Тысяча первая наложница

      А Алибаба меж тем глаза открыл и чует, что голова раскалывается, словно топором по ней стукнули. Но тут голос раздался:       — Ты, добрый молодец, не шевелись, тебе отлежаться надобно. Мурон по твоей голове от всей души саданула.       — А ты кто таков?       — Я доктор местный, — был ему ответ.       Смотрит тут Алибаба, а рядом с ним стоит добрый молодец, по углам комнаты по грозному стражу высится, а недалече       Мурон притихла и царь на стуле восседает.       — Уж не Айболит ли часом? — спросил царевич доброго молодца.       — Звать меня Юнан, но и Айболитом меня иногда величают, да не только меня, но бывает и друга моего Аладдина. Оттого путаница всякая происходит, говорят, что я в двух местах могу быть одновременно. Вот выпей этого отварчику яблочного сразу и здоровьице крепче станет и в голове прояснить.       Покривился тут Алибаба, всё никак не может он забыть как в гостях у Гёкуэн побывал:       — Да нет уж, лучше так отлежусь. А Хакурю где?       — А он с Морджаной сбежал, наверное, в хижине Му прячутся, — ответил ему Юнан.       — И что ж ты, царь, за ними погоню не послал, коль ведомо где они? — спросила тут Мурон.       — А вот что бы я этого не сделал, развлеките меня беседой, расскажите мне о том, что случилось, когда я к хижине Му Морджану с евнухами послал, — молвил тут Коэн.       — Я сам всё расскажу, — сказал Алибаба. — Как победил Му твоё войско, остались мы погостить у него, а на следующий день явилась Морджана и поведала она, что хочет, чтобы он царя ейного победил, ибо Айболит совсем с ног сбился, пытаясь наложниц от хандры вылечить. Заодно и про Хакурю рассказала. Сначала мы обождать решили, решив, как Му тебя победит, то и до Айболита добраться будет легче и друга моего освободить…       — Да вот незадача, — продолжила Мурон, — брата ты моего одолел, и пришлось моей сестре стать твоей наложницей. Ты уж на неё не серчай, она о плане освободить Хакурю и Алибабу не знала, мы без её ведома это порешили.       — Уж что с Шахерезадой делать я сам решу, — так сказал Коэн. — А вас обоих в темницу отправлю, чтобы неповадно было за моей спиной козни строить!       — Да я ж ещё лечение не закончил! — подал тут голос Юнан.       — Ну как закончишь, так они и отправятся, — молвил Коэн и вышел.       Загрустили тут Алибаба с Мурон, не хочется им в темницу. Но тут изо окна показалась голова Джаффара.       — Обо мне вы, поди, и забыли, — молвил он. — А я тут вас спасать пришёл!       А меж тем Коэн отправился в свою опочивальню и Шахерезаду велел позвать. Явилась она и говорит:       — Царь мой, делайте со мной что хотите, хоть заприте в гареме, хоть прогоните, но отпустите мою сестру!       — Да я уж отдал приказ отправить Мурон в темницу и от слова своего не откажусь, да и тебе уже не быть моей тысяча первой наложницей.       — Неужто так осерчали на меня? — опечалилась тут Шахерезада.       — За то, что ты мне сказки сказывала… нет, конечно! — успокоил её Коэн.       — Тогда…       Обнял её царь и говорит:       — Не хочу, чтобы ты была моей тысяча первой наложницей, хочу, что бы ты стала женой моей единственной!       Но лишь покачала головой в ответ Шахерезала:       — А как же сестра моя Мурон?       — А её сейчас Джаффар спасает. Мне бы сейчас пойти приказ отдать слугам, чтобы остановили их, да только…       — Не заняться ли нам другими делами более важными и необходимыми, — улыбнулась Шахерезала, раздевая его.       Прибыли Алибаба, Мурон и Джаффар в хижину к Му, а там их уже Хакурю и Морджана дожидаются. Собрались они все вместе и сидят, думаю, что дальше делать, Коэн ведь небось погоню за ними послал. А тут и Аладдин явился и говорит:       — Вот пришёл я к вам, так как слыхал, что вам доктор Айболит требуется.       — Да, нужно нам средство от зелья забвения, — сказал Хакурю.       — Да ещё от яблочек одурманивающих! — молвил Алибаба.       — Да поскорее, пока стража Коэна нас не догнала, — добавили Морджана и Мурон.       — Всех своих слуг Коэн отправил к пиру готовиться, так как на Шахерезаде решил жениться, а потому погоню за вами решил не слать, — улыбнулся тут Аладдин. — Вот только от этого дел у друга моего Юнана прибавилось, наложницы царские узнав, что Коэн царский гарем решил распустить, в ещё большую хандру впали. Но, несмотря на это, сготовили мы средство от всех болезней. Вот! Яблочный компот! Да не боитесь вы, это не те яблоки, которые Гёкуэн выращивает, они из нашего сада!       Раздал Аладдин всем по бутыли и отправил восвояси.       И все от компота того сразу излечились, Когьёку вспомнила царя Рашида и царевича Алибабу и больше не раскидывала местную стражу, Синдбад и Хакуэй тоже проснулись, только       Кассим остался прежним. Сколько ни кормил его Алибаба яблочками аладиновыми тот всё твердил, что любил Гёкуэн и с ней останется. Может, и впрямь влюбился?       А после устроил Коэн пир на весь мир, чтобы все узнали, что Шахерезада стала его царицей. И я там была, яства заморские ела, компотом яблочным запивала, да басни всякие в блокнот записывала. Тут и сказочке конец…       Ан не~ет! Есть и ещё у меня вести. Слыхала я, что как Синдбад очнулся, тоже устроил пир у себя в Синдрии. Да такой, что столы ломились от яств и питва, всё там было акромя яблок.       А как ночь настала пошёл Синдбад спать, да вот незадача, лечь, лёг, а уснуть не может! Ворочается с боку на бок, уже и бочки все с вином посчитал и канцелярские книги Джаффарра почёл, а сон никак не идёт. Отмаялся так Синдбад одну ночь, отмаялся вторую, а на третью позвал он Ямурурайху.       — Что ж такое, что ни делаю, а заснуть никак не могу!       — Что тут скажешь, — ответила она. — Как ты и Хакуэй зелья волшебного выпили и уснули сном волшебным, так мы вас рядом и положили. Привычка, наверное, выработалась, вы ж почти два года вместе провели!       — Тьфу, на вас! Тоже мне гномы! Как же я теперь её рядом уложу! Хакурю ж совсем взбелениться и на меня Морджану и её армию евнухов напустит! А если и уложу Хакуэй то опять же не до сна мне будет!       А Хакурю тем временем занят был, он Морджане помогал бывших наложниц пристраивать, Коэн же гарем распустил.       — Вот — сказала как-то вечером фаналиска, — пятьсот первую мы замуж выдали, осталось всего ничего, четыреста девяносто девять       — Да уж… — вздохнул Хакурю. – Но, может, между делом стоит и о себе подумать?       — Да когда ж мне думать! Мне бы бывшим наложницам женихов отыскать! Куда уж себе! — молвила Морджана.       — А искать не надо, — улыбнулся тут Хакурю, — Я когда вас увидел, сразу понял, что вот она, та единственная, ради которой я готов и от дворца отказаться!       — То ж ты нежданно-негаданно заговорил так, — смутилась тут Морджана. — Подумать мне надобно. Утро вечера мудреней, ложись спать, а как солнце подымится, дам тебе ответ.       Всю ночь ходил Хакурю под окнами Морджаны, от беспокойства, чуть ли не на луну выл. А на утро вышла дева и так сказала:       — Что ж ты Хакурю такой растрёпанный и не причёсанны, вот и мешки под глазами… Надобно, чтобы кто-нибудь за тобой присмотрел. А потому согласна я выйти за тебя замуж!       А вскоре и вести о том, что Алибаба жениться на Коьёку до них дошли. Собрались они на пир, ну и я вместе с ними. Куда ж мне такое гуляние пропускать!       Тут и сказочки конец…       А! Нет! Не всё я вам ещё рассказала…       Так вот, маялся Сидбад от бессонницы, маялся, да и женился на Хакуэй. Хотела Гёкуэн к ним в гости приехать, но её Кассим не пустил, а то небось опят царства решит завоёвывать.       Есть и ещё у меня весть. Через год у Коэна и Шахерезады родился наследник весь в мать пошёл он и назвали его Титусом.       А у Синдбада и Хакуэй и вовсе тройня родилась. Но это уже совсем другая сказка.