Умиротворение

Они вместе приняли душ. Для него это было впервые — слишком интимное, слишком очевидное желание чувственности, которое выходило за пределы похоти. Но когда Доктор вежливо предложил ей принять душ первой, то она просто потянула его с постели за собой. — Ты тоже, Ганнибал. Мы оба пропахли сексом. Кажется, её это совсем не расстраивало; Кларисса прижалась носом к его груди и счастливо вдохнула. Сильный запах повис в комнате, исходя от них и от простыней, но он не спешил открывать окно и впускать свежий воздух. Они придавались активным «занятиям» три раза за последние двенадцать часов; было так логично, что их смешанные ароматы пропитали комнату. И, хотя ещё одно… занятие… с ней в душе было идеей, которую Лектер собирался воплотить в жизнь, но сегодня он решил его отложить, учитывая боль, которая ей предстоит как минимум в мышцах живота. Растяжка была важна в процессе выздоровления, однако, похоже, что они пересекли черту между лечением и перенапряжением. Поэтому он наслаждался платонической близостью. В конце концов, Кларисса разрешила трогать себя, когда он захочет, предполагая, что он не станет этим злоупотреблять, так? Доктор помыл ей волосы и намылил всё тело с большей нежностью, чем привык уделять себе, и наблюдал за тем, как вода струится по её телу, очищая. Выйдя из душа, он аккуратно вытер её полотенцем, радуясь ещё одному предлогу дотронуться до неё. Это ощущение теперь будет ярким воспоминанием, порождая покалывание в кончиках пальцев. Ганнибал надел тёмно-серые шерстяные брюки и светло-серую рубашку с бордовым свитером, наслаждаясь видом обнаженной Клариссы, ищущей что-то в комоде, на котором теперь стояла такая знакомая головоломка. Уже обживаешься, моя дорогая? Но на самом деле он был рад этому дополнительному подтверждению того, что она с лёгкостью делит с ним одно пространство и глубоко ценит подарки, которые он для неё выбирает. Будучи неуверенным в её желаниях, Лектер в самом деле сложил одежду её размера и в этой, и в гостевой комнате. Ганнибал не удивился, когда она выбрала чёрные брюки с большим количеством карманов, сочетая их с синим кашемировым свитером. Она ухмыльнулась, заметив, что он за ней наблюдает. Он склонил голову, признавая это. — Чем бы ты хотела сегодня заняться, дорогая? Старлинг пересекла комнату и медленно обошла вокруг него, нежно осматривая его с головы до ног. Затем остановилась позади него; он поборол желание повернуться. — Кроме как не отлипать от тебя? — она потерлась носом об его шею, обнимая за талию. — Не-а, больше ничего на ум не идет. Кларисса положила подбородок ему на плечо. Этим утром у неё была особая тяга к… тактильным ощущениям. Такая расслабленная. Уверенная. Может, убеждённая в моих чувствах? Довольная новой жизнью, которую выбрала? — Какие планы? — Небольшая экскурсия, — он ответил так, словно озвучил только что пришедшую в голову мысль. — Сегодня зимнее солнцестояние. Я подумал, мы можем выбрать елку. Её рот был так близко к его уху, что Лектер почувствовал, как она затаила дыхание. — Ты хочешь отпраздновать Рождество? — Если ты хочешь. — Вместе. — Я не стал бы этого делать в одиночестве, Кларисса. И, кажется, сейчас подходящее время для создания новых традиций и возрождения старых, которые приносили нам… уют. Она сильнее сжала его в объятиях, и он накрыл её руку своей. Губы нежно задели кожу на шее. — Да, кажется, сейчас самое время. Я хочу… это не… Кларисса тихо вздохнула, нежно упираясь в него головой. Когда она вновь заговорила, он мог слышать эхо в своей голове. — С тобой я чувствую то, что никогда раньше не чувствовала. И я не хочу, чтобы это ощущение исчезало. Для неё это было сложное, личное признание. Она тщательно скрывала свои эмоции; её доверие и уязвимость в этом плане принадлежали ему одному. Голос Доктора звучал нежно и оживленно, когда он продолжил: — Однако если перед нашей охотой ты хочешь позавтракать, то, боюсь, мне понадобится некоторая свобода действий. Он немного повернул голову, и их губы почти соприкоснулись. — Насколько именно тесно ты решила ко мне прилипнуть, дорогая? Старлинг засмеялась. — Не можешь работать, когда я рядом? Притворись, будто меня там нет. Нет, он не мог; её отсутствия теперь хватит ему до конца жизни. — Игнорировать твоё присутствие? Ты слишком очаровательное отвлечение. Она отпустила его и направилась к двери. — Я начну составлять список покупок, пока ты занят. — Список? — О да. Если уж мы решили отметить Рождество, то нужно сделать это как следует.

