Моё присутствуе поможет тебе?

Iron and Wine – Flightless Bird, American Mouth Patrick Stump – Spotlight (Oh Nostalgia) - Это больно, - грустно признала Ти, когда мы поднимались по ступенькам медицинского центра, - они берут огромную иглу и… - Не-не-не, не рассказывай! – перебил я, чувствуя, как на затылке волосы встают дыбом, - ты же знаешь, что я игл боюсь больше, чем… чем всего остального. - Я знаю, - она улыбнулась, заливаясь румянцем. - Мне просто нравится, когда ты на что-то бурно реагируешь. Твоя мимика – нечто. - Ну спасибо, поиздевайся еще. Я заделался у тебя хозяюшкой, бросив Нью-Йорк, а ты вон чего, - я старался контролировать свою мимику, но это не та вещь, которая дается с первого раза. - Ну прости. Просто ты со стороны себя не видишь. Когда-нибудь я возьму камеру, сниму тебя, и потом мы вместе посмотрим. - Ты бы на себя посмотрела, когда ты смотришь мультфильмы. Вот уж когда твоя мимика выше всяких похвал! – я вспомнил, как мы досматривали четвертый сезон «Черепашек ниндзя». - А ты знаешь, что когда мы смотрим мультики, то, чисто теоретически, ты должен смотреть в экран, а не на меня? – она со смехом закусила губу. - Ой, не начина-а-а-а-й, - я закатил глаза, чувствуя, что эту шуточную перепалку я точно проиграл, - иначе я напомню тебе про перепутанные буквы. - А я тебе – про сожженную пиццу! – Тини обогнала меня и шла чуть впереди лицом ко мне. - Ты кого-нибудь сейчас сшибешь, Тинита. Пятиться задом в больнице – плохая идея. - Очень плохая, молодые люди, - вставила проходящая мимо медсестра, - Привет, Ти. Тини обняла девушку, чуть касаясь ее белого халата. - Хейл, милая. Как ты? – она сделала шаг назад, вставая рядом со мной, во все зубы улыбаясь девушке. - Прекрасно, жду тебя в кабинете, просто жажду проткнуть. Сегодня с другом? - Да, это… - Хорхе, приехал из Нью-Йорка. А я Хэйли, - она протянула тонкое запястье, крепко пожала мне руку. - Откуда ты знаешь? – я растерянно посмотрел на Тини, но она была удивлена не меньше. - У тебя акцент Нью-Йоркский. И еще, - она скромно улыбнулась. - Я хорошая подруга Майки. - Черт! – я хлопнул себя по лбу, понимая, что за две недели так и не удосужился сказать брату, что я в городе. – Я сейчас… догоню вас. Оставив Тини и ее знакомую за два метра до процедурного кабинета, я вышел на улицу и набрал номер. Он никогда не брал трубку сразу, потому что тяжело вытаскивать телефон из кармана таких узких штанов. - Ды-а-а-а, - наконец, раздалось на том конце. - Майк, - протянул я в трубку, радуясь, что эта девушка напомнила мне о том, что надо, очень надо и с братом встретиться. За время, проведенное с Мартиной, я вспоминал о звонке несколько раз в день, но каждый раз находилось занятие, которое отвлечет. - Угадай, где я? - Да неужели? Через сколько придешь? Я не дома просто…- он решил, что я где-нибудь на подъезде, и совсем скоро буду дома. - Эм… - я замялся, не зная, как преподнести это. – Я остановился у подруги, и я тут, в общем-то, по делам еще на пару недель… - Ух ты. У подруги, - в голосе был сарказм. Он, как никто другой, знал, что у меня никогда не было здесь друзей. – Подруга в этом городе. Ты в порядке, Хор? - Вполне, и… Давай встретимся вечером? Придешь к нам? - К вам? Блин, чувак… Ты странный стал. У кого ты? – мне казалось, что мы говорим на разных языках, забыв, как близки были когда-то. Раньше не обязательно было вообще что-либо говорить, чтобы понять, а сейчас эти обрывочные фразы болезненно напоминают, насколько мы отдалились. - Ты не знаешь, но я тебе пришлю адрес. И, Майки… Эта подруга слегка больна, и неважно выглядит… Но она не заразная, и будет рада видеть тебя. И еще, ты только родителям не говори. Я объясню. - Ладно, хорошо, - я слышал, насколько младший был растерян, и я, воспользовавшись его обескураженностью, быстро попрощался, пока он не успел прийти в себя и не начал задавать