Глава 2. О чудовищах...
«Все мы немножко монстры и немножко люди». Родион Меглин, сериал «Метод» «Ведьмаки существуют для того, чтобы убивать чудовищ. Как я могу это делать, если настоящие чудовища, по сравнению с которыми даже дракон выглядит невинным щенком, бродят по миру, скрываясь за идеалами, верой или законом?» Геральт из Ривии, сага А. Сапковского о Ведьмаке. Сквозь сверхпрочное, защищённое силовым полем, окно Вилл смотрела на лабораторию: люди в белых или зелёных халатах, костюмах биологической защиты, аппараты, назначения которых девушка не знала, инструменты, огромные – в рост человека – колбы с образцами. С гомункулами, как бы назвала их сама Вилл, ибо создания, плававшие в зелёной, густой на вид жидкости, были столь уродливы, что оказались порождениями чьего-то больного воображения, такого же, как у дегенератов-сюрреалистов, объявленных вне закона сразу же после окончания войны. Вот только Вилл знала, чьим воображением порождены создания в колбах. И это новое, кажущееся невероятным, не укладывающееся в привычную картину мира, но смертельно опасное, тайное знание жгло её разум множеством вопросов. Сколько ещё тайн скрывает высшее руководство Рейха? Вильгельм Штрассе был одной из таких тайн. Почти двухсотлетний, что уже само по себе невероятно, старик, окутавший паутиной своего влияния весь Рейх и водивший дружбу с самим Фюрером! И по словам Фюрера, Рейх именно Вильгельму, а не Зиверсу, в первую очередь был обязан своими победами и выигранной войной. Это Штрассе, а не Зиверс первым дал Германии технологии передового оружия. Вольфрам подключился позже, когда его межпространственные экспедиции начали приносить результаты. К середине войны. Но по какой-то, не понятной теперь Вилл, причине, именно Вольфрама фон Зиверса потом всенародно объявили чуть ли не творцом победы, а Штрассе смиренно остался в тени, будто его всё устраивало. Словно паук, ждущий своего часа. Почему? Валькирия в последние часы задавала себе этот вопрос раз за разом, но не находила ответа. Штрассе. Этот жуткий человек и изуродованным лицом, от которого у неё – самой Вилл Вандом – мурашки маршировали по спине, был сейчас там, в лаборатории. Руководил процессом с азартом маньяка, нашедшего новую жертву. Жертва тоже была там. Именно вокруг этой «жертвы» вились учёные, точно рой мух над кучей навоза. Путешественник. Их добыча. Их трофей. Он лежал, обнажённый по пояс, без сознания, на специальном столе в центре лаборатории, зафиксированный захватами. Что-то вводилось ему в вену из капельницы, а над ним под потолком висела чёрная сфера, ощетинившаяся прозрачными кристаллическими столбиками с шестью гранями. Она изливала тусклый конус света прямо на пришельца. Ну и впрямь – жертва на алтаре науки. - Потрясающе, не находите? – за спиной раздался приятный мужской голос. Вилл оглянулась – кроме сотрудников подземного лабораторного комплекса, куда, узнав о захвате цели, приказал доставить пришельца Гитлер, в контрольном зале был полноватый светловолосый мужчина невысокого роста, одетый во всё белое – китель, брюки, даже пиджак со знаками различия и перчатки на руках. А ещё он носил очки. Вилл знала, кто это, но никогда не думала, что встретится с ним. - Рейхсмаршал Монтана, - отсалютовала девушка, гадая, что понадобилось целому рейхсмаршалу здесь. А впрочем, догадки мгновенно посыпались как из рога изобилия. - Фроляйн Вандом, - «майор» улыбнулся. В его жёлтых глазах тлел какой-то странный огонёк, который загорался ярче всякий раз, как взгляд Монтаны скользил по помещению лаборатории за окном. – Не правда ли, потрясающе? - Что именно? – спросила колдунья, пытаясь понять, о чём речь. Она много слышала о рейхмаршале Венеры, о его вкладе в победу Рейха и поддержание его власти. Но всё, что она слышала, говорило о том, что этот человек порой мог быть весьма эксцентричным. - Тот, кто сейчас лежит там, на столе, дожидаясь, пока Штрассе доберётся до него со своими скальпелями, конечно, - пояснил Монтана снисходительно. - Почему вы так считаете? – сама Вилл не видела ничего потрясающего в этом пришельца. Подобная мысль в принципе казалась ей странной. Пришелец был ей противен. Возможно, она даже ненавидела его. Дважды он побил их, самих Валькирий. Дважды! И если в первый раз им удалось его схватить, то в этот раз… У Вилл до сих пор перед глазами стояла сцена молниеносного боя с этим… не человеком. Вот ещё кажется, что они контролируют ситуацию, а он с диверсантами – в тридцати метрах. Мгновения не проходит, как всё меняется. Какая скорость! Удар, от которого раскалывается броня, казавшаяся до этого почти непробиваемой, её полёт. Дерево. Если бы он хотел, то смог бы запросто убить их всех там, на лесной дороге близ Пенемюнде. Одной только способности двигаться с чудовищной скоростью пришельцу для этого хватило бы. Он явно стал сильнее с их прошлой встречи. Но почему тогда он их не убил? - Потому, что он великолепен! – торжественно объявил Монтана, развернувшись ко всем, кто был сейчас в зале. – Его невероятная мощь потрясает воображение! Он единственный за всё послевоенное время сумел выдержать сражение с лучшим детищем моего «Последнего батальона». И не просто выдержать, но оставить Крюгера на поле боя почти в таком же состоянии, в каком сейчас пребывает сам! Восхитительно! Кем же нужно быть и что уметь, чтобы сотворить такое с высшим вампиром? – при этих словах Вилл вздрогнула, не поверив своим ушам, и заметила, что теперь в жёлтых глазах Монтаны плескалась раскалённая лава. И Валькирия вдруг поняла для себя, что рейхсмаршал фанатично предан одной идее. – Верно, господа! Его изучение поднимет нас к новым высотам военного дела. Только представьте, где этот человек побывал, что узнал, и то видел! А в каких войнах он участвовал! А он наверняка в них участвовал – я вижу это в его глазах… - Они закрыты. Его глаза, - констатировала очевидное Вилл. Она никак не ожидала, что рейхсмаршал поведёт себя подобным образом. Сотрудники, находившиеся в зале, тоже не ожидали и замерли, не зная, как реагировать. - Без разницы, фроляйн, - отмахнулся «майор», перестав играть на публику. «Публика» с облегчением вернулась к работе. – Я чувствую это в его душе. - Думаете, у него она есть? – да, пожалуй, именно