* * *

Пока Ганнибал готовил завтрак, она засыпала его вопросами. Кажется, это было тесто для блинов, хотя причина, по которой он положил клюкву в стакан с апельсиновым соком, была известна ему одному. — Мишура или гирлянды? — Ты правда хочешь погрести наш дом под грудой мишуры? — Значит, гирлянды. Старлинг сделала заметку, больше для того, чтобы занять свои руки. Она точно не забудет желаемые вещи, и даже если у нее неожиданно разовьётся амнезия на фоне рождественских покупок, то Ганнибал наверняка всё вспомнит. — Белые огоньки или разноцветные? — Ты стремишься к классической элегантности или чему-то, больше подходящему для бурлеска? — Хочешь сказать, каждый раз, когда мой отец вешал рождественские гирлянды, он открывал бордель? — она пыталась придать строгость своему голосу, еле сдерживая смех. — Конечно нет. Полагаю, содержание такого заведения значительно бы изменило финансовое положение вашей семьи, так же, как и ценности, сформировавшие твою личность. Кларисса не ожидала серьёзного ответа на такой глупый вопрос. Однако Доктор-то должен знать о несчастливых поворотах судьбы и событиях, меняющих жизнь. Потому что он как-то прошёл путь от любимого сына в состоятельной семье до одинокого мужчины, который с лёгкостью отнимал чужую жизнь. Она ответила нежно и осторожно. — Думаю, и твою жизнь так резко не бордель поменял. — Нет. — Определённо блины, подумала она, отвлекаясь от намерения получить от него более полный ответ, в то время как он наливал тесто идеальными кругами, а затем легко их переворачивал. С клюквой и… миндалем? — Это была война. Война поменяла жизни миллионов. Его тон был ровным, словно события войны, разрушившие его жизнь, теперь значили не больше, чем судьбы миллионов других. Словно его боль не имела значение. Словно он не имел значение. Она понимала, что вряд ли сможет это когда-нибудь понять. Определенные события сделали её детство нестабильным, но когда Ганнибал был ребёнком, нестабильным был весь мир. — А твоя семья? — Война пришла к нам на порог. Я выжил. А они нет. Он не произнес этого вслух, но намёк был ясен. Только теперь Кларисса заметила напряжение в его плечах. Он ожидал, что она надавит на него. — Итак, ангел или звезда? Для верхушки ёлки. Рука с лопаточкой на мгновение замерла. — Думаю, звезда, Кларисса, — он продолжил готовить. — Остальное будет лишним в этом доме.

* * *

Лектер отвез её на Рождественскую ярмарку, и они гуляли вдоль палаток как дети, молодые любовники, опьяненные первым романом. Её беспечный восторг был заразителен и, несмотря на то, что Ганнибал пристально следил за обстановкой и заметил, что она тоже проверяет слепые углы и наличие подозрительного поведения, он всё же позволил себе насладиться этим времяпрепровождением. Старлинг взглянула на него, смеясь, с раскрасневшимися щеками, чтобы предложить кусочек своего рождественского апельсина — сок ещё блестел на её губах. Он проигнорировал фрукт, продавца и толпу, сконцентрировавшись на более приятном занятии: провел языком по её губам, чтобы почувствовать её вкус, прежде чем прижать её к себе и углубить поцелуй. Когда Ганнибал отпустил её, всё ещё поддерживая за спину, её взгляд был подернут пеленой возбуждения. Она медленно приподняла уголок губ, ухмыляясь. — Нужно купить побольше этих апельсинов. — Дело не в них, моя дорогая, — он снова поцеловал её, уже целомудреннее. — А в тебе. В уютном молчании она взяла его за руку и повела к следующим палаткам. Под конец, когда Старлинг разглядывала украшения ручной работы, она заговорила. — У меня никогда раньше этого не было. — Этого? — спросил он, хотя и догадывался, что именно она имеет в виду. — Отношений. Чего-то, что не было искусственным, — она немного повернула голову, ожидая ответа. — И думаю, что у тебя тоже. Искусственное. Да, это отлично описывает его прежние романтические похождения. И совершенно не подходило для описания его отношений с Клариссой Старлинг. — Это очевидно, да, моя дорогая? — Если бы я не знала тебя лучше, то подумала бы, что мы оба старшеклассники. — Потому что мои чувства к тебе настолько очевидны или потому что моя выдержка и техника оставляют желать лучшего? Старлинг искренне засмеялась; он улыбнулся, наслаждаясь этим звуком. — О Боже, конечно первое. Насчет второго у меня нет жалоб. Но если ты чувствуешь себя неуверенно, то можешь попробовать ещё раз, позже, — она посмеялась ещё немного, прежде чем снова обрести контроль над собой. — Просто… Это такое облегчение, иметь возможность показывать то, что я чувствую к тебе. Когда не нужно этого скрывать.

* * *

Глинтвейн и музыка. Такое украшение ёлки отличалось от того, что она помнила из детства, но ощущения были такими же. Уют. Тепло. Смех. По возвращению с ярмарки, они установили ёлку возле переднего окна. А теперь в камине был разожжен огонь, в руках — кружки с теплым вином, приправленным корицей, а из стереосистемы раздавалась рождественская музыка — больше Венский Хор Мальчиков, чем «Джингл Беллс», но всё равно очень красивая. Кларисса разматывала гирлянду и подавала её Ганнибалу, который аккуратно прикреплял её к ветвям. Ей хотелось взять указку, потому что она была уверена, что несмотря на то, что он вешал исключительно на глаз, все лампочки были на одинаковом расстоянии друг от друга. Когда Лектер закончил, она торжественно включила гирлянду в розетку; ёлка выглядела так, словно её задрапировали блестящей белой сетью. Затем они добавили ещё гирлянды и украшения, купленные на ярмарке. Старлинг заметила, что он больше склонялся к звездам, снежинкам и геометрическим фигурам. На их ёлке не будет крикливых Санта-Клаусов и Рудольфов, и крупных разноцветных огоньков из её детства. Но это не страшно. Даже хорошо. Не важно, что они повесят на ёлку; именно совместный выбор, общение в процессе украшения, имели значение. А их дерево будет по-классически элегантным: сочетание голубого и белого с большой, но не вычурной, серебряной звездой на верхушке. С такой, которую она видела только в журналах и представляла, как она украшает дома состоятельных людей. С такой, которой никогда бы не было в гостиной Клариссы Старлинг. Но теперь она у меня есть. Классическая элегантность. И дело не в ёлке, а в нём. В нас. Она отвлеклась от украшения, чтобы понаблюдать за ним. Ганнибал тихо напевал под музыку. В камине потрескивал огонь. Свет от ёлки и огня смягчал все углы, придавая комнате приглушенное сияние. Доктор тщательно выбирал игрушки, располагая их с такой же точностью, как и гирлянду, хотя критерий идеала был за пределом её понимания. И он не оспаривал её выбор; каждое украшение, повешенное ею, оставалось на своём месте, привнося причудливое разнообразие в его утонченный дизайн. Потому что мы подходим друг другу. Мы больше, чем просто слияние двух частей. Когда мы делаем шаг назад и оглядываемся, то… Всё встаёт на свои места. Она никогда не думала, что станет таким слащавым романтиком. Это слишком фривольно, по-девчачьи, а Клариссу Старлинг никогда нельзя было так охарактеризовать. Но инстинкт подсказывал ей, что здесь было что-то более глубокое, чувство, чью форму она знала, но не могла до конца распознать. Это ведь было естественно? Быть настолько поглощенными друг другом в течение этого… медового месяца? Он ведь чувствовал то же самое? Ганнибал повернулся взглянуть на неё, и она поняла, что уже довольно долго стоит, не двигаясь с игрушкой в руках. Огонь в камине искрами отразился в его глазах. Старлинг повесила игрушку и протянула ему руку. — Закончили, Кларисса? — Господи, этот тёплый нежный голос был её погибелью. — Идеально, да? — она оторвала свой взгляд от него, чтобы оценить ёлку. — Да, — подтвердил он, хотя по его тону было ясно, что дерево занимает его меньше всего. — Иди сюда, — она потянула его на диван. — Давай немного понежимся в совершенстве.