешанные. С одной стороны мне хотелось смеяться, потому что…это действительно было забавно. С другой – мне хотелось радоваться, ведь мой талант явно превосходит её. Но было ещё две стороны. Третья сторона заключалась в том, что мне было жаль её. Я видела в её глазах то восхищение моим «уродством» и сожаление, что она не обладает чем-то подобным. Ей тоже хотелось поражать, а вместо этого ей достался дурацкий хвост. Да и сама она была чем-то похожа на обезьяну внешне. А чётвертая сторона, которая «затмевала» собой все остальные, состояла в том, что я возмущалась, негодовала. Как девчонка, у которой есть обезьяний хвост, может быть лучше меня! Конечно, это эгоистично, но все мы – эгоисты в какой-то степени, верно? Такое чувствует каждая девушка, когда ревнует. Тем более если ещё есть повод. Но, несмотря на весь ,этот коктейль эмоций смешанный из четырёх разных «сторон» я развернулась и, подойдя к напольным вешалкам, продолжила развешивать костюмы. К тому же я умудрилась не выдать внешне того, что я чувствую. Я просто спросила Ребекку о её жизни в цирке, и она охотно начала рассказывать. Иногда проще сделать вид, будто ничего не было. Однако, я всё же пару раз отозвалась лестно об её «уродстве», но только для виду. Всё же она – моя соседка по комнате. Я помогала Ребекке в костюмерной до обеденного времени. Пообедав, я отправилась в цирковой шатёр вместе с Гертой и Кормой. По пути женщины пытались придумать мне какое-нибудь прозвище – сценический псевдоним, но, увы, ни у них, ни у меня не нашлось подходящих идей. Пожалуй, придумать название моему таланту оказалось сложной задачей. В шатре мы репетировали до наступления сумерек. Трюк с «охлаждающим дыханием» я не рискнула испробовать, потому что ещё не успела потренироваться. Зато я несколько раз отмораживала Корме руку, а она отращивала её обратно. Конечно только после того, как Герта отрубала отмороженную. И ещё мы несколько раз прорепетировали трюк со сплавлением раскусаных предметов. И, конечно же, я пробовала лепить что-нибудь новенькое из расплавленного металла и пластика. Так, например, из столовой ложки у меня получилось нечто похожее на статуэтку в стиле Сальвадора Дали. Иногда мы делали перерывы и, садясь прямо на манеж, болтали о том, о сём. Мне было так весело и так легко с ними. Словно я знала их всю жизнь. И разницы в возрасте я не ощущала. Разве что…они вели себя как старшие сёстры, но только иногда. К тому же, у меня никогда не было старшей сестры, а тем более двух, так что я была только рада. После окончания репетиции мы пошли к главной площади. Герта и Корма зазывали меня к костру. Я с радостью приняла их предложение: побыть в обществе этих женщин ещё несколько часов было мне только в удовольствие. Однако, когда мы подошли я заметила Ребекку и Даррена, держащихся за руки, у костра. Настроение моё тут же подпортилось. Надо же, а я ведь успела позабыть о них, о своей ревности. Разговаривая с Кормой и Гертой, я радовалась и забывала о некоторых минусах жизни в цирке. Корма тут же подсела к Ребекке, и они начали о чём-то беседовать. Даррен в это время заметил меня. Наши взгляды встретились. Но я тут же поспешила повернуть голову в сторону Герты. Протяжно зевнув, я напустила на себя усталый вид. -Слушай, кажется, у меня не хватит сил на то, чтобы посидеть тут с вами. Я бы и рада, но просто с ног валюсь, - обратилась я к Герте. Сказав это, я ещё раз зевнула для убедительности. -Ох, как жалко. Ну, ничего. Ещё успеем насидеться у костра, - ответила она. Мне действительно хотелось ещё провести с ними время, но если бы тут не было «сладкой парочки». Я пожелала ей спокойной ночи и направилась в свою палатку. Помывшись и переодевшись, я попробовала заморозить воду дыханием, сидя за столом в нашем с Ребеккой жилище. Я была одна, поэтому чувствовала себя вполне комфортно. Однако, заморозить у меня всё равно ничего не получилось. Вылив воду на улицу, я выключила свет и легла спать, проматывая в голове сегодняшний день до тех пор, пока не провалилась в забытье. Ночью меня снова мучили кошмары, но на этот раз я не выходила из палатки. Я засыпала и вновь просыпалась. Странно, что моя соседка