так она и относилась к пришельцу. Бездушная тварь, порождение запредельной бездны миров. - Вы ещё юны и наивны, - вновь улыбнулся Монтана. – У всех есть душа. По крайней мере – изначально. Кстати, что вы думаете по поводу правды, открывшейся вам? - Не знаю, что и думать, - честно ответила Вилл, сбитая с толку резкой сменой темы. Она вспомнила, как десять часов назад их группа доставила сюда, прямо в транспортный зал, пришельца, окутанного коконом тьмы. Вспомнила, как их лично поздравлял Фюрер. И как он рассказал им о Вильгельме Штрассе и этом подземном комплексе. - Это просто, пожал плечами Монтана, глядя на то, как в лаборатории Штрассе с ассистентами, наконец, завершили приготовления и встали вокруг операционного стола, на котором лежал пришелец. – Придёт время, и вы поймёте. Вилл не ответила. Она смотрела на то, как Штрассе взял циркулярную пилу для костей. Она знала, что последует дальше. Она думала, что хочет это увидеть, что сможет на это смотреть, но когда старик поднёс жужжащее лезвие пилы к голове путешественника, отвернулась. Монтана продолжал смотреть. И с каждой секундой его улыбка становилась всё больше похожей на улыбку безумца. - Ха-ха-ха-ха! Вдруг рассмеялся рейхсмаршал. – Посмотрите, фроляйн! Что я говорил?! Он восхитителен! - Я не… - Посмотрите. Там нет ничего, что может напугать даже менее подготовленную девушку, чем вы. Вилл решила подчиниться. Она вновь повернулась к окну в лабораторию. Увиденное её удивило – ассистенты Штрассе выглядели обескураженными, а сам эскулап, держа в руках сломанный инструмент, которым ещё секунду назад собирался вскрыть череп пришельца, что-то яростно втолковывал помощникам. Путешественника же был цел и невредим. Правда, стол в районе его головы был забрызган кровью. - Герр Штрассе, - нажав кнопку на панели сбоку у окна, сказал «майор», не скрывая своих эмоций. – Что там у вас произошло? - Рейхсмаршал Монтана? – динамики донесли хриплый скрипучий голос учёного. Будто заскрипел сухой снег. – Не удивлён. Спрашиваете, что случилось? У субъекта наблюдается поразительная способность к регенерации. А так же ряд неожиданных защитных особенностей организма, активирующихся, вероятно, при любом инвазивном вмешательстве, не характерных для обычного человека. - Вы же говорили, что всё пройдёт как по маслу, - в тоне Монтаны не было слышно разочарования. Совсем напротив – ситуация его почему-то радовала. - Это было полчаса назад, - отмахнулся Штрассе. Случившееся его раздражало. Но это был вызов, который он, как истинный учёный, просто обязан был принять. – Тогда субъект ещё не проявлял мета-возможностей. Очевидно, что наша система подавления ещё не совершенна, раз даже в бессознательном состоянии он сумел обойти её действие. - Что ж, похоже, сегодня в вашей коллекции не появится ещё один мозг в колбе, - усмехнулся Максимилиан. Его всегда забавляла эта странная тяга Вильгельма Штрассе извлекать ещё живой мозг из наиболее выдающихся с его точки зрения экземпляров и помещать их в системы жизнеобеспечения. Не то, чтобы он был хорошо знаком со стариком, но знал о нём достаточно. - Изъятие не планировалось, рейхсмаршал, - глаза Вильгельма, чьё лицо было скрыто за хирургической маской, сверкнули. – По крайней мере, не сейчас. Операция будет продолжена, когда мы подберём соответствующие случаю инструменты. И перенастроим систему подавления. Почему-то от этих слов у Вилл стало гадко на душе. Она поняла, что не хочет здесь находиться. Для неё самой это было странно, ведь она порой с помощью магии вытворяла с людьми такое, в сравнении с чем операция, которую хотел провести Штрассе была детской игрой в яслях. Но девушка поймала себя на мысли о том, что никогда не испытывала при этом того наслаждения, которое видела сейчас в глазах жуткого старика. Похоже, он испытывал его всякий раз, когда препарировал очередную жертву. Когда же она совершала нечто подобное, то ей двигали чувство долга, осознание правильности своих действий, их необходимости. Но не наслаждение. Иначе бы она стала презирать себя. - Извините, - сказала Вилл рейхсмаршалу, и пошла прочь. Ирма скучала. Ей было больно и обидно. Больно – из-за сломанных рёбер и руки, которые уже подлатали в медицинской капсуле, но всё равно велели не совершать резких движений и вообще соблюдать постельный режим в течение суток. После чего надели на руку фиксирующую шину, а торс закрепили в специальном корсете. Чтоб наверняка. Обидно же было из-за того, что она отхватила знатных люлей от того, кого должна была поймать. А ещё из-за этого было очень больно в душе. Она прокручивала в уме стремительные секунды боя с пришельцем, пытаясь понять, где совершила ошибку, и не находила её. - Просто этот чёрт был быстрее и сильнее на этот раз, - невесело произнесла она, пялясь в потолок одноместной стерильно белой больничной палаты. Глубоко вздохнула. Скривилась от боли – глубокие вдохи ей пока были противопоказаны. Вспомнилась семья. Мама и папа. И эта вездесущая заноза в заднице – младший брат Крис. Он уже перешёл в среднюю школу, но всё равно оставался тем же мелким несносным негодяем, что и в раннем детстве. И плевать он хотел, что его сестра – Валькирия. Вернее – не совсем плевать. В школе он всем хвастался, ходил гоголем, но дома, когда Ирме удавалось навестить семью, её всегда ждала свежая порция подколок и суровых розыгрышей от братца. От которых только он и получал удовольствие. Или просто – получал, поскольку Ирма тоже была горазда на всякие безбашенные проделки, когда дело касалось брата. Он разыгрывал её, она мстила ему тем же. Ирма усмехнулась, вспомнив один из любимых случаев такого рода. Тогда спортивные штаны Криса прямо во время урока физкультуры обрели насыщенный розовый цвет вместо угрюмо-синего. - Сеньорита Лэр! – сияя ослепительной улыбкой, в палату ураганом ворвался Ферецци, мгновенно развив бурную деятельность и даже не спросив разрешения. В итоге на тумбочке в вазе оказались цветы, на коленях Ирмы – коробка конфет, а на столике напротив – переносной телевизор, где уже шёл какой-то незнакомый, но очень весёлый фильм. Ирма едва не спряталась под одеяло с головой от такого напора – Ферецци мгновенно оказалось слишком много! И это всего за несколько секунд! - Что