* * *
Пока Ганнибал готовил завтрак, она засыпала его вопросами. Кажется, это было тесто для блинов, хотя причина, по которой он положил клюкву в стакан с апельсиновым соком, была известна ему одному. — Мишура или гирлянды? — Ты правда хочешь погрести наш дом под грудой мишуры? — Значит, гирлянды. Старлинг сделала заметку, больше для того, чтобы занять свои руки. Она точно не забудет желаемые вещи, и даже если у нее неожиданно разовьётся амнезия на фоне рождественских покупок, то Ганнибал наверняка всё вспомнит. — Белые огоньки или разноцветные? — Ты стремишься к классической элегантности или чему-то, больше подходящему для бурлеска? — Хочешь сказать, каждый раз, когда мой отец вешал рождественские гирлянды, он открывал бордель? — она пыталась придать строгость своему голосу, еле сдерживая смех. — Конечно нет. Полагаю, содержание такого заведения значительно бы изменило финансовое положение вашей семьи, так же, как и ценности, сформировавшие твою личность. Кларисса не ожидала серьёзного ответа на такой глупый вопрос. Однако Доктор-то должен знать о несчастливых поворотах судьбы и событиях, меняющих жизнь. Потому что он как-то прошёл путь от любимого сына в состоятельной семье до одинокого мужчины, который с лёгкостью отнимал чужую жизнь. Она ответила нежно и осторожно. — Думаю, и твою жизнь так резко не бордель поменял. — Нет. — Определённо блины, подумала она, отвлекаясь от намерения получить от него более полный ответ, в то время как он наливал тесто идеальными кругами, а затем легко их переворачивал. С клюквой и… миндалем? — Это была война. Война поменяла жизни миллионов. Его тон был ровным, словно события войны, разрушившие его жизнь, теперь значили не больше, чем судьбы миллионов других. Словно его боль не имела значение. Словно он не имел значение. Она понимала, что вряд ли сможет это когда-нибудь понять. Определенные события сделали её детство нестабильным, но когда Ганнибал был ребёнком, нестабильным был весь мир. — А твоя семья? — Война пришла к нам на порог. Я выжил. А они нет. Он не произнес этого вслух, но намёк был ясен. Только теперь Кларисса заметила напряжение в его плечах. Он ожидал, что она надавит на него. — Итак, ангел или звезда? Для верхушки ёлки. Рука с лопаточкой на мгновение замерла. — Думаю, звезда, Кларисса, — он продолжил готовить. — Остальное будет лишним в этом доме.* * *
Лектер отвез её на Рождественскую ярмарку, и они гуляли вдоль палаток как дети, молодые любовники, опьяненные первым романом. Её беспечный восторг был заразителен и, несмотря на то, что Ганнибал пристально следил за обстановкой и заметил, что она тоже проверяет слепые углы и наличие подозрительного поведения, он всё же позволил себе насладиться этим времяпрепровождением. Старлинг взглянула на него, смеясь, с раскрасневшимися щеками, чтобы предложить кусочек своего рождественского апельсина — сок ещё блестел на её губах. Он проигнорировал фрукт, продавца и толпу, сконцентрировавшись на более приятном занятии: провел языком по её губам, чтобы почувствовать её вкус, прежде чем прижать её к себе и углубить поцелуй. Когда Ганнибал отпустил её, всё ещё поддерживая за спину, её взгляд был подернут пеленой возбуждения. Она медленно приподняла уголок губ, ухмыляясь. — Нужно купить побольше этих апельсинов. — Дело не в них, моя дорогая, — он снова поцеловал её, уже целомудреннее. — А в тебе. В уютном молчании она взяла его за руку и повела к следующим палаткам. Под конец, когда Старлинг разглядывала украшения ручной работы, она заговорила. — У меня никогда раньше этого не было. — Этого? — спросил он, хотя и догадывался, что именно она имеет в виду. — Отношений. Чего-то, что не было искусственным, — она немного повернула голову, ожидая ответа. — И думаю, что у тебя тоже. Искусственное. Да, это отлично описывает его прежние романтические похождения. И совершенно не подходило для описания его отношений с Клариссой Старлинг. — Это очевидно, да, моя дорогая? — Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что мы оба старшеклассники. — Потому что мои чувства к тебе настолько очевидны или потому что моя выдержка и техника оставляют желать лучшего? Старлинг искренне засмеялась; он улыбнулся, наслаждаясь этим звуком. — О Боже, конечно первое. Насчет второго у меня нет жалоб. Но если ты чувствуешь себя неуверенно, то можешь попробовать ещё раз, позже, — она посмеялась ещё немного, прежде чем снова обрести контроль над собой. — Просто… Это такое облегчение, иметь возможность показывать то, что я чувствую к тебе. Когда не нужно этого скрывать.* * *
Глинтвейн и музыка. Такое украшение ёлки отличалось от того, что она помнила из детства, но ощущения были такими же. Уют. Тепло. Смех. По возвращению с ярмарки, они установили ёлку возле переднего окна. А теперь в камине был разожжен огонь, в руках — кружки с теплым вином, приправленным корицей, а из стереосистемы раздавалась рождественская музыка — больше Венский Хор Мальчиков, чем «Джингл Беллс», но всё равно очень красивая. Кларисса разматывала гирлянду и подавала её Ганнибалу, который аккуратно прикреплял её к ветвям. Ей хотелось взять указку, потому что она была уверена, что несмотря на то, что он вешал исключительно на глаз, все лампочки были на одинаковом расстоянии друг от друга. Когда Лектер закончил, она торжественно включила гирлянду в розетку; ёлка выглядела так, словно её задрапировали блестящей белой сетью. Затем они добавили ещё гирлянды и украшения, купленные на ярмарке. Старлинг заметила, что он больше склонялся к звездам, снежинкам и геометрическим фигурам. На их ёлке не будет крикливых Санта-Клаусов и Рудольфов, и крупных разноцветных огоньков из её детства. Но это не страшно. Даже хорошо. Не важно, что они повесят на ёлку; именно совместный выбор, общение в процессе украшения, имели значение. А их дерево будет по-классически элегантным: сочетание голубого и белого с большой, но не вычурной, серебряной звездой на верхушке. С такой, которую она видела только в журналах и представляла, как она украшает дома состоятельных людей. С такой, которой никогда бы не было в гостиной Клариссы Старлинг. Но теперь она у меня есть. Классическая элегантность. И дело не в ёлке, а в нём. В нас. Она отвлеклась от украшения, чтобы понаблюдать за ним. Ганнибал тихо напевал под музыку. В камине потрескивал огонь. Свет от ёлки и огня смягчал все углы, придавая комнате приглушенное сияние. Доктор тщательно выбирал игрушки, располагая их с такой же точностью, как и гирлянду, хотя критерий идеала был за пределом её понимания. И он не оспаривал её выбор; каждое украшение, повешенное ею, оставалось на своём месте, привнося причудливое разнообразие в его утонченный дизайн. Потому что мы подходим друг другу. Мы больше, чем просто слияние двух частей. Когда мы делаем шаг назад и оглядываемся, то… Всё встаёт на свои места. Она никогда не думала, что станет таким слащавым романтиком. Это слишком фривольно, по-девчачьи, а Клариссу Старлинг никогда нельзя было так охарактеризовать. Но инстинкт подсказывал ей, что здесь было что-то более глубокое, чувство, чью форму она знала, но не могла до конца распознать. Это ведь было естественно? Быть настолько поглощенными друг другом в течение этого… медового месяца? Он ведь чувствовал то же самое? Ганнибал повернулся взглянуть на неё, и она поняла, что уже довольно долго стоит, не двигаясь с игрушкой в руках. Огонь в камине искрами отразился в его глазах. Старлинг повесила игрушку и протянула ему руку. — Закончили, Кларисса? — Господи, этот тёплый нежный голос был её погибелью. — Идеально, да? — она оторвала свой взгляд от него, чтобы оценить ёлку. — Да, — подтвердил он, хотя по его тону было ясно, что дерево занимает его меньше всего. — Иди сюда, — она потянула его на диван. — Давай немного понежимся в совершенстве.