никак на это не реагировала. Бьюсь об заклад, что кричала во сне. А может быть плакала или проделывала ещё что-нибудь в этом роде. Когда я открыла глаза в четвёртый раз, то заметила, что уже довольно светло. Ребекка ещё спала. Часов нигде не было, так что сколько времени, я не знала. Но засыпать и вновь видеть ненавистные глаза, полные жестокости и кровожадности, мне не хотелось. Стараясь вести себя как можно тише, я надела джинсы и футболку с топиком. Обувшись, я пошла сначала в душевую, чтобы умыться, а потом в столовую, чтобы позавтракать. Если судить по солнцу, то времени было около восьми утра. Циркачей было не так много, как обычно. Большинство из них ещё спали. В столовой я встретила Эвру. Ему нужна была помощь с собиранием крыс. Поэтому покончив с завтраком, я вызвалась помочь ему. -Правда? Спасибо больше, - ответил он с улыбкой. -Только вот, где нам взять сумки для…зверюшек. Ребекка ещё спит, так что, полагаю, костюмерная закрыта, - высказалась я. Эвра задумался, но не прошло и половины минуты, как его лицо просияло. -В моей палатке есть две сумки, - сказал Эвра. -Отлично. Тогда пошли! И мы направились в сторону его палатки. Я ещё не видела места, где обитает мальчик-змея, поэтому мне было ужасно интересно. По дороге, которая заняла около трёх минут, мы не разговаривали. Хотя заговорить пыталась: например, я спросила про его настроение, а он про погоду. Но толкового разговора не получалось. И вот мы, наконец, пришли к его домику. Скажу сразу, зрелище впечатляющее. Домик представлял собой голову змеи с разинутой пастью. Не сказать, чтобы домик был большим, но и не маленьким. Пасть была завешана шторками и служила входом. -Здорово, - прокомментировала я внешний вид жилища. Эвра ухмыльнулся и отодвинул одну из шторок, пропуская меня внутрь. -Добро пожаловать в наш скромный змеиный дворец, - объявил мальчик-змея, когда вошёл внутрь вслед за мной. -Наш? – удивлённо переспросила я, повернувшись к Эвре. -Думаешь, что у тебя одной есть соседка? – спросил он, проходя вперёд меня. Передо мной открылась гостиная (ну, или что-то похожее) средних размеров. В нескольких метрах прямо передо мной стояла барабанная установка. Почти как у профессионалов. За ней был террариум, а чуть правее проход в другую комнату. Наверное, это и была комната Эвры. -У тебя тоже соседка? – усмехнулась я, всё ещё оставаясь на месте. В правой стене было что-то похожее на уголок, своего рода маленькое ответвление комнаты. Оттуда лился свет, должно быть, там окно. Но со своего места я больше ничего не видела. -Сосед, - донёсся заспанный голос как раз из того уголка справа. Моё сердце застучало быстрее. Это был голос Даррена. Сделав пару шагов вперёд, я увидела в том уголке нечто вроде одноместной кровати, на которой лежал полувампир. Было видно, что он только что проснулся. -А я смотрю у нас гости с утра пораньше, - пробурчал Даррен, закидывая руки за голову. -Привет, - добавил он, обращаясь ко мне. Я кивнула, как бы здороваясь в ответ. -Если бы, вампирина, - отозвался Эвра, выходя из своей комнаты. У него в руках было две холщовые сумки. Одну из них он уже повесил на плечо, а другую протягивал мне. -Мы идём за крысами и нам нужны были сумки, - пояснил мальчик-змей своему соседу. – Но сейчас мы уже уходим. И я вот что тебе посоветую, спящая красавица: хватит отлёживаться, работа не ждёт! Эти двое чем-то напоминали мне Зака и Тима. Они точно так же любили «издеваться» друг над другом. Правда, это скорее можно назвать насмешками или дуракавалянием. Мальчишки есть мальчишки, верно? Но, несмотря на эти шуточки, мне хотелось поскорее уйти отсюда. Уж лучше остаться наедине с Эврой и испытывать неловкое молчание, чем видеть Даррена. Отказываться видеть человека, на которого хочется смотреть и смотреть – я уже говорила, что парадокс мой вечный спутник? Попрощавшись с Дарреном, мы вышли из палатки и направились в сторону речки. На этот раз я держалась немного увереннее, хотя собирать отвратительно пахнущие тушки мне всё ещё было неприятно. И в отличие от позавчерашнего утра «улов» был побольше. За то время, что мы находились у реки, мне удалось разговорить Эвру. Я попросила