Светлая ночь

Над городом царила ночь. Мрачное, серое, погруженное в сон здание телецентра «Останкино» злобно поблескивало то тут, то там стеклами-зеркалами, отражая свет полной луны. По небу быстро неслись мрачные черные тучи, то заслоняя небесный диск, то обнажая его на страх людей, в столь позднее время блуждающих по улице. Сильные порывы ветра с громким свистом хлестали по деревьям, пригибая их к земле… Внезапно всё стихло, будто чья-то всемогущая рука выключила земной ураган… И тут же рокот небосвода, больше похожий на ядерный взрыв, сотряс всю Москву. Будто росчерком пера в небе сверкнула вспышка, ослепляя на несколько секунд ошалелых зевак, а следом за ней с новой силой ударил ветер, заставляя распахиваться двери лестничных пролетов и выбивать в них стекла-витражи. Было настолько не по себе, что казалось, будто сам Люцифер спустился на землю и желает стереть столицу с лица земли. Трах-тара-тарах! Очередной мощный залп заставил людей вздрогнуть и бежать ещё быстрее — скорее, скорее домой, под ближайший козырек подъезда, лишь бы бежать, бежать, бежать! В ту же секунду стеной рухнул ливень, нещадно лупя по всему городу и будто бы оставляя незримые синяки на домах, деревьях, асфальте… Гроза в декабре. Никогда такого не было. Зевнув, старый сторож, обойдя лишь первый этаж по периметру, справедливо решил, что выполнил свои должностные обязанности, запер главный вход и с чистой совестью пошел в комнату охраны смотреть телевизор и пить чай с конфетами. Оставаться на посту было страшно — обстановка нагнетала, давя на мозг с каждой секундой тишины. Казалось, что совсем рядом идёт война. Бабах! Старичок вздрогнул и сделал погромче телевизор. Бывали ночи страшнее, но такого неистовства погоды он не видел ни разу в жизни — будто бы сами небеса разъярились и дали справедливую кару всей грешной земле. Однако сторож был не единственным человеком, оставшимся в телецентре. Далеко не единственным. Где-то на третьем этаже в тот же миг распахнулась дверь одной из гримерных, а в коридор выскользнула маленькая тень и шустро заметалась, дергая за ручки остальные комнаты. Бабах! Выходить страшно, но в то же время невыносимо сидеть в помещении, за окном которого виден весь ужас разыгравшейся бури. Заперто, заперто, заперто… Черти! Некуда даже скрыться от всех любопытных глаз! Тень, оказавшаяся фигуркой прехорошенькой наставницы, задумчиво закусила губу и толкнула следующую створку. — Ой, а ты чего здесь делаешь? — стараясь скрыть грусть в голосе, раздосадованно пробормотала Пелагея. И тут нельзя уединиться, да что ж такое! — Не хочу домой. — взбивая поудобнее пыльную и дряхлую диванную подушку, пояснил Билан. Дом…Там пусто, грустно и тихо, никто не встречает; место, осточертевшие до глубины души. Тошно стало так жить; будто бы ощущение неправильности происходящего, доселе ходящее кругами, неожиданно приблизилось на крайне опасное расстояние, а потом в один миг как напрыгнет на шею, да так, что оглянуться не успеешь… И конец. — Не поеду сегодня, все равно завтра снова с утра здесь надо быть. Я или убьюсь где-нибудь по дороге, учитывая погоду, или в пробках больше времени проведу, чем дома. Да, конечно, виноваты пробки. Ох, если бы так же можно было объяснить всё себе! Душу не обманешь, никак она не уверует в то, во что ты пытаешься изо всех сил; что-то неведомое вытащит все тяжелые мысли на свет и будет заставлять думать о том, в чем признаться боишься. Себе — в первую очередь. — Понятно… — протянула Поля, выдергивая Билана из пучины рассуждений. Окончательно поняв, что здесь тоже наедине с собой побыть не удастся, девушка схватилась за ручку двери. Сегодня целый день её преследовали люди, люди, люди… А так хотелось остаться одной