вопросы, на которые я не хотел сейчас отвечать. Я вернулся на этаж, где оставил Тини. Ее уже не было, значит, процедура началась. Стало не по себе, что я оставил ее в такой момент, но, признаться, я был рад. Не хотелось видеть, как моей подруге делают больно, даже если это и спасает ее жизнь. Из кабинета послышался вскрик, затем – слабый стон. Я сжал челюсти, встав со стула. Я знаю, что так надо, что ей это нужно. Но я не хочу даже думать о том, что ей делают больно. Достаю из кармана наушники, включаю музыку, закрываясь ей от любого внешнего шума. Всегда, где бы я ни находился, у меня с собой музыка, которая заглушает все, что происходит вокруг, позволяя мне оставаться наедине со своими мыслями, либо окутывая собой, провожать в мир мечтаний и всего того, чего не будет никогда. Моя собственная утопия с идеальными саундтреками. Иногда песня, которую ты любишь, - все, что тебе нужно, чтобы снова начать улыбаться, поэтому я включил на повтор “Dancing with myself”. Умопомрачительно заводная, она увела меня в сторону от кабинета, в котором прокалывали человека, который был мне дорог. Я поставил ее на повтор и закрыл глаза, просто слушая слова, представляя, как танцую один в пустой комнате со светомузыкой. Мягкое прикосновение к плечу заставило меня вздрогнуть, резко открывая глаза. Рядом стояла побледневшая Мартина, вымученно улыбаясь. - Пошли отсюда, - слабо проговорила она Я выключил музыку и поднялся со стула. Мы шли по коридору медленней, чем обычно, она еле переставляла ноги. Рядом с одним из кабинетов сидела девочка с ярко-зелеными волосами и тихо плакала. Слезы текли по худому, изможденному личику, исчезая за воротом цветастой рубашки. - Эй, - Тини остановилась рядом с ней, заглядывая в глаза. - Ты очень сильная, и ты выживешь. Не опускай рук, малышка. У тебя будет долгая и счастливая жизнь, просто потерпи. Все будет хорошо. Она улыбнулась ей, и, кивнув мне, пошел дальше. Ее слова затронули что-то в моей душе. Она сама умирала, но нашла в себе силы на ободрение незнакомой девочки, которая выглядела явно лучше, чем сама она. Часто мы говорим людям те слова, в которых нуждаемся сами. Возможно ли, что ей не достаточно только того, что я приехал? Я должен говорить с ней о ней, ободрять, поддерживать, обещать, что все наладится, даже если и сам в это не до конца верю. Почему я не делал этого раньше? Я не хотел говорить на эту тему вообще. Не хотел причинять боль ей лишним напоминанием, да и себе… Я очень привязался к ней. Это – очень особенное, теплое чувство, смесь заботы, тревоги, желания защитить ото всего, и чего-то еще, очень легкого и невесомого, но постоянно ощущаемого всем моим существом. - Эта девочка очень смелая, - вырвала меня из размышлений подруга. - Видел ее волосы? Она сделала то, что хотела, она не боится быть собой. - А ты боишься? – спросил я, чтобы поддержать беседу. - Да. Нет, – она скривила губы, думая над объяснением. – Я не люблю себя. Ни свою внешность, ни свой характер. Я не могу принять себя со всем дерьмом, которое во мне сидит, и со всем тем, в чем меня убедило общество. - Какие бы ты хотела волосы, например? – у меня появилась идея. - Я всегда хотела ирокез, - она улыбнулась, подняв на меня взгляд, - и по бокам выбритые под миллиметров пять волосы, покрашенные в белый. А ты? -Тогда пойдем, - я проигнорировал ее вопрос, разворачиваясь и ведя ее за собой в другую сторону. – Сейчас самое время исполнять мечты, Тини. - А ты? – повторила она. - Что – я? – легче притвориться, что я не понял, чем признаться. - Я хочу знать, какую стрижку ты сегодня себе сделаешь и в какой цвет покрасишься. - Меня все устраивает, - я пожал плечами. - Тогда и меня тоже. Либо вместе, либо я не буду. - Тогда… Черт, ладно. Я просто сделаю волосы чуть короче, и пусть Майки удивится. - Ты встречаешься с Майком? - Я пригласил его к тебе сегодня