вам нужно, Ферецци? – гораздо приветливее, чем собиралась, спросила Валькирия. Да, итальянец был тем ещё кадром, но девушка не могла отрицать, что его внимание ей приятно. Пусть даже и проявляется оно в столь нахрапистой манере. - Как что? – «искренне» удивился тот. – Навестить товарища, пока тот выздоравливает, скрасить его, а в данном случае – её, - Марио оценивающе поглядел на Ирму, от чего та зарделась, воспылав желанием швырнуть в него подушкой, но с досадой вспомнила о запрете на резкие движения, - серые больничные будни своим обществом и всё такое, - мужчина обезоруживающе улыбнулся, и Ирма мгновенно перестала сердиться на его взгляд. Ну как можно сердиться на человека, который так улыбается? - Эм… Спасибо, - смущённо выдавила из себя девушка, поняв, что именно заставляло её чувствовать себя так неловко в присутствии этого итальянского красавца – своей манерой поведения он временами был очень похож на неё саму. «Так вот как это выглядит со стороны», - многозначительно подумала Валькирия, одарив нежданного посетителя странным взглядом. «Что ж, всё равно я помираю со скуки, так почему бы и нет?» - Присаживайтесь, - предложила она. И Марио беззастенчиво сел на край её кровати, полуобернувшись так, чтобы видеть её вновь зардевшееся лицо. - Неужели вас это смущает? – спросил он. И в этот раз, похоже, совершенно серьёзно. Ирма не ответила. Лишь протянула, а вернее буквально впихнула Марио в руки коробку с конфетами. - Откройте. До завтра я – калека, - пробурчала смущённая девушка, ругая себя за то, что так сильно засмущалась из-за какого-то наглого, самоуверенного, но… чертовски обаятельного… «Так, стоп! Чего это я вдруг решила, что он обаятельный?» - Желание дамы – закон, - улыбнулся «обаятельный нахал», открывая коробку. Ирма знала о репутации Ферецци. Бабник и кутила, каких поискать. - Знайте, Ферецци – мне о вас всё известно, - принимая коробку здоровой рукой, сказала Ирма, уверяя себя, что говорит это совершенно серьёзно. – Ваши старые дешёвые трюки на меня не действуют, - гордо вздёрнув нос, шатенка приняла неравный бой с конфетками. - О, фроляйн Лэр, у меня уже давно новые дешёвые трюки, - улыбаясь, как сам бог озорства Локи – многообещающе, таинственно и иронично, ответил Марио. Ему сейчас было хорошо. Он был в обществе прекрасной дамы, общение с которой доставляло ему истинную и незамутнённую радость. А что ещё для счастья надо? Ну, разве что, чтобы дама не была прикована к постели… Или была, но совсем не так и не по такому поводу, как сейчас. Резвые мысли мгновенно унеслись галопом в такие дали, что ловелас даже не заметил, как в палате появился новый посетитель. - Кхм! Не помешаю? – голос Вилл Вандом, раздавшийся чрезвычайно внезапно, вернул Марио с воображаемых вершин покорения сердца Ирмы Лэр на грешную Землю. - О, вы тоже здесь? – Ферецци счёл, что ему повезло вдвойне – теперь он был в обществе двух прекрасных дам. Но рыженькая была строгой, потому он поспешно встал с кровати Ирмы. - Спасибо, что пришли проведать Ирму, - сказала Вилл, чувствуя, как на душе становится лучше после общения с Монтаной и Штрассе. В обществе Ирмы ей всегда становилось лучше, как бы паршиво ни было до этого. - Это мой гражданский долг, - мужчина вновь пустил в ход обезоруживающую улыбку. Вилл не подала вида, что она на неё подействовала. Но она подействовала. - Спасибо за конфеты, сеньор Ферецци, они очень вкусные, - Ирма прошепелявила с набитым ртом, испытывая облегчение – теперь, когда рядом была Вилл, присутствие нахально-обаятельного итальянца её не так сильно смущало. – Хочешь конфетку? – она протянула подруге кондитерское изделие, которое только что собиралась съесть. Та с сомнением посмотрела на уже начавшую таять в руках конфету, но взяла её. Съела. И мысленно согласилась с Ирмой – конфета была что надо. - Не слипнется? – Вилл указала на почти пустую коробку конфет. - Пф! – отмахнулась шатенка. – Я в больнице. Что может пойти не так? - Вы можете подавиться конфетой, если сильно рассмеётесь, - тотчас услужливо предложил вариант Марио. Раз рыцарем на белом коне с появлением Вандом ему уже не остаться, то он решил попытать счастья в качестве души компании. - Ха-ха, - раздельно изобразила Ирма, насколько ей смешно, и тут вдруг как назло – поперхнулась конфетой! Закашлялась, но Марио сориентировался мгновенно и тут же хлопнул её по спине. Всё прошло. – Спасибо, - утирая выступившие от кашля слёзы, поблагодарила Ирма. Ох уж этот итальянец! И ведь не сказать, что он ей не нравится. - Неловко получилось, - признал Марио. - Бывает, - одновременно сказали обе девушки. - Объявляю вам благодарность за спасение жизни моей подруги от коварного конфетно-шоколадного убийцы, сеньор Ферецци, - впервые за сегодняшний день Вилл улыбнулась. Марио был интересным человеком, лёгким в общении. А ещё здесь была Ирма. Задание выполнено. Можно было расслабиться. - Рад стараться, - улыбнулся тот в ответ. Он прекрасно понял, что дамы хотят остаться одни. – А сейчас прошу меня простить, но если я немедленно не расскажу Вюсту какой-нибудь анекдот, он удавится от тоски, разглядывая в зеркале свою угрюмую постную физиономию, - с этими словами Марио откланялся, галантно поцеловав руки обеим девушкам, явно не ожидавшим такого поворота, и ушёл. - Занятный человек, - глядя ему вслед, заключила Вилл. - Нахальный человек, - Ирма сделала вид, будто совершенно не испытывает симпатии к итальянцу, что, конечно же, было неправдой. - Ладно, - Вилл уселась на то самое место, где ещё недавно восседал Ферецци. – Ты сама как? - А по мне не видно? - Видно. Ты вся в шоколаде, - усмехнулась рыжая волшебница, поправив прядь волос. - Чёрт! – один взмах здоровой руки и появившийся по волшебству шарик воды быстро принялся смывать с физиономии повелительницы воды последствия трапезы. Когда же с этим было покончено, он исчез. – Так-то лучше, - Ирма потянулась, насколько это было возможно. Поставила коробку с единственной оставшейся конфетой, на тумбочку. – Я объелась. - Сама виновата. - Знаю. Но они были слишком вкусными… Ты уже говорила с Корнелией? - Пока нет, - качнула головой Вилл. – Сначала решила заглянуть к тебе. Корни всего-лишь потеряла сознание… - При виде шикарного аристократичного