и спокойно разрыдаться с чистой совестью! Пелагея украдкой смахнула предательскую слезинку, катившуюся по щеке и ещё раз дернула дверь. Не поддается — то ли заело, то ли в ход событий вмешалось подсознание. — Ты чего плачешь-то? — неожиданно ласково поинтересовался Дима, разворачиваясь к собеседнице и с изумлением глядя, как она с ослиным упорством толкает вперед дверь, открывающуюся в помещение. Бабах! Очередной раскат грома заставил невольно вздрогнуть и его, и её. — Грустно очень. — тихо призналась девушка, отпуская ручку двери и понимая, что парень её раскусил и смысла скрываться нет. Да и не хотелось. — До противного грустно, до жути. А причины не знаю… — Ну как так не знаю, а? — вздохнул Билан, понимая, что разговор будет долгим и нервным. — Человек без причины сердце себе не рвёт, особенно такое вечное солнышко, как ты. Где твой оптимистический заряд? — Иссяк. — уверенно и непоколебимо парировала собеседница. — И что теперь, я не человек? — Ну давай серьёзно, без ёрничества, раз уж пришла, — Дима жестом пригласил подругу сесть рядом с ним. Диван был жестким, старым, с одним-единственным подлокотником и никак не желал раскладываться, но это пустяки. Поспать можно и сидя — именно такой тактики и придерживался Билан. Ему не привыкать… Пелагея опасливо угнездилась на самый краешек, будто боясь разрушить или как-то повредить личное пространство парня. В гримерной господствовала темнота, однако из-за частых вспышек молний создавалось ощущение лёгкого полумрака. — Хватит уже молчать. — первым прервал затянувшуюся паузу Дима, прерываемую лишь раскатами грома. — Я тебе друг? Вот и раскрывайся: изливай, обнажай душу. — Мужчина и женщина не могут дружить, — помотала головой Поля, отодвинулась ещё чуть дальше…И с громким «бум» рухнула на пол — благо, падать было недалеко. — Ты не ушиблась? — раздался встревоженный голос Билана. — Вот горе-горюшко… Чего такая зашуганная? Меня боишься как огня. — Ничего я не зашуганная, тебе кажется, — упёрто возразила девушка, украдкой потирая ушибленную пятую точку. Она вскочила на ноги, но, вспугнутая очередным раскатом грома, плюхнулась обратно на диван — уже чуть более раскованно, чем прежде. — Да не бойся ты, ничего я тебе не сделаю. — тихим успокаивающим тоном прошептал Дима, протягивая к ней свою руку. — Иди ко мне, ложись и рассказывай. — А я и не боюсь! — с деланной храбростью заявила Поля, чувствуя, как всё обрывается внутри. — А вот и лягу! Девушка свернулась калачиком на диване, и, задумавшись над целесообразностью действа, опасливо положила голову Билану на колени. Чувствуя, как её начинает колотить нервной дрожью от собственного поступка, Пелагея тяжело сглотнула, но вида предпочла не подавать. — Ну и чего страшного? Я тебя съел, всё? — засмеялся Билан, укрывая подругу пледом и гладя её по волосам. Девушка нервно дернулась, недовольная тоном друга, но его рука мягко вернула её назад. — Да не посягну я на тебя, успокойся, глупышка, — мягко улыбнулся Дима, ласково гладя Полю по спине и ещё теплее укутывая в плед. — Дрожишь вся прямо как заячий хвост… Не бойся. Так чего у тебя стряслось? – Я, честно говоря, не знаю. Просто накатило как-то, — всхлипнула Пелагея, устраиваясь поудобнее. Было тепло и уютно так, как никогда не было прежде. — Ну не может человек всё время радоваться, выброс отрицательных эмоций тоже должен быть! Так иногда хочется побыть хрупкой, беззащитной… А всем плевать на мои заморочки. — Бедная запутавшаяся девочка… — покачал головой Дима и приобнял её. — Всё у тебя будет прекрасно. — Спасибо, — зарделась Поля. — Я… Очередной раз страшно ударил раскат грома, заглушая слова, и девушка автоматически вздрогнула. Дождь хлестал нещадно, лупя в окно; ветки дерева царапали стекло, жуткими тенями заглядывая в комнату, а где-то на улице с грохотом стучала о косяк железная дверь. — Ты чего? — посмотрел на неё Дима. — Нервы прям на пределе у тебя, расслабься… — Я грозы боюсь, — вздрогнула Пелагея, видя очередную вспышку молнии, ещё плотнее прижимаясь к парню и закрывая глаза. – Нет, не так, забудь. Я просто опасаюсь. — Чего её бояться? Парень запустил руку куда-то за спинку дивана, вытащил оттуда блистер с таблетками и, выдавив одну, протянул Поле. — Это чего? — переспросила девушка и запихала лекарство в рот, не дожидаясь ответа. — Успокоительное, — погладил её по непослушным волосам парень. — А то у тебя сейчас уже нервный срыв будет… — Не знаю я, почему боюсь грозы. Мне страшно. — девушка, забыв про всё на свете, лежала, вплотную прижимаясь к мужчине. Около него хорошо и безопасно, и уж точно никакая гроза не достанет. — Чего ты ж ко мне прижимаешься, если только что боялась? Дружбы же не существует между мужчиной и женщиной, — усмехнулся Дима, глядя на непонятным образом извернувшуюся девушку. Голова её лежала у него на ногах, руки были закинуты на талию и легонько-легонько обнимали его; ноги же Пелагея поджала таким образом, что всё тело оказалось у парня прямо под боком. И, что удивительно, ей в этой позе кокона было удобно, и ни за какие коврижки она бы сейчас никуда не переместилась. — А между нами — существует. И гроза намного страшнее тебя. — пылко заверила его Поля. — Точнее, ты ни капельки не страшный! Ты ничего плохого не сделаешь, а она — вполне. — Действительно, ты уже минут пять лежишь спокойно, — задумчиво пробормотал Билан. — И что-то я не заметил никаких нравственных сподвижек и угрызений совести по поводу порчи чести друга. Или ты не по этому поводу дергалась? — Извини-и, — засмущалась Поля и закрыла лицо руками. — Да лежи ты спокойно. Тебе удобно, я ничего такого не чувствую. — вздохнул парень. — Знаешь, на тебя невозможно обижаться. — Почему? — подняла на него глаза девушка.  — Ты хорошая такая, наивная и чистая, как ребёнок. Как можно обижаться на детей? Они же всё говорят искренне… Как и ты. От тебя так и веет счастьем, какое бы у тебя настроение не было. Человек-солнце… Знаешь, я больше всего дорожу дружбой с тобой, хоть мы и знакомы не так близко, но ты для меня уже одна из самых дорогих людей на свете, слышишь? В ответ молчание. Билан опустил взгляд вниз и, поняв ситуацию, улыбнулся. Поля сладко спала, слегка посапывая, и крепко обнимала парня, словно плюшевую игрушку. — Не слышишь… Девочка моя маленькая… — Дима слегка наклонился и, чуть подумав, невесомо прижался губами к её виску. – Спи, милая, пусть всё у тебя будет хорошо. За окном неистовствовала буря, в окна бил хлесткий ветер, а две маленькие фигуры в огромном телецентре сладко спали, прижавшись друг к другу. …Сторож зевнул и выключил телевизор. Скоро рассвет. Да, скоро… Старик подошел к окну и пригладил редкие седые волосы. За окном было видно ровным счетом ничего — непогода продолжала бушевать. — У-у, — недовольно покачал головой старик, стукнул кулаком по раме и в сердцах воскликнул: — Заканчивайся, проклятущая! Внезапно в ту же секунду всё стихло как по взмаху волшебной палочки. Больше не свирепствовал ветер, не рвала небо молния, лишь где-то вдалеке недовольно пророкотал гром и тоже стих. Лишь простой ласковый дождь мягко забарабанил по листьям. — Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнул старик и отошел от окна. Двумя этажами выше молодой мужчина сквозь сон потянулся, забросил затёкшие ноги на диван, вытягиваясь во весь рост, и, вытащив откуда-то из-под бока совсем юную девушку, крепко обнял её, укрывая пледом с головою их обоих. Над городом царила спокойная ночь.