его рассказать о его жизни в цирке. Со стороны это выглядит так, словно я беру у каждого обитателя лагеря интервью, и этот вопрос является самым главным. Но мне и, правда, было интересно. Несмотря на то, что все прожили в одном месте, в одной компании у каждого жизнь была разной. Прямо как в настоящей семье. Только приходил каждый по-разному: кого-то нашёл мистер Толл, кто-то сам отыскал лагерь и пришёл сюда. Эвру, например, нашёл мистер Толл…в мусорном ящике. Когда он это сказал, мне стало жаль парня. Как иногда родители бывают глупы: если ребёнок не выглядит так, как все, то он уже не их ребёнок, а какое-то необычное существо. Но я не стала выказывать своего сочувствия: Эвре это не нужно. Чего-чего, а сочувствия «уроды» не очень жалуют. Ведь жалость не превратит их в нормальных людей, а наоборот, покажет, что они другие и не в хорошем смысле этого слова. После того, как мы собрали достаточно зверюшек, вернулись в лагерь. Эвра вызвался сам отнести тушки к Маленькому Народцу (как выяснилось, именно они едят их), а я помыла руки и, так как есть мне не очень хотелось, направилась сразу к шатру. Там никого не было, поэтому я решила потренироваться в одиночестве. В углу шатра стояло несколько кувшинчиков с водой и ёмкости для неё. Налив в маленькую чашечку воды, я нашла коробочку и, поставив на неё чашку, села по-турецки рядом. Закрыв глаза, я вздохнула и попыталась прогнать посторонние мысли. Когда-то давно моя мама увлекалась йогой. Она и меня пару раз пыталась заставить заниматься ею, но ничего не получилось. Однако, я помню её постоянные слова во время тех двух занятий: «очисти свой разум». Она говорила, что я слишком много думаю о посторонних вещах, поэтому не могу сосредоточиться. А именно это сейчас и было нужно. Я плохо представляла, в какой именно части своего тела мне нужно понижать температуру. «А что если тебе это не нужно? Попробуй понизить температуру во всём теле. Вдруг получится?» – подсказал внутренний голос. А ведь и правда, может сработать. Я всего раз или два пыталась изменить температуру всего своего тела. Для этого требовалось гораздо больше концентрации, чем обычно. Может потому я и не пыталась проделывать этого так часто. Но как же тогда мне сделать это сейчас? И тогда я попыталась сделать единственную вещь, которая пришла мне в голову. Глубоко вздохнув, я, как обычно, начала возрождать образы ледников, снега, холода в своей голове, но на этот раз я словно наполняла себя всеми этими картинками. Да, я не знала, что такое холод в полной мере этого слова, но я могла почувствовать лёгкий холодок. Его я знала и попыталась воскресить в своей памяти это ощущение. Ощущение холода, которое я чувствовала, когда погружалась в холодную воду или выбегала на задний двор в одной пижаме в разгар метели. Мама мне тогда кричала: «Софи, а ну-ка сейчас же домой! Простудишься!». На моих губах появилась лёгкая улыбка, но я тут же вернулась к мысленным образам. Я вспоминала то, что видела по телевизору. Вспоминала холодок, который веял на меня, когда я открывала морозильную камеру и доставала оттуда мороженое. Вспоминала лёгкий холодок на языке, когда я ела это самое мороженое. Холодную жидкость, когда я пила коктейли со льдом. И все эти воспоминания, ощущения наполняли меня. Словно я сама становилась этим лёгким холодком, который я всегда ощущала. Не открывая глаз и продолжая сосредотачиваться на ощущениях, я осторожно и слегка подула на воду. Затем, спустя полминуты, ещё раз, но теперь уже сильнее. В тишине раздался тихий, еле различимый, звук, который обычно слышишь в кино, когда вода быстро замерзает, превращаясь в лёд. Открыв глаза, я посмотрела на воду. Всю воду в лёд мне превратить не удалось, но в середине плавала одна небольшая ледышка. Это вдохновило меня, воодушевило и переполнило радостью. Но я взяла себя в руки и заставила попробовать ещё раз. На этот раз сосредоточиться было сложнее, но всё же у меня получилось сделать ещё одну ледышку и уже чуть больших размеров. Я продолжала тренироваться до тех пор, пока в шатёр не вошли Корма и Герта. Ничего не сказав, я выкинула ледышки за пределы шатра, и мы начали тренироваться.