блондина, спасшего её от злобного пришельца аки прЫнц на белом коне. Наверняка от переизбытка чувств, - выражение лица шатенки явно намекало на то, что при первом же удобном случае она обрушит на блондинистую подругу сокрушительный молот шуточек и подколок по этому поводу. Ехидное хихиканье в кулачок лишь добавляло уверенности в этом. Вилл обречённо вздохнула – только что она стала причиной зарождения очередного витка условной холодной войны между Ирмой и Корнелией. - Если бы не этот «прЫнц», пришелец бы снова ушёл. На этот раз – вытерев о нас ноги, - констатировала Вандом. - Знаю. Я бы поблагодарила его, да не могу - вставать не положено. - Всё равно бы не смогла – рейхсмаршал Монтана сразу отправил его на Венеру для оказания экстренной помощи, как только мы доставили его сюда. - Монтана? – встрепенулась Ирма, снова забыв, что ей нельзя резко двигаться, за что и поплатилась очередным уколом боли в груди. – Тот самый Монтана, который «майор»? Который с тысячей человек покорил Британию в сорок четвёртом? Ты про этого Монтану? – любопытство девушки плескалось через край, грозя затопить палату морем вопросов. - С тысячей вампиров, полагаю, - Вилл специально сказала это небрежно, чтобы взбудоражить подругу ещё сильнее – порой реакция повелительницы воды могла быть очень забавной. - Шта-а-а-а-а?!?!? – шатенка попыталась лицом изобразить всю степень своего недоумения, едва не выпрыгнув из койки от удивления и любопытства. Теперь она, во что бы то ни стало, должна была всё разузнать! - Какие вампиры? Ты о чём? Ну-ка, давай, выкладывай всё по порядку и со всеми грязными подробностями! Особенно – с грязными подробностями! - Ну, просто рейхсмаршал в разговоре со мной упомянул некоего Крюгера – похоже так зовут того офицера, который спас Корнелию и сразил пришельца. А ещё он упомянул, что этот Крюгер – высший вампир. Что бы это ни значило. Вот я и подумала… - Охренительно! Я определённо в шоке! – Ирма всплеснула здоровой рукой, откинувшись на подушку. – Вот уж никогда бы не подумала, что рейху ещё и вампиры служат! - Сама в шоке, - призналась Вилл. То, что магия стараниями множества официальных оккультных обществ и организаций во главе с «Аненербе» уже давно была поставлена на службу человечеству в некоторых областях, было общеизвестно. Но вампиры? Мифические восставшие из мёртвых кровожадные монстры? А в некоторых источниках – демоны? Это было что-то новенькое. И если Монтана смог как-то подчинить таких существ, то что же он за человек на самом деле? - Ладно. Вампиры. Хорошо. Кто следующий? Русалки? Гномы? Привидения? Зомби-акулы с лазерными лучами из глаз? – Ирма посмотрела на Вилл с таким видом, будто ждала ответа на этот животрепещущий вопрос. - Ладно, я вижу, что ты в полном порядке, - рыжеволосая валькирия предпочла не отвечать на такой странный вопрос. – Так что я… - Не уходи, - попросила Ирма. Вполне серьёзно и искренне. – Посмотрим кино. А то одной тут дико скучно. - Кино? – только сейчас Вандом обратила внимание на телевизор, что-то тихо бормотавший на столе. – Ладно. И они решили посидеть ещё немного… Обжигающе горячий ароматный крепкий кофе лавовой рекой прокатился по горлу, разогревая организм до состояния сверхновой и полностью изгоняя сон. И правда – если вдруг выпьешь кипяток, то сон – это последнее, о чём будешь думать. Впрочем, Ганс Геринг любил горячий кофе и вполне спокойно его пил. Но о сне он и впрямь не думал. Мысли его терзало иное. Он обвёл взглядом комнату – уютное место для отдыха с удобными креслами и диванами, голографическими окнами, создающими любой пейзаж, телевизором во всю стену и несколькими столами для настольных игр. Он сейчас сидел как раз за одним из таких столов. - Ходите, - тихий голос Корнелии Хейл заставил Ганса вновь вернуться к игре – они были как раз в середине шахматной партии. Геринг сделал ход и снова задумался. События последних дней всё крутились у него в голове. Встреча с путешественником в библиотеке, попытка его захвата в Заветном городе, столкновение в Пенемюнде… Каждый раз в бою против пришельца Ганс не мог ему ничего противопоставить. Или почти ничего. Чувство собственной беспомощности уже начинало превращаться в ощущение бесполезности, глодавшее душу как стая голодных собак – кость. И пусть он раскрыл истинный замысел путешественника, это не приносило облегчения. Ганс хотел одолеть того в бою, вернуть своеобразный долг за поражение в Хайдеркраутфельде. Невозможность это сделать из-за собственных ограничений сильно угнетала. - Ходите, - вздохнув, напомнила о себе Корнелия, уже пожалев, что согласилась на шахматную партию с унтерштурмфюрером – тот был слишком задумчив и партия затянулась. И вновь Ганс передвинул фигуру, отхлебнув кофе, углубляясь в размышления. Беспомощность. Бесполезность. Близкое знакомство и работа с Валькириями показали ему, насколько те в своих возможностях превосходят обычных людей, пусть даже тренированных, обученных и вооружённых по последнему слову науки и техники. А уж тем более учитывая, что все достижения науки и техники были доступны самим Валькириям. В сравнении с такими, как они, Ганс и любой другой человек – дитя. Неприятная мысль, царапавшая эго своими крысиными коготками. Но отделаться от неё он не мог, хоть и прекрасно знал – существуют способы борьбы с магами, технические средства, позволяющие уравнять шансы. Знал о программе создания суперсолдат, в рамках которой тщательно отобранные добровольцы, от коих не было отбоя, проходили череду глубоких генетических модификаций, поднимавших этих людей на новую ступень развития вида homo sapiens. Знал и о том, что магия – вовсе не удел избранных, как это было в присоединённых к Рейху феодальных мирах вроде Меридиана. Исследования доказали – магия доступна каждому, ибо является такой же базовой неотъемлемой частью мироздания, как гравитация. Вот только пока партийные лидеры не спешили делать магию – невероятно мощный инструмент – достоянием всех жителей Рейха. Сначала людей нужно было подготовить… Но даже если бы магии обучали уже сейчас – такое обучение занимало бы годы. - Вам мат, - сухо констатировала Корнелия, поставив чёрного короля Геринга в безвыходное положение, найдя брешь в его почти идеальной защите. Ганс покосился на доску: - Хм… и в самом деле, - согласился он, склоняя голову в почтении к победительнице. - Что же настолько сильно занимало ваши мысли, если вторую половину игры вы попросту сдали без боя? – строго спросила блондинка. Она надеялась на серьёзный поединок умов, напряжённый и захватывающий, чтобы избавиться от неприятных мыслей, лезущих в голову. Поначалу это получалось. Но потом… вышло то, что вышло. И девушка чувствовала себя обманутой. - Вечные вопросы, - кофе уже остыл, но всё ещё достаточно тёплым и приятным. – О силах и слабостях человеческих. - Хм, - нахмурилась Корнелия. Тема была неожиданной. Но теперь ей было понятно полное фиаско Геринга в шахматах. – И что же вы надумали? – не обращая внимания на других людей, во множестве отдыхавших вокруг, спросила она. - Человек слаб. - И всё? Я надеялась на развёрнутый ответ. - Если говорить на эту тему развёрнуто, у нас не хватит и жизни, - улыбнулся Ганс, смотря в глаза собеседнице. Сейчас, когда она сидела прямо перед ним, она не казалась особенной, выдающейся. Просто обычная девушка. Видимость, как это часто бывает, обманчива. Геринг прекрасно понимал, что одним лишь усилием мысли эта девушка способна двигать горы. Куда там суперсолдатам! - Ну же, Геринг, удивите меня. Сегодня вы были посредственным шахматистом, так будьте хотя бы интересным собеседником, - Корнелия и сама не знала, почему ей вдруг захотелось разговорить унтерштурмфюрера. Может потому, что за время совместной работы он показался ей действительно умным человеком, несмотря на специфику своей прежней работы? А может от того, что он так и не получил возможности проявить себя, хотя, на взгляд Валькирии, обладал большим потенциалом? Может отсюда растут ноги его меланхолии? - Хорошо, - не стал увиливать Геринг. – Спрошу для начала – что вы сами думаете – силён человек или слаб? - Зависит от точки зрения. - Какая вам ближе? - Всё зависит от нас самих. - С этим можно поспорить, - Корнелия не ответила. Лишь кивком предложила продолжить. – Возьмём для начала физические возможности. Безусловно, человек физически слабый, способен при помощи тренировок добиться определённых, а порой и выдающихся результатов в этом плане. Но есть определённый предел, выше которого не прыгнешь. Но в дикой природе Земли есть множество зверей, которые превосходят даже самого тренированного и ловкого атлета по всем статьям. Я уж не говорю про обоняние и слух, которые тренировками не улучшить – только техникой, магией или генной инженерией. - И о чём это, по-вашему, говорит? – пока нить и основной смысл рассуждений Геринга блондинка не уяснила. - Полагаю, о том, что человек изначально находится в неравных условиях с другими живыми существами в плане физических возможностей и развитии органов чувств, - пожал плечами Ганс. Он и сам ещё не понимал, к чему приведёт эта цепь рассуждений, но какая-то конечная цель им, всё-таки, ощущалась. - Поэтому человек обладает разумом и является общественным, социальным существом. Это уравновешивает чаши весов эволюции, - справедливо заметила блондинка. - Так и есть. Но разум человеческий слаб. - Хм? - Дело в том, что мы ограничены в наших суждениях теми принципами и установками, которые вкладывает в нас окружение и социум. Общество говорит нам: «Думайте так-то и так-то, о том-то и о том-то». Оно указывает нам, во что верить, а что считать невозможным, что является допустимым, а что – нет. Так формируется образ мысли, не способный выйти за определённые воображаемые границы. - Ганс, - брови Корнелии, не заметившей перехода на более неформальный уровень общения, взметнулись вверх. – Это звучит так, будто вы критикуете нашу систему пропаганды, просвещения и воспитания. - Нисколько, - улыбнулся тот. Он сам понимал, как звучат его речи. – С тем же успехом всё это можно сказать о любом человеческом обществе, когда-либо существовавшем на Земле – СССР, Британия, Франция, Китай, средневековая Европа и эллинистическая Греция, Ацтеки и так далее. Даже ныне существующие дикие племена Амазонки. Везде будет одно и то же. - Но почему вы из этого делаете вывод о слабости человеческого разума? - Если разум ограничен, то он не действует в полную силу. Воображаемые, или, как их сейчас принято называть, психологические барьеры, не позволяют разуму видеть мир во всей его полноте и многогранности, трезво оценивать некоторые события и явления либо даже вообще их воспринимать. Барьеры не позволяют мыслить непредвзято и широко, не позволяют приходить к определённым выводам в определённых ситуациях, действовать отличным от заданного образом, исследовать определённые темы, принимать определённые решения. Список того, что они не позволяют, крайне широк. Как если бы мы смотрели на бесконечный мир, постигали его, через замочную скважину. Грубо говоря, можно представить разум, сформировавшийся в условиях социума как машину, которая едет по туннелю. Она может менять свою скорость, ездить от стены к стене, может даже поворачивать, следуя изгибам туннеля. Но она не может выехать за его пределы, двигаться иначе, как в его стенах, жёстко ограничивающих свободу манёвра. А что было бы, если бы машина была способна, въехав в стену, пройти её насквозь, оказавшись с другой стороны? - Хаос, - ответила Корнелия, представив картину, о которой говорил мужчина. Увиденное ей было не понятно. Но было очень похоже именно на хаос. – И вот вам вопрос – а как же дети-маугли, выросшие вне социума, в дикой природе и воспитанные дикими животными? – разговор увлёк госпожу Хейл настолько, что она даже чуть подалась вперёд, сцепив руки в замок. - Они тоже были подвержены влиянию окружения, которое накладывало свой отпечаток. В данном случае это сообщество зверей, их приютившее. Их повадки, образ жизни – всё это усваивалось такими детьми, с самого детства идентифицировавшими себя с животными и развивавшимися в соответствии с этими предпосылками как физически, так и ментально. Здесь действовали те же самые ограничения, о которых я говорю, только в концентрированном виде, если так можно выразиться. Потому, что этим вопросом, Корнелия, вы затронули ещё одну очень важную тему – формирование разума и интеллекта. Пример детей-маугли со всей очевидностью показывает, что разум и интеллект человека не есть данность и его неотъемлемая особенность. Они формируются только в процессе общения с себе подобными, в социуме, а если брать более широко – при взаимодействии с другими разумными существами. И закладывается это всё в первые годы жизни. Как известно, все попытки вернуть таких детей, особенно оказавшихся в ранние годы жизни в компании зверей, в человеческое общество социализировать их, не увенчались успехом. Уровень их развития замер на уровне животного, его инстинктов. - Дайте угадаю – это, по-вашему, тоже признак слабости разума? – что ж, доводы Геринга были убедительны. Но, всё же, Корнелия из принципа не желала с ним согласиться. - Хотите оспорить? - Хочу, но пока не стану. - Не надо щадить меня, фроляйн Хейл. Я готов к обороне, - Ганс провёл рукой по ёжику своих коротких волос, приводя мысли в ещё более упорядоченный вид. Он был спокоен и уверен в своих суждениях. В глаза собеседнице, однако, он уже не смотрел. Но взгляд её запомнил – прямой, строгий, но таящий в глубине искры интереса и доброты. - Ну, хорошо, - снизошла Валькирия, поправив прядь волос, спадавшую на лицо. И даже испытала некий азарт. – Вы говорите, что разум слаб, поскольку ограничен. И в то же время говорите, что на примере детей-маугли ясно, что этот самый разум не может быть сформирован вне ограничений общества других разумных существ. - Согласен – это противоречие, загадку которого ещё предстоит разгадать. Но оно идеально подходит под закон единства и борьбы противоположностей в философии. - Рада, что вы это признаёте. Но продолжим. Не понятно, почему разум, сформированный в социуме, вы априори считаете слабым. Вы не можете утверждать этого наверняка, ведь мы пока встречали лишь разум, который формировался именно подобным образом. Нам не с чем сравнивать. И, в таком случае, что, по-вашему, должен представлять собой разум, возникший вне ограничений социума или окружающей среды как таковой, если подобное вообще возможно? Каков же он, этот неограниченный разум? Каковы его возможности? - Это нечто, не подвластное нашему пониманию в силу нашей ограниченности, - Ганс наметил улыбку. Корнелия была умна. И это вызывало уважение. Куда больше уважения, чем её магические силы. – Но, в любом случае, это будет разум новой формации, возможно – абсолютно не логичный с нашей точки зрения, но обладающий огромными возможностями, превосходящими наши. - Гипотетически – возможно. Но мы уже выяснили, что разум не возникает в одиночестве. А раз так – внешние и внутренние ограничения определённого рода являются естественным условием его развития. Далее. Что насчёт достижений разума? Наши культура, наука, открытия и свершения? На мой взгляд, всё это являет силу человеческого разума. - Мы смотрим на мир и видим лишь то, что нам интересно, что дозволено, что не пошатнёт нашу уверенность в реальности, нашу картину мира, нашу психику. И не мы выбираем, что видеть, а что – нет. За нас этот выбор сделали. Из-за этого многие области знания оказываются для нас не более чем фантастической сказкой, лженаукой, а в прежние времена – ересью. Та же магия на протяжении долгого времени считалась лишь выдумкой. И такие ограничения позволяют идти лишь по одному пути развития, игнорируя все прочие возможности. - И вновь вы говорите как критик режима, - Геринг определённо производил хорошее впечатление на Корнелию, которая поймала себя на том, что уже не столько интересуется беседой, сколько разглядыванием его вполне красивого лица. Он был умён, начитан, к тому же являлся отличным бойцом, что проявил на совместных заданиях. - И вновь – я не виноват, - мужчина пожал плечами, жалея, что пару монологов назад выпил остатки кофе. Сейчас бы напиток пригодился. – Но давайте пока оставим разум в покое и обратимся к теме более возвышенной. - Вы о душе? - О ней самой. Не секрет, что человек подвержен порокам. На протяжении тысячелетий люди пытались с этим бороться, выдумывали религии, системы воспитания. Но воз и ныне там. Даже наша, самая совершенная из когда-либо существовавших, система воспитания, не может этого изменить. Человек движим своими желаниями, страстями, а через них подвержен и пороку. Как изменить саму природу человека, оставаясь человеком? Страсти делают нас слабыми – а хоть какая-то страсть имеется у каждого – ибо мы не можем сказать им «нет». Это как зависимость, только сильнее и тоньше… - Но если человека лишить это, что останется? Холодный разум машины? Пустая оболочка? Как вы сами сказали – это уже не будет человек, - Корнелия никогда не была сильна в делах духовных. Её не интересовали религии прошлого, и она была холодна к новой арийской истине, проповедовавшийся ныне на официальном уровне. И потому она хмурилась, пытаясь разгадать последующий ход мысли собеседника. - Может быть. А может и нет, - ответил Геринг, набрав в грудь воздуху, чтобы продолжить диспут, как был внезапно отвлечён неожиданным и шумным появлением Ферецци и Вюста, явившихся в комнату отдуха с громким хохотом. Они были веселы, шумны, и источали такую волну безалаберности, которой даже от вечно неунывающего итальянца было сложно ожидать, не говоря уже о Карле. - О, в шахматы играете? – мигом вырос у их стола Марио, беря с доски фигурку чёрного короля и вертя её между пальцами. - Играли, - разочарованно поправила его Корнелия – а ведь разговор с Герингом, столь бесцеремонно прерванный бойцами «Конунга», ей нравился. Был интересен. - Фроляйн Хейл, спешу доложить, что ваша подруга Лэр пребывает в относительной целости и сохранности и уже идёт на поправку, - беря ещё два стула и ставя их у стола, сообщил Марио. - Я знаю. Я была у неё пару часов назад, - ответила девушка, бросая полный надежды взгляд на Геринга. Тот, едва наметив улыбку, пожал плечами. Они столкнулись с Ферецци. Спасения не существовало. - А не сыграть ли нам в покер, дамы и господа? – не то спросил, не то предложил итальянец, вынимая колоду карт из внутреннего кармана кителя и принимаясь виртуозно её размешивать – карты порхали как живые. - Не советую с ним играть, - не так хмуро, как обычно, предупредил Вюст, сунув руки в карманы. – У него колода краплёная. - Как можно, Карл? – «оскорбился» доморощенный крупье. – Это всё моя непомерная удача. - А у нас есть выход? – с нотками обречённости спросил Ганс, наблюдая за тем, как на столе появляются четыре стопки карт. - Нет, друг мой, его нет, - почти тем же тоном ответил Вюст, опускаясь на стул рядом. А что по этому поводу подумала Корнелия, никто так и не узнал. Совещание было экстренным. Фюрер сидел за столом в своём кабинете в берлинской резиденции и мрачным взглядом сверлил лица голографических проекций одиннадцати наиболее влиятельных людей Рейха – рыцарей «Чёрного солнца». Скорцени, Геббельс, Геринг, Зиверс, которого в прошлый раз заменял Карл Мария Виллигут – доверенное лицо, Гиммлер, Борман, Шахт, Риббентроп, Розенберг и Шаубергер. Все они сидели здесь, в роскошном кабинете, где всюду были золото, драгоценные камни, редкие породы дерева и, конечно, государственные символы. - Как это случилось? – тихо и холодно задал вопрос Гитлер, хлестнув взглядом мерцающие проекции высших руководителей Рейха. - Им… удалось захватить наш транспорт и получить коды, а так же полное описание процедуры проверки, - не очень уверенно начал Альфред Розенберг. Во время войны он занял пост министра оккупированных территорий, а после неё в том или ином виде сохранял за собой эти полномочия до тех пор, пока экспансия рейха не двинулась за пределы Земли – в космос и иные миры, когда его полномочия и влияние возросли многократно. Именно он стал курировать всю деятельность, связанную с колониями Рейха на других планетах и в других мирах. И именно на нём лежала ответственность за случившееся. - Чёрт побери, Розенберг! Это и так ясно, иначе бы эти выродки и на сотню километров не подошли бы к нашей станции на Замбалле! – вскричал фюрер. - Мы ведём расследование, но…, - взгляд Гитлера был так убийственен, что Розенберг подавился оправданиями и сник. - Гиммлер? - глава нацистской империи устремил взор на трёхмерную проекцию невзрачного на вид невысокого человека в серой форме, очках, с округлым лицом учителя заштатной сельской школы, жидкой шевелюрой и усиками. Всё это вкупе с цветом одежды и чертами лица делало его чем-то похожим на крысу. Самую опасную крысу во всей Солнечной Системе. - Мы предполагаем крота, - прозвучал спокойный, с хорошей дикцией. Голос министра внутренних дел, так же отвечавшего ныне и за работу Абвера и имперской службы безопасности. - Мне нужны результаты, а не предположения, Генрих, - поморщился Гитлер, но говорил уже спокойнее. Известие об уничтожении террористами из «Фронта освобождения» единственной на сегодняшний день, а потому – стратегически бесценной станции перемещения и связи на Замбалле стало неожиданным и серьёзным ударом. Возможно самым серьёзным со времён Войны. В эту станцию были вложены миллиарды дойч-марок, самые передовые технологии. База должна была стать опорным пунктом для распространения власти Рейха и великой арийской расы на всей фиолетовой планете, а после – за её пределами. А теперь на этих планах уж если и не ставился жирный крест, то их осуществление уж точно откладывалось на неопределённый срок. По счастью, информация об инциденте имела высшую степень секретности и не могла просочиться в СМИ, а даже если бы и могла – все СМИ были под контролем государства, а система пропаганды исправно работала уже более семи десятилетий, исправно поддерживая уровень патриотизма и лояльности среди населения предельно высоким. Но, всё же, если бы просочилась – последствия были трудно прогнозируемы. - К вечеру завтрашнего дня Кальтенбрунер обещал мне список подозреваемых и примерный план оперативных действий по ним. - Хорошо, - взгляд фюрера смягчился, и казалось, что от этого голограммы стали меньше мерцать и покрываться помехами. – Этот крот забрался очень высоко, раз сумел достать такую информацию… Что известно на текущий момент? Как конкретно им это удалось? - Как уже сказал Альфред, - продолжил Гиммлер, - террористы смогли захватить грузовой дисколёт. Его не взорвали с базы. Незаметный захват на месте базирования на «Пике – 15» невозможен. Это говорит о том, что дисколёт был захвачен уже в воздухе во время полёта. И сделано это было быстро и внезапно – сигнала тревоги не поступало, курс и скорость полностью соответствовали полётному заданию и подозрений не вызвали на всём протяжении пути. - В воздухе? – переспросил Скорцени, тронув шрам на левой щеке. – Мы же полностью контролируем небо в том регионе. - Верно, Отто, - кивнул глава МВД, поправив очки, имевшие привычку постоянно сползать с переносицы. – Ни один летательный аппарат не остался бы незамеченным. И это оставляет только один вариант, как такое можно было провернуть. - Телепортация, - выплюнул слово Гитлер, сжав правую руку, словно хотел задушить кого-то. - Да. Как вам известно, сеть следящих станций на Замбалле всё ещё фрагментарна, - опустил взгляд Гиммлер, словно это была его вина. – Сказываются недостаток финансирования и кадров. - Но она покрывала половину континента, имея центр как раз на станции, - возразил, всё-таки набравшийся храбрости Розенберг. - Работала, - не стал спорить глава МВД. Остальные пока не спешили вступать в разговор – не их сфера ответственности. Но они внимательно слушали: немного склонил голову набок Геббельс, что-то записывал в блокноте Герман Геринг, Шахт, сцепив пальцы в замок, о чём-то задумался. – Но, как известно, пока такая сеть не завершена, вовремя обнаружить телепортационный канал и выявить его начальные и конечные координаты, очень сложно. - Хотите сказать, - наконец в разговор вступил Зиверс, нервно накручивавший ус, - что план террористов строился на удаче? – он всё ещё не пришёл в форму после операции по захвату путешественника, а едва всё утряслось, как обрушилась новая напасть. - Я лишь хочу сказать, что раз их операция удалась, они учли всё, - пожал плечами Гиммлер. - Без серьёзных вычислительных мощностей было невозможно правильно рассчитать точку выхода канала на движущуюся цель. Либо без наземного наведения, - потрясая приличной бородой и хмуря брови, заметил Шаубергер. Голос учёного был глухим и хриплым. - Скорее всего, они располагали и тем, и другим. - Поясните, Генрих, - Фюрер вновь обратил взгляд на фигуру министра внутренних дел. Он знал этого человека слишком давно. И знал его слишком хорошо. При всех своих недостатках Гиммлер был именно тем человеком, который способен разобраться с произошедшим. Не в последнюю очередь – благодаря кадрам, которые он подбирал для работы в своих ведомствах. - Мы уже довольно давно ведём борьбу с «Фронтом освобождения». С переменным успехом. Но самое большее, чего нам удавалось добиться – ликвидация пары-тройки ячеек за раз, иногда накрывали их агентурные сети, но так ни разу до сих пор не вышли на след ни одной из их баз и штаба, если он вообще есть, - Генрих поморщился. Рассказ о череде неудач такого рода ему претил, ведь неудачи эти были несмываемым пятном на репутации министерства. - Насколько я помню, рабочая версия состояла в том, что их базы расположены в мирах за пределами нашей сферы влияния, - уточнил Геринг, выглядевший в отличие от всех остальных по-домашнему. - Так и было. До вчерашнего дня, - кивнул рассказчик, вновь поправляя очки, предательски сползшие на кончик носа. – Дело в том, что донесения наших агентов в сопредельных мирах дали понять – хотя там и сочувствуют «Фронту», но не слишком рады видеть его на своей территории, понимая, чем это чревато, если мы узнаем. Исходя же из особенностей немногочисленных операций «Фронта» за последнее время, наши аналитики выдвинули новое предположение, которое подтвердилось атакой на Замбаллу. - Не тяните кота за хвост, Генрих, - устало поторопил «крысолицего» Скорцени. - Мобильная база. Или базы, - ответил тот с таким апломбом, как будто делал огромное одолжение. - Это… многое объясняет, - Отто мгновенно изменился – вальяжная поза и блуждающий взгляд превратились в сконцентрировано-задумчивый вид Роденовского «Мыслителя». - Вот оно как, - Фюрер резко встал, сверкнув глазами, и что лев в клетке, стал мерять шагами кабинет. Он был взволнован. Возможно, даже рассержен – непроизвольно резкие движения, обжигающий взгляд. И это не предвещало ничего хорошего. – Почему вы говорите об этом только сейчас? Мы могли предотвратить атаку! – резко, с нажимом бросил он, подкрепив энергичным жестом. - Чтобы не спугнуть террористов раньше времени. И чтобы не ошибиться – это было лишь предположение, - осознавая свою оплошность, ответил Гиммлер. - Подобная беспечность непозволительная, Генрих! В следующий раз… - Следующего раза не будет, - заверил Гиммлер. - Хорошо. Эти базы – с чем, по-вашему, мы имеем дело? - Мы полагаем, что это космические станции или корабли. Иначе сложно объяснить в разы возросшие за последние несколько лет мобильность и неуловимость террористов. - Но откуда же, позвольте, они могли их взять? – такое известие удивило даже невозмутимого Ялмара Шахта, министра финансов и по совместительству директора Национального Банка Германии. - Свалки, - тихо высказал осенившую его догадку Геринг, отложив блокнот, проекция которого тут же исчезла. С самой войны он стоял во главе «Люфтваффе», куда впоследствии вошли и космические силы. Кому, как не ему было догадаться? - После волны колонизации, прокатившейся по Солнечной системе в семидесятые, в поясе астероидов и на спутниках многих планет – особенно газовых гигантов осталось полно неисправных, разрушенных или списанных кораблей. Некоторые свалки, особенно на границах системы ближе к Плутону, возникали стихийно. Большинство из них нами не контролируется, а о многих наверняка ничего не известно. - Скверно, - заключил Фюрер, прекрасно понимая, что означают подобные сведения. Решение было принято за доли секунды. – Значит так. Первое – проводим стандартный набор антитеррористическим мероприятий. С особым рвением. Под это дело незаметно усиливаем патрули космического пространства у всех известных свалок кораблей и в регионах, где наши системы слежения за пространством наименее эффективны. Кроме того по всем нашим мирам тихо стараемся выйти на тех, кто мог помочь «Фронту» добыть хлам для создания баз. Генрих… - Да, мой фюрер. - Если в системе Замбаллы была их передвижная база – найдите её след. Мне плевать, как вы это сделаете, но найдите этих дегенератов! Всё расследование на вас! – и, дождавшись, когда Гиммлер кивнёт, Гитлер продолжил. – Второе. Ялмар, изыщите возможность направить дополнительное финансирование для восстановления станции на Замбалле. И третье. Кадровый голод и нехватка человеческих ресурсов действительно стали проблемой за последнее десятилетие. Темпы роста населения не так высоки, как хотелось бы, и это сказывается на скорости нашей экспансии и способности контролировать занятые территории. В частности – нехватка специалистов разного профиля привела к замедлению возведения ключевых объектов в наших колониях. Нас слишком мало, чтобы двигаться вперёд. Ваши предложения. - Я вновь хочу напомнить о проекте по клонированию – взял слово Борман, и совещание продолжилось… Солнце заливало улицы Нью-Йорка слепящим, но холодным светом, бессильным растопить даже лёгкие снежинки, которые зима, пролетая мимо, ненароком рассыпала над большим городом. Они медленно опускались в утреннем безветрии, засыпая тротуары, крыши, рекламные щиты и машины на стоянках. Но иногда вдруг проснувшийся озорной ветер нарушал их путь, подхватывал и кружил в хороводе, бросая в лица людям, облепляя светофоры и окна. А вот с красными стягами, длинные полотнища которых свисали со зданий и растяжек, перекинутых через улицы в чрезмерных количествах, ветер играл неохотно. То ли стяги были тяжелы, то ли ветер не любил красный цвет и свастику – кто знает? И. всё же, хотя снег сыпал не очень обильно, в городе царило то своеобразное праздничное настроение, которое только и бывает на новый год. Из громкоговорителей лилась праздничная музыка, с огромных экранов на домах и щитов у дорог взирали на людей внизу персонажи новогодних мультфильмов вроде ефрейтора Шмидта, знаменитости, музыканты или партийные лидеры с неизменно благостными выражениями суровых лиц. Кинотеатры пестрели афишами, анонсировавшими то новый биографический фильм о восхождении легендарной группы «die Käfer», очередная порция новогодних мультфильмов для вей семьи, не обязательных к просмотру, заключительная часть нашумевшей космической саги «Небесная война» с подзаголовком «Восхождение империи». И так далее. Лица людей были светлы, радостны и приветливы – горожане собирались вместе, праздновали, