Работа над ошибками

На идеально чистом ночном небе над Киркволлом сияла угасающая луна; яркий серп освещал темные, никак не подсвеченные переулки Нижнего города, поражающие своей необыкновенной пустотой. Нижний город погрузился в глубокий сон, и только в одном единственном доме в Эльфинаже горел свет. Но и тот вскоре погас, когда дверь отворилась и на неровные камни улицы ступила темная фигура. Она шла, слегка покачиваясь, и держала в руках одну единственную почти полную бутылку, иногда останавливаясь и делая короткие небольшие глоточки. — Мерзость, — охрипший женский голос разрезал тишину и эхом пронесся по улице, растворяясь в темных углах. — У тебя отвратительный вкус, котенок. Девушка подбросила в руке бутылку, словив ее за горлышко, и уже замахнулась в ближайшую стену, но все же передумала, отхлебнув еще чуть-чуть, стараясь отвлечься и затопить свою боль кислыми каплями напитка. Жидкость пробежала по горлу, оставляя капельки кислоты, а после и вовсе нестерпимую горечь, согревая и затупляя разум на короткое время. Вследствие чего девушка решила, что этого будет явно маловато. Да и не привыкла она пить такое пойло, и уж если напиваться, то только чем-нибудь более или менее приятным и пьянящим. А не этой откровенной дрянью. Подумав, она сделала еще один глоток и направилась прямиком в «Висельник». — Может, Бренди из западного холма или Антиванский буль-буль? — под нос бурчала девушка, покачиваясь. - Нет! — на мгновение застыв на месте, она отрицательно помотала головой и поморщилась, — в идеале, конечно, пусть будет «Блондинка на солнце». Желательно с ядом. В «Висельнике» было не многолюдно, лишь пара завсегдатаев почти лежали на стойке, и сам трактирщик сонно протирал кружки давно нестираным полотенцем. За самым дальним от двери столиком сидели трое, тихо переговариваясь между собой и методично осушая кружки с элем. — Ты плохо выглядишь, Ривейни, — прокомментировал появление девушки Варрик, слегка удивленно посмотрев, как Изабелла плюхается на стул рядом с Авелин, и резко ставит перед собой бутылку с неопознанным содержимым. Изабелла и правда выглядела неважно: глубокие тени залегли под глазами, глаза до сих пор слезились то ли от ветра, то ли на Изабеллу так подействовал неизвестный напиток, одежда была вся в пыли, как будто пиратка методично вычищала ей всю Клоаку вместе с ее жителями. Рот девушки искривился в злой усмешке, а карие глаза с золотистым оттенком холодно и отстраненно смотрели на собеседника. Девушка взяла в руки свой недавний трофей и покрутила его в руках, рассматривая. И когда уже Варрик хотел задать свой вопрос, Изабелла сбивчиво заговорила, делая длинные паузы между словами, как будто это было почти физически сложно и невыносимо. — Я зашла за ней перед походом, как и обещала. Поболтать о разном, рассказать пару историй, от которых в ее глазах зажигался нешуточный интерес, а щеки покрывались румянцем. Как у меня от выпивки, — пиратка опустила взгляд на столешницу. — Она купила мне бутылку, зная мое пристрастие пить, когда я что-то рассказываю, — голос дрогнул, выдавая обладательницу с головой. — Я тогда рассмеялась и сказала, что пить это не буду, ни при каких обстоятельствах, и привела ее сюда. — Маргаритка была милой девушкой… — осторожно начал Варрик, переглянувшись с Авелин и Бетани, которые тоже не совсем понимали к чему клонит Изабелла. — Я вернулась и нашла эту проклятую бутылку, — перебила его пиратка, и Варрик с пониманием кивнул, забирая предмет из рук Изабеллы. Сделав глоток, он скривился, едва не выплюнув жидкость, но все-таки мужественно сдержался и передал бутылку в руки Авелин. Своеобразный ритуал, начатый Варриком, положил начало гробовой тишине, в которой были слышны лишь только редкие всхлипы Изабеллы, стук деревянных кружек об поверхность стола и тяжелое дыхание остальных присутствующих, которые не выражали эмоции только потому, что выражать уже было нечего. Бетани, не говоря ни слова, поднялась со своего места и села рядом с пираткой, положив ей руку на плечо. Она не была так близко знакома с Мерриль, по причине того, что Хоук не часто позволяла сестре отходить далеко от матери, но даже ее до глубины души потрясла новость о гибели эльфийки. — Как же так вышло? — подала голос Авелин, задумчиво глядя в пустую кружку. — Несчастный случай, — с небольшой заминкой ответил Варрик, продумывая в голове ответы. Он же не мог рассказать всю правду своим соратникам. Он же не мог сказать, что именно из-за действий и решений Мариан эльфийка осталась пеплом лежать на забытых создателем Глубинных тропах. И все вполне могло пойти иначе. Но он молчал. Молчал, не в силах обвинить ту, которая спасла его брата от гибели и сумасшествия, ту, которая спасла сестру, не позволив ей искалечить свою жизнь вступлением в ряды Стражей. Ту, которая стала его другом. Он верил Мариан. Верил в эту непонятную и невообразимую историю. Верил, но не мог сказать. И что это будет? Бетани не простит сестру за то, что вместо нее погибла Мерриль. Авелин и Изабелла никогда не поймут того, почему Мариан позволила этому случиться, зная, что что-то точно должно было произойти. И вряд ли они сразу дослушают до конца, до той части, где говориться, что Мариан хотела как лучше. Хотя со временем и они поймут. А Фенрис… Что же сделает он? Варрик никак не мог продумать действия и мысли этого загадочного и постоянно мрачного эльфа, который по каким-то неведомым причинам стал дорог Мариан. Варрик этого не понимал, но сама идея того, что эльф вполне мог что-то понять, не оставляла его голову, перевоплощаясь в намерение. — Я слышала, что Мариан винит себя, — тихо проговорила Бетани. — Она сказала, что если бы не ее выбор, то этого вполне можно было избежать. Это правда? «Это правда?» Эти слова словно звенели в пространстве, заставляя Варрика сильно перемениться в лице. «Правда…» — прозвучало в его голове, но у гнома хватило самообладания отвергнуть мысль и не произнести ее вслух. Бетани вопросительно смотрела на Варрика, все так же сидя возле пиратки, которая от такого вопроса подняла заплаканные и чуть припухшие глаза, ожидая ответа. Лишь Авелин осталась хладнокровной и, казалось, готовой к любому ответу. — Нет, — Варрик отвел взгляд, — хотя сама она это не поймет никогда. *** Резная черная дверь маячила в конце длинного коридора особняка, освещаемая небольшими тусклыми фонариками. Эльф уже который раз прошел мимо именно этого коридора, и сейчас, наконец, не выдержав, свернул к неприметной дверце. В особняке было непривычно тихо, ни тебе магических взрывов от экспериментов, ни тебе ругани от неудачно нарисованной карты, ни еще каких-нибудь цензурных и не очень вскриков Мариан по разным поводам. Сначала это раздражало Фенриса, которого вполне устраивала вечно царящая и почти мертвая тишина этого места. И в самом начале появления Хоук, эльф ненавидел все вокруг вместе с этой вздорной магессой и ее проклятым даром магии. Пусть фактически Мариан и не была врагом, но Фенрису был противен сам факт, что кто-то в его окружении связан с этим демонским искусством, как называла это сама Мариан. Спустя некоторое время, эльф начал ловить себя на мысли, что эта несносная магессса стала частью его разорванного в клочья, но, тем не менее, существующего хрупкого мира. Не просто частью, а неотъемлемым кусочком мозаики. Фенрис гнал от себя все мысли по поводу девушки, напоминая себе кто, в конце концов, он и как складывалась его жизнь. И мог бы когда-нибудь подумать беглый раб, что теперь, когда Мариан вернулась из своего странного путешествия, ему будет неуютно находиться в этом доме, где практически не чувствуется ее присутствие. Фенрис сделал пару шагов по направлению к двери, но застыл на месте, когда услышал голос Варрика. — Эльф, ты где? — громко вопрошал гном где-то в районе входной двери, заставляя эльфа поморщиться от резкого звука чужого голоса. — Здесь, — откликнулся Фенрис, покорно спускаясь на первый этаж и попутно гадая, что надо Варрику в его доме в столь поздний час. — Очень хорошо, — довольно заметил гном, протягивая эльфу бутылку из темного стекла, судя по весу, уже ополовиненную. — Есть разговор. Фенрис без слов взял бутылку и повел гнома в соседнюю комнату. Там они уселись на низкие кресла и некоторое время молчали. Эльф сделал пару глотков из бутылки и поморщился, когда красная и слегка кислая жидкость обожгла горло. «Нет, я это пить уж точно не буду, — все еще кривясь, подумал Фенрис и достал из-под стола две бутылки отличного вина, когда-то принесенные им из погреба. — Надеюсь, тебя не сконфузит, если ты выпьешь что-нибудь дороже золотого, — с усмешкой проговорил Фенрис, протягивая одну из бутылок гному, который все так же молча и хмуро сидел на своем месте, уставившись куда-то в пространство. — Ничего ты не понимаешь в напитках, — проворчал в ответ Варрик, никак не отреагировав на колкое высказывание Фенриса, принимая и откупоривая бутылку, — Агрижио Павали... Ты неплохо устроился, и как только у тебя, такого откровенного дилетанта по части алкоголя, могла затесаться такая великолепная вещь? — Дилетанта, говоришь? — горлышки бутылок соприкоснулись с тихим звоном, но эльф пить не спешил, задумчиво крутя в руках свою порцию. — Тогда открой секрет, что за мерзость ты мне принес? Гном некоторое время молчал, мрачно глядя на собеседника и пытаясь просверлить его взглядом, но, в конце концов, собравшись с силами, ответил: — Этот напиток сделан в местном эльфинаже, — его голос звучал глухо. — Изабелла принесла бутылку, — гном оставил вино в сторону и уперся в стол локтями, положив на кисти подбородок. — Знаешь, я никогда не видел Ривейни в таком состоянии. Фенрис, чуть изогнув бровь, вопросительно посмотрел на собеседника. Насколько он знал Изабеллу, за ней обычно не водилось привычки распития таких откровенно дешевых напитков. — Я тебе серьезно говорю, Эльф, — Варрик покачал головой, едва заметив скептический взгляд раскосых глаз собеседника. — Так что будь добр, сделай глоток и отдай бутылку Хоук. — Это будет затруднительно, — фыркнул эльф, но тут же посерьезнел и отпил еще немного, при этом уже не кривясь, потому как знал, какое «удовольствие» ему предстоит. — Хоук не выходит из комнаты с того самого момента как пришла. Гном удивленно вскинул брови. — Она тебе ничего не рассказала? — Если не считать какого-то бреда про зеленые глаза и несколько спорных фраз самообвинения, то - ничего, — Фенрис покачал головой, вспоминая, в каком состоянии находилась девушка, когда он помогал ей пройти в комнату. — Тогда послушай меня, — Варрик прикрыл глаза и начал рассказ с самого начала. Фенрису никогда не нравились откровенно выдуманные истории, особенно, если фантазия рассказчика взлетает на невиданные высоты. Он не любил рассказы Варрика, которые последний всегда вещал в «Висельнике» по поводу и без. Он просто вставал и уходил, когда была такая возможность, просто не желая слушать подобный вздор. Ведь в жизни все не так, все намного хуже и нелицеприятней. Чудом, просто так, никто никого не спасает, никогда не появляются добрые дяденьки и тетеньки в самый подходящий момент. Эти непонятные люди, которые, возможно, и могут как-то помочь, либо приходят еще до неприятностей, либо после, когда спасать уже некого. Поэтому Фенрис и не любил такие рассказы. Зачем давать человеку, эльфу или любому другому существу, живущему под этим проклятым небом, ложную надежду. Фенрис всем сердцем верил в лишь одну истину: либо спасаешься сам, либо подыхаешь. Другого не дано. Но в эту историю, которую сейчас так отстранённо рассказывал гном, без каких-либо жестикуляций и интригующих интонаций, сухо и деловито как будто факты из доклада Авелин, Фенрис почему-то поверил. Нельзя сказать, что эльф поверил каждому слову о том, что девушка заново проживает девять лет и знает самого Фенриса по самое не балуйся, пусть он об этом и не догадывается. Фенрис не смог в некоторых местах сдержать скептическую ухмылку, но что-то внутри него подсказывало, что это не очередная абсолютно бессмысленная и пустая байка Варрика. И эльф поймал себя на мысли, что ему откровенно жаль эту странную, но оттого и притягательную магессу. А смог бы он сам прожить те же кошмары заново? Ответ для эльфа был очевиден. Конечно, нет. И этот факт подпитывал и не без того стойкое уважение к Мариан. — Ты поговоришь с ней, эльф? — Варрик, уже порядком устав от своего монолога, откинулся на спинку кресла и сделал пару глотков из своей бутылки. — Убеди ее, что она не виновата, что так вышло с Маргариткой. — Поговорю, — не стал отпираться Фенрис, поднимаясь со своего места. «Может, теперь мне, наконец, удастся дойти до той двери?» И подхватив бутылку с отвратительным пойлом, отправился на второй этаж, провожаемый внимательным взглядом Варрика, который все-таки не смог рассказать «все», надеясь, что со своими чувствами они разберутся как-нибудь сами, а про последствия некоторых решений эльфу просто лучше не знать. *** Полумрак окутал комнату, разрезаемый только тонкой полоской света из-за неплотно прикрытой двери. На кровати, скинув одеяла и подушки на пол, лежала Мариан. Девушка уже не плакала, она лежала на спине, раскинув руки в разные стороны, и бездумно смотрела в потолок. Иногда проваливаясь в сон, но тут же вскакивая от кошмаров, которые преследовали ее с того самого момента, как она вернулась из экспедиции. Порез на руке уже затянулся, но царапина нестерпимо жгла руку, как будто мстя обладательнице за ее проступок. А то, что в гибели Мерриль виновата сама Хоук, девушка не сомневалась. Даже не было мысли, что все произошло действительно случайно. Хоук прикрыла глаза и позволила увлечь себя в сон, чтобы в следующую секунду судорожно вздохнуть и открыть глаза, чтобы больше не видеть этого осуждающего взгляда зеленых глаз. Сердце стучало как бешенное, не давая снова провалиться в бездну сна. Мариан приложила руку к груди, пытаясь унять дрожь, и перевернулась на бок. - Как ты могла так поступить? — Мариан вздрогнула и села на кровати, свесив ноги и пытаясь ощутить прохладную гладь пола, но там не было ничего. Лишь пустота и черный зев пропасти, над которой висела кровать. — Зачем ты так со мной? — в воздухе появилась Мерриль. Мертвенно бледная, с темными извилистыми полосками на лице, которые оставила скверна, эльфийка протянула руки к Хоук, которая рефлекторно отшатнулась и встала на кровати, озираясь по сторонам и с ужасом понимая, что она в ловушке. — Мерриль, я не знала! — выкрикнула Хоук, которую снова с головой захлестнуло чувство вины и сожаления. — Ты должна была знать! — обличающе воскликнула Мерриль, хватая Мариан за плечи и начиная трясти. — Должна! — Прости, — шепотом произнесла Хоук и, схватив эльфийку за руки, стараясь оттолкнуть, выкрикнула: — Прости! — Это ты во всем виновата, — призрак настаивал на своем, — Мариан… — Нет! У Хоук не получается оттолкнуть эльфийку, мертвой хваткой вцепившуюся в плечи. Девушка выворачивается, как может, но ничего не получается. Вина за содеянное гложет душу, и Мариан обессиленно виснет на руках эльфийки, переставая сопротивляться. — Мариан! Хоук резко садится на кровати, стукнувшись макушкой об чью-то челюсть, и, подняв взгляд, проваливается в омут зеленых глаз. Снова. Мариан уже хочет вырваться, как понимает, что это другие глаза, они не смотрят с осуждением. Нет. Эти глаза обеспокоенно вглядываются в ее лицо, пытаясь разглядеть малейшие изменения в состоянии девушки. — Мариан, — Фенрис отстраняется, не отпуская Хоук. — Приди в себя, это всего лишь сон. Девушка облегченно выдыхает, придвигается ближе и утыкается носом в грудь эльфа, который на удивление легко соглашается с таким положением дел и не отталкивает Мариан. — Ты не виновата, — эти слова заставляют вздрогнуть, отстранится и посмотреть ему в глаза. — Мне Варрик все рассказал. Я бы тоже так поступил. Не вини себя. — Насколько «все»? — подозрительно спрашивает Мариан, не понимая, с какой это радости гном направо и налево выдает тайны под грифом «совершенно секретно». — Это ты у него спроси, — фыркает эльф и открыто улыбается девушке. — Смотри, — у него в руках появляется бутылка, — это тебе, только учти, оно немного противное. Мариан осторожно берет бутылку и делает большой глоток, опустошая и выпивая все до капли, о чем тут же жалеет. Обжигающая кислая жидкость врывается в горло, приводя Хоук в чувство и проясняя разум. Девушка закашлявшись, возвращает бутылку ухмыляющемуся эльфу и понемногу приходит в себя. — Спасибо, это помогло, — скривившись, говорит Мариан. — Я не сомневался. Гадость еще та, — Фенрис встает и ставит ненужную бутылку на стол, вопреки желанию разбить ее и закопать где-нибудь подальше. — Может, теперь ты мне расскажешь, какого демона там произошло и почему ты так себя ведешь? — Может, завтра? — несмело предлагает Хоук, которой пока не хочется вспоминать неприятные моменты. — Хорошо, — эльф легко соглашается и, направляясь к двери, говорит: — Тебе нужно поспать, завтра сюда заявятся все, по случаю… сама понимаешь. — Хорошо, — Мариан рассеянно смотрит на эльфа и, отводя глаза, произносит: — только… не уходи. Я боюсь оставаться одна. Ее слова утонули в тишине, и Мариан уже успела себя обругать за такое проявление слабости. Но задумчивый и мягкий голос эльфа разбил повисшую немую паузу: — Не бойся, не уйду.