Эльфи. Сто историй.

- Шеф, я герой! – с совершенно блаженным видом сообщил Роа, прижимающий к груди тонкую папку для отчетов. Вельд строго посмотрел на молодого оперативника. Нельзя сказать, что Роа был таким уж бестолковым – бестолковых в Турках не держали – но иногда парня заносило. По отделу даже шутка ходила, что Роа – это второй Рено и не братья ли они. Хотя… если судить по общей расцарапанности и неловким, скованным движениям (ранен?) – Роа в этот раз попал в опасную переделку. - В чем же твой героизм заключается? – с затаенной усмешкой спросил глава отдела. - В оперативной фотосъемке, - гордо отрапортовал Роа, положив на стол папку. – Все, теперь нам фотороботами обходиться не надо, я эту Эльфи наконец-то зафотографировал!.. Правда, меня там чуть не задрали… - Монстр? – уточнил Вельд, придвигая результат подвига к себе. - Угу, если б, - проворчал молодой Турк. – Террористка какая-то полоумная. С когтями. Жертва опытов, блин… но бегает, зараза, быстро – еле на байке ушел. Где «Лавина» таких только берет?.. Шеф усмехнулся: - Вот и сделай подробное описание этой… «жертвы опытов». Дома. Дня тебе хватит? - Хватит. - Тогда послезавтра жду с… - Вельд осекся, не договорив. Роа сделал хорошие фотографии. Четкие, яркие, не смотря на плохое освещение и расстояние – Отдел Административных Расследований снабжали первоклассной техникой. На одной из них Эльфи получилась смотрящей почти прямо в объектив. Растрепанные волосы, озабоченно сдвинутые брови, губы упрямо сжаты… и глаза. Серые. - …с отчетом, - дрогнувшим голосом закончил он. - Понял, шеф, - покладисто согласился Роа. – Я пошел? - Да, да… иди, - в самом деле, отдых Роа заслужил, а Вельд надо было побыть одному. …Молодой Турк давно ушел, а его шеф все продолжал сидеть, сжимая в руках фотографию. До сих пор он считал, что прошлое давно похоронено. Его дом – Корпорация. Его семья – Турки. Ничего другого нет… и быть не может… но прошлое имело пакостное свойство напоминать о себе в самые неожиданные моменты, вылезая из самых неожиданных нор. Серые глаза в Грассланде, да и вообще на больших континентах, редкость. Это северяне почти сплошь сероглазые. Но, в то же время, черта далеко не уникальная. Мало ли в ком течет кровь северян… подумаешь, совпадение… Совпадение? Вельд встал из-за стола, прошел к дальнему шкафу. Присел на корточки, выдвигая самый нижний ящик. Если бы кто-то из Турков мог видеть шефа сейчас, он бы глазам своим не поверил – казалось, что Вельд постарел сразу на десяток лет. Да, ребята бы удивились… разве что Легенда бы его понял… Ящик был почти пуст. В нем лежал один-единственный конверт, пожелтевший от времени, хрупкий, готовый рассыпаться в пальцах. Вельд подержал его в руках, даже не замечая, что руки дрожат, потом вернулся за стол. Открыл. В конверте тоже были фотографии. Старые-старые… но хорошо сохранившиеся, почти не выцветшие. Первую он отложил, почти не разглядывая – свадебная. Когда-то она стояла на его рабочем столе. Теперь, спустя столько лет, Вельд не мог сказать, чего больше было в его браке – любви или расчета. Во всяком случае, с женой он ладил хорошо и всегда был ей верен, и домой возвращался с радостью. Особенно после того, как… …Вторая фотография. Стояла рядом с первой, чуть впереди. Только недолго… На ней Вельд с ещё свежими шрамами на лице – он помнил, как они болели – посмеиваясь, смотрит вниз. А в его рукав вцепилась маленькая девочка, смущенно отводящая взгляд от фотокамеры. Фелиция в тот раз неожиданно застеснялась незнакомого фотографа, но Вельд так понравился этот снимок, на котором остались живые эмоции… Дочке здесь десять с хвостиком лет, почти одиннадцать. Почти. До своего одиннадцатого дня рождения Фелиция не дожила. …И об этом всегда напоминает третий снимок, последний в конверте. Что бы там ни было с женой, дочь Вельд любил до самозабвения. И Фелиция отвечала ему тем же. Он помнил, как удивлялись в школе, когда на риторический вопрос: «Кого ты больше любишь?» - малявка без тени сомнения заявляла: «Папу!». Эта фотография была старой, черно-белой… Фелиции здесь – сколько? Четыре года, пять? Вельд сам уже не помнил. Жена поймала момент его очередного возвращения в Кальм, когда малышка выбежала навстречу, а он подхватил её на руки, подкидывая в воздух – Фелиция тогда так заливисто смеялась… Если второе фото было последним по времени, то это просто было – последним. Последним уцелевшим. Фотография, обгоревшая по краям. Фотография, найденная им на развалинах дома. Фотография, от которой до сих пор – мерещилось ему – тянуло гарью. Жуткий запах, много лет преследовавший Вельд во сне. Наяву он сумел вычеркнуть его из головы, не думать, не вспоминать… но ночью он возвращался в пропахший гарью и бедой Кальм. «Всех в Нибельхейм?! Но… сэр… господин президент... там моя дочь!» «Нет у вас больше дочери. Уточните у профессора Ходжо, я не очень понял, от чего она умерла…» …После тех событий Вельд жил одной работой. Терять ему было нечего, всё, что осталось – ставший родным отдел. И вот теперь работа подкидывает ему такой, с позволения сказать, сюрприз… Перед шефом Турков лежали две фотографии. Одна, сделанная Роа, на которой была лидер террористической организации, Эльфи. И вторая, старая-старая, где был он сам – и была его дочь, Фелиция. Если бы Фелиция осталась жива… если бы она выросла… Она могла быть – нет, конечно же, не в точности такой! – но очень похожей. Такие же растрепанные темные волосы. Такой же прямой нос. Такой же излом бровей. Даже уши у неё торчат. И самое главное, глаза – глаза до жути похожие. «Проклятье» - Вельд сцепил пальцы – «Они же могут быть ровесницами…». Могут, да… настоящего возраста Эльфи никто не знал. Даже она сама – если, конечно, не лгала в разговоре с Аэрис, говоря, что забыла свое прошлое. Девушка из ниоткуда, все следы которой обрывались в Каньоне Космо – просто в один, далеко для Корпорации не прекрасный момент, в научный городок привезли замученную девчонку. Фухито, между прочим, привез – и никому не сказал, откуда. А ведь за обрывистыми холмами и Ларой, одной из крупнейших рек Западного Континента – Нибельхейм. Практически по соседству. «Нет, быть не может» - теперь Вельд сидел, опустив голову и сжав ладонями виски – «Зачем Ходжо и, тем более, президенту, лгать? Какой в этом смысл? Привязать меня кровью? Я и так ей повязан… Если бы мне вернули дочь, я бы служил не только из чувства долга, и вопрос лояльности даже не стоял бы. Нет, Фелиция мертва… давно…» Но вот два снимка. Вельд почти с ненавистью думал об Эльфи, мерзавке, одним своим обликом посмевшей растревожить без того незаживающие раны. Он хотел бы своими руками уничтожить террористку… и с ужасом понимал, что вряд ли сможет это сделать. Да, она враг. Но она слишком похожа на Фелицию. Это будет все равно, что убить дочь во второй раз. «Но если они все-таки солгали?» Бред, конечно. Но… может, стоит поднять старые документы и посмотреть, была ли среди «лабораторных образцов» Кальма девочка десяти-одиннадцати лет с характерной внешностью? Впрочем, пусть была – один шанс из тысячи, что Фелиция могла выжить после экспериментов и бежать. Слишком мало. Но все же, все же… Вельд, холодея от дурных предчувствий, понимал, что мучительно хочет встретиться с этой девушкой лично. Один на один. Хочет услышать её голос, посмотреть в глаза, понять… …спасти? Даже если это – случайное сходство, совпадение фенотипа… есть много способов нейтрализовать человека, сохранив ему жизнь. Он взял в руки фотографию девушки, врага – до боли, до крика похожей на его погибшую дочь. Единственного, любимого ребенка. «Кого ты пытаешься обмануть? Посмотри на неё – Эльфи из тех, кто отступает только мертвым…» Но попытаться стоит. Может быть, тогда Вельд перестанет просыпаться по ночам, задыхаясь от примерещившегося запаха гари.