вечером, ты же не против? – я понимал, что должен был позвать его куда-то, либо хотя бы спросить разрешения. - Ни капли. Он твой брат, и не может быть плохим человеком, поэтому я буду рада с ним познакомиться. - А я буду рад, если ты застегнешься, Мартина, - я остановился, застегивая молнию на её ветровке до самого подбородка и поправляя шарф. - Не хватало, чтобы ты еще и простудилась. - Спасибо, - еле проговорила она, смотря мне в глаза. Черно-белое Cute is What We Aim For - Lyrical Lies До прихода Майкса оставалось еще около часа, и я просто наслаждался тихой фоновой музыкой The Smiths, лениво перелистывая страницы «Марсианских Хроник» Рэя Брэдбери. Я люблю читать, но времени на это, к сожалению, все меньше, когда живешь в большом городе. Сейчас, обитая здесь, я успокаиваюсь. Мне свободней дышать по вечерам и легче вставать по утрам, даже если будильник заведен на шесть. Поэтому сейчас я просто пользуюсь моментом, воруя с книжной полки гостеприимной Мартины те произведения, которые давно хотел прочитать. Ее вкус совпадает с моим не только в музыке, но и в литературе, и в этой библиотеке, занимающей почти три шкафа, есть все, что мне нужно, расставленное по авторам в алфавитном порядке. А эти вечера, когда я сначала роюсь в её виниле, выбирая что-то подходящее под настроение, потом книгу, и сажусь с кофе в гостиной, просто великолепны. Иногда слышу, как она в своей комнате играет на гитаре. Столько раз хотелось подняться к ней и послушать, но я ни разу не решался. Все-таки, она привыкла жить одна, и возможно, Тини просто нужно время наедине с собой и гитарой, как мне – с собой и карандашами. Она человек творчества, и, когда я слышу, что наверху происходит рождение музыки, не смею вмешиваться в этот интимный, глубоко личный процесс. Но сегодня я взял книгу под мышку и потопал на этаж выше. Дверь в ее комнату была приоткрыта, и я осторожно заглянул. Тини сидела на кровати в позе лотоса, перебирая струны расслабленными пальцами. Казалось, что она их почти не касается, так легко и правильно звучала мелодия. Я не слышал ее раньше, и думаю, что можно рассчитывать на его авторство. Не желая шпионить, я постучался об косяк, чуть больше открывая дверь. - Я могу почитать у тебя? Хочется послушать, как ты играешь, – Я несмело переступил через порог, замерев, едва войдя в комнату, в которой не был до этого ни разу. Я осматривал помещение, не понимая, что думаю об этом. Тут всего два цвета – черный и белый. Белые обои, белый потолок с черными навесными элементами, черные занавески, черная кровать с белыми простынями, черный стол и белый компьютер. Черный паркет, черные шкафы, черное кресло. На всем этом – мои журавлики. Только белые и черные. И единственное яркое пятно – рисунок, подаренный ему две недели назад, повешенный в черной рамке напротив кровати. - Добро пожаловать в мое черно-белое царство, - она указала рукой на кресло. - Спасибо. У тебя уютно, на самом деле. И это, - я повернул голову к рисунку. - Для меня честь. Я рад, что тебе понравилось. - Это лучший подарок, который я получала когда-либо. И я безмерно горда тем, что смогла забрать у тебя то время, которое ты потратил на рисунок. - Вот как, - я усмехнулся, от смущения прикрывая рот ладошкой. - Тогда гордись еще больше, потому что ты уже забрала две недели моего отпуска, и заберешь еще две. - Я понимаю, - она опустила пальцы на струны, тихо наигрывая еще одну неизвестную мне мелодию на черной акустике. - И знаешь… Я не хочу, чтобы эти две недели кончались. Я боюсь этого. Боюсь снова остаться одной, потому что так привыкла, что рядом другой человек. Но я знаю, что тебе нужно уехать, и нет ничего, что я могу сказать или сделать, чтобы ты остался. И это нормально, все в порядке. Она начала играть громче, давая понять, что не хочет ответа на этот откровенный монолог. Я понимал ее. И тоже боялся покидать этот дом, даже если это просто поход в магазин за сигаретами. Я не хотел оставлять Мартину одну, я не хотел выходить из такого уютного, родного дома. Я будто прирос к этому участку земли на территории штата Нью-Джерси, присосался к Тини Стоессель, врос ногами и волосами в этот дом. Я никогда не чувствовал такого в своей квартире в Нью-Йорке, и никогда не был так близок с Билли Джо, хотя мы знали друг друга, как самих себя. Но все было не то. А сейчас я дома. - Ти, - я встал с кресла и сел на пол возле кровати, - мне жаль. Ты многое для меня значишь, и это место… Я ужасно привык, и тоже не знаю, как буду там жить дальше, зная, что на земле есть такое место… Но у меня там работа, и я там нужен. - Ты и здесь нужен, Хорхе. Ты мне нужен. Я забыл, как дышать. Эти слова выбили из моих легких последний воздух, и в комнате не осталось ни капли кислорода. - Я имел в виду, что… Господи, Хорхе! Я просто напугана тем, что будет дальше, и все. Не бери в голову мои слова. Это просто страх. - Я знаю, - кивнул я, поднимаясь на ноги и выходя из комнаты. Я не хотел, чтобы она видела, как по моим щекам скатились слезы. Я тоже боялся. Моя самая сильная черта – чувствительность. Я чувствую людей: их боль, страх, панику, нежность, я чувствую их гребаные эмоции и забираю их. Так было всегда. Но это также и мое проклятье – потому что я чувствую то же, что и они. Я сопереживаю каждому, кому-то больше, кому-то меньше, и сейчас, находясь рядом со Стоессель, я знаю, что нужен ей. И знаю, что она нужна мне не меньше. Эта какая-то болезненная зависимость друг от друга пугала меня до мурашек, но оно будет того стоить до тех пор, пока я знаю, что она жива. А дальше… Я взял скетчбук и два карандаша, чтобы вернуться в ее комнату. - Тини? – я снова постучался. - Проходи. Она сидела посреди кровати, опираясь подбородком о корпус гитары, и смотрела прямо перед собой. На щеках были влажные дорожки, размазанные ближе к подбородку. Я сел на кровать напротив нее, не спрашивая разрешения, и просто всматривался в ее лицо. - Посмотри. Посмотри на меня сейчас, Мартина, - я пытался сделать голос убедительным, несмотря на дрожь. - И поверь каждому моему слову. Ты же хочешь честности? Я имею в виду именно то, что говорю. После семьи, ты мне самый близкий человек. Я дорожу каждой минутой, проведенной с тобой, и я обещаю. Обещаю тебе, что, когда мой отпуск закончится, я буду приезжать к тебе при каждой возможности. Все будет в порядке, поверь мне. Все будет хорошо. - Я знаю, Хор, - она смотрела мне в глаза влажным взглядом. - Я верю тебе, и знаю, что ты говоришь так, как чувствуешь. А еще я знаю, что тебе нужно строить жизнь, а я – напрасная трата времени и сил. И я уже безмерно благодарна за все то, что ты для меня делал, и продолжаешь делать. Я не могу тебе отплатить ничем, и не могу просить большего. - Пожалуй, можешь, - я улыбнулся. - Сыграй мне что-нибудь? Ты великолепно играешь, и эти мелодии… Я никогда их не слышал, ни одну из них. Неужели они твои? - Да, - она скромно потупила глаза, чуть краснея. – Я пишу и музыку, и тексты, но певица я дерьмовая, так что просто послушай, что я играю. Она вздохнула, начиная играть то, что я первое сегодня услышал. Неторопливая, чуть вальсовая мелодия, немного грустная, но легкая и ненавязчивая. Я раскрыл блокнот, делая первые наброски играющей Тини. Этот вечер отличался ото всех, что я провел здесь. Если мы были вместе по вечерам, то мы сидели у телевизора или компа, развлекаясь масс-медиа, либо, находясь в разных комнатах, занимались своими делами, не желая вторгаться в личное пространство. А сегодня мы занимались своими любимыми делами вместе, в одном помещении, так рядом. В очень доброй, доверительной атмосфере мы творили, не стесняясь показывать то, что наполняло нас. От резкого сигнала ее телефона мы оба подскочили, не ожидая такого бесцеремонного вмешательства в идиллию. - Десять минут, Хорхе, - она отложила гитару и направилась к шкафу. - Чего десять минут? – я все еще не мог скинуть с себя теплую атмосферу. - До прихода твоего брата. Ты в этом же будешь? - она обвела взглядом мою одежду. - Ну да, а что? Это ж мой брат… - я пожал плечами. - А для меня это новый человек, и я не хочу произвести плохое впечатление. – Она пробежалась взглядом по двум полкам аккуратно сложенных футболок, доставая черную поло и серую с Ramones. Она скинула с себя растянутую зеленую футболку, натягивая черную. - Смотри, как? – она повернулась ко мне, поправляя воротник. - А вторую? – я окинул её взглядом, чуть наклонив голову. Пока она возилась со сменой одежды, я смотрел на нее. Вспоминая фото на Фейсбуке, я с ужасом осознавал, как иссушила ее болезнь. Ребра выпирали из-под бледной кожи, позвонки можно было считать, не дотрагиваясь. Она казалась такой хрупкой и беззащитной в этой футболке, которая, вероятно, когда-то была ей как раз, что мне стало больно. Она была просто миниатюрным подростком с болезненной худобой и чутким, добрым сердцем. Я встал с кровати, повинуясь нестерпимому желанию. Она вопросительно смотрела на меня, когда я подошел к ней и обнял. Ощущение, что если я сейчас не обниму её, то меня разорвет, заполнило мой разум. Я сжал ее сильно, но так, чтобы не причинить боли. Она в ответ несмело обняла меня, скользнув руками по спине. Мне было приятно прижимать ее к себе, чувствуя теплоту, и знать, что ответные объятья совершенно искренние. - Ты теплый, - шепчет она мне в ключицу, и по спине пробегают мурашки от её дыхания. Неловко отстранившись, откашливаюсь, возвращаясь на кровать. - Так какая? – напоминает она. - Черная, в ней ты не такая тощая, - улыбаюсь, замечая легкий румянец на ее щеках. Мартину так легко смутить, что я иногда делаю это специально, просто чтобы посмотреть, как она отводит глаза, улыбаясь одними уголками губ. Звонок оповестил нас о приходе долгожданного гостя. Athlete - Changes Майки неловко переминался на пороге, ожидая, когда мы впустим его внутрь. Я распахнул дверь, и младший едва удержался на ногах от крепких братских объятий. Он крепко сжал мои плечи, целуя в висок. Я почувствовал, что его руки отпускают меня, отстраняя. -Ты бледный… Не вылезаешь с работы? - Не говори ничего… Рутина достала, сил нет. Только и вижу лица на работе и стены дома, и все. Ни личной жизни, ни свободного времени. Но как-то привыкаешь, смиряешься, что ли… - я завел его в дом, указывая, куда можно повесить ветровку. - Ну здесь-то ты как оказался? И где твоя подруга? – он начал оглядываться по сторонам в поисках еще одного живого существа. - Наверху, сейчас спустится. Гитару зачехляет, наверное. А ты пока садись, сейчас чай поставлю. Я ушел на кухню, краем глаза подглядывая, как братик ходит по гостиной, разглядывая полки с книгами и моих журавликов. Я каждый день делал несколько новых штук, пряча их по всему дому, и знаете, Тини всегда их находила, и каждый раз на ее лице была детская, наивная радость, какую можно наблюдать при получении подарка. Она подходила ко мне и говорил «спасибо», вкладывая в это слово всю благодарность, которую действительно ощущала. Это была особенная благодарность, его личный способ. Я вернулся к Майку, снова загребая его в объятия. - Черт, я так скучал, Майкс… - Так пойдем домой, твоя комната свободна! – в голосе было искреннее недоумение. – Ты бы еще в мотеле остановился. И что это за подруга? Ты мне так много должен рассказать! - Это двоюродная сестра моего коллеги, и у нее сейчас проблемы со здоровьем, – Я не знал, как объяснить свое поведение брату, но знал, что он поймет, даже если я буду выдавать просто отдельные бессвязные слова. По крайней мере, так было раньше. - И, раз уж эта девушка моя очень близкая подруга, я приехал в отпуск ее навестить. Она понравится тебе, вот увид-… Я не закончил фразу, потому что на втором этаже хлопнула дверь. Тини всегда очень тихо передвигается по дому, и сейчас она дала нам время перемолвиться парой слов, и намекнула, что уже идет. Я молил все высшие силы, чтобы эти двое понравились друг другу, и достаточно брезгливый и педантичный Майк не испугался внешнего вида Стоессель. - Привет, - Мартина остановилась около Майка, протягивая ему руку, неуверенно, но открыто улыбаясь, - я Тини Стоессель. - Привет, Тини, - Майк пожал протянутую ему руку, сдержанно улыбаясь. На лице моей подруги мелькнуло беспокойство и мимолетное разочарование. Она решила, что Майк встретил её «по одежке». - Я не могу найти, куда ты заныкал корицу, - я решил спасти неловкую ситуацию, - не покажешь? - Так она ж… - Просто покажи, - перебил я на полуслове, надеясь, что до нее дойдет. Ти извинилась перед Майксом, и последовала за мной на кухню. - Ну чего ты? – начал я, смотря, как она роется в шкафу. – Майк стесняется улыбаться, потому что у него неровные зубы. Он всегда так с новыми людьми, не переживай. Нормально же все. - Я в порядке, Хорхе, - она осторожно взяла мои пальцы своими и на секунду сжала, тут же отпуская. Мартина отправила меня к брату, оставшись готовить вечерний чай самостоятельно. - Она странная какая-то, тихая слишком. Чем она больна? – Майк подался вперед, понизив голос, когда я опустился на диван напротив его кресла. - Неважно, Майк. Для меня это безопасно, так что не волнуйся. Лучше расскажи, чем ты занимаешься сейчас, как родители. - Да так же все, ничего не изменилось за две недели, - его губы растянулись в улыбке, - разве что я все больше хочу сменить работу. - Так смени, - я пожал плечами, хотя понимал, в чем проблема. - Угу, - саркастически хмыкнув, повел плечами, - и как я скажу родителям? Мне надоело сидеть в офисе, я хочу быть плотником, и к концу жизни лишиться половины пальцев? Я не такой смелый, как ты, я не смогу так. - Будь честным с собой, младший. Ты бы видел себя, когда ты делаешь что-то руками. В эти моменты ты просто самый счастливый и увлеченный человек во вселенной, и ничто – ни мнение других, ни страх, ни миграция сурикатов – ничто, слышишь, не должно тебя останавливать. Меня же не остановило, верно? Вспомни того замкнутого и напуганного подростка, переезжавшего в Нью-Йорк, и посмотри на меня сейчас. Ты меня понимаешь? - А ты меня? – Он выпрямился, как он всегда делал, готовясь к спору. – Ты – достигший всего старший брат, вырвавшийся в большой город и добившийся высокого положения, гордость родителей. И я, младший, сидящий в мастерской и стругающий столешницы и рамки для картин. Они будут тыкать носом в тебя, говоря, какое я ничтожество, как оно и было с тех пор, как ты уехал. - Майки, наплюй на них. Наплюй на всех, кто плюет тебе в спину. Ничто не важно, если ты там, где ты хочешь быть, занимаясь тем, чем ты хочешь заниматься. Это твоя жизнь, и пока ты не нарушаешь закон или не прибегаешь к насилию, ты можешь делать то, что говорит тебе сердце. - Ты не поймешь, - он сокрушенно покачал головой. – Тебе не бывать в моей шкуре и не бояться окончательно стать разочарованием для родителей. Для меня это важно, понимаешь? - Успокойся, Майк, я что-нибудь придумаю. Нет, серьезно. Майк кивнул, переводя взгляд на идущую с подносом Мартину. Та расставила чашки на стол и присела со мной на диван, переводя взгляд с меня на младшего. Было неловко сидеть рядом с двумя дорогими мне людьми, которые не знают друг друга. Майк первый нашел, что сказать, сделав комплимент библиотеке Стоессель. Я подхватил, рассказав о всех видео и литературных прелестях этого дома, замечая, что они начинают переговариваться между собой, как старые знакомые. Время летело незаметно, и за окном почти стемнело, когда все очевидные темы были исчерпаны, и снова повисла неловкая пауза. - Вы так похожи, - сделала Тини вывод, видимо, чтобы как-то сгладить молчание. - Майка всегда считали более красивым, - я пожал плечами, смотря на Бланко, - а меня более талантливым. Он всегда был маминым принцем, а я тихоней с блокнотом. Собственно, сейчас мало что изменилось. Он по-прежнему красивей меня. - Зато ты больше не забиваешься в угол при одном только упоминании о необходимости появления в людном месте, - Майк усмехнулся, наконец, показав зубы в присутствии Тини. - Да уж, - я тоже засмеялся, - и не пытаюсь отворачиваться от зеркал, когда прохожу мимо. - А помнишь, я за тобой бегал с осколком зеркала, когда папа разбил его? - Это было так по-братски, Майк, - мне было немного неудобно за такие воспоминания. - Но ты же… красивый? – подала голос Мартина. - Ооо, ты его тогда не видела! Это был такой шарик с вечно сморщенным лбом и жалобными глазами, - Майк разошелся не на шутку, - и это выражение лица менялось, только когда он рисовал. Вот тогда до него было просто невозможно дозваться! А я… Тини… - он понизил голос, удивленно и напуганно глядя на мою подругу и показывая на нос, - у тебя тут кровь… Я испуганно перевел взгляд на Мартину, с ужасом наблюдая, как она торопливо стирает тонкую красную дорожку. Через секунду кровь хлынула так, будто нос был разбит сильным ударом. - Боже… - Майк вскочил с кресла, не зная, что делать. - Тряпку, любую, - прогнусавила Тини, закидывая голову назад, зажимая нос. Тряпки не было, поэтому я, ни секунды не думая, стащил с себя бежевую футболку, подставляя ее под нос подруги. - Наклонись, - я аккуратно положил руку на ее затылок, чуть надавив. Тини послушно наклонилась, позволяя крови пропитывать футболку. - Тебе лучше идти, Майк, извини нас, - я понимал, что после этого Тини точно будет не до кого. - Да, я пойду, - он был бледней меня самого сейчас, - до скорого, звони… Я не стал провожать его даже взглядом, целиком отдавая внимание истекающей кровью Стоессель. По правде, это был первый раз, когда она кровоточила при мне. Иногда я находил пятна крови на ее одежде, но каждый раз это случалось без меня. Она каким-то образом каждый раз умудрялась скрывать от меня подобные вещи, возможно, поэтому я не так часто видел ее вечерами. Ругая себя за невнимательность к этому человеку, задыхающемуся из-за обильного кровотечения, я чувствовал свою вину. Да, я не мог ничем помочь, безусловно. Но я мог просто быть рядом, чтобы ей не было так… Плохо, одиноко, страшно? Чтобы она знала, что она не сражается одна. Она все еще прижимала футболку к носу, а я обнял ее, и, уткнувшись подбородком в ее плечо, гладя по голове, шептал, что я с ней, и все будет хорошо. Она дрожала всем телом, заходясь в кашле и задыхаясь. Мне было страшно, я просто не знал, что делать, как остановить это. Наверное, никак. В доме не было даже льда. Я чувствовал, как унималась дрожь, как восстанавливалось дыхание. Она приходила в себя, значит, кровотечение останавливалось. Тини с опаской убрала пропитанную футболку от лица, прижимая пальцы к носу, проверяя, не рано ли. Крови больше не было. - Прости меня, - произнесла она, не поднимая глаз. - Что? – я был готов услышать что угодно, но не это. - Я перенервничала из-за встречи, и нос дал слабину… Такое бывает, когда я устаю или перенапрягаюсь… это часть моего состояния… - Тини, - я просто не знал, что сказать. Я обнял ее снова, прижимая к себе, - это ты прости. Я должен был его позвать в любое другое место, прости, что так напряг тебя, и даже не спросил разрешения… Ты должна была сказать. - Хорхе, Хор, - она обняла меня в ответ, - это и твой дом. Ты можешь делать то же, что и у себя. Просто прости мне такие вещи. - Тебе что-нибудь нужно сейчас? - Отдых. Мне нужна кровать и ты, читающий книгу, пока я не усну, - я почувствовал, что она улыбается. - Конечно, - я отстранился, и, встав первым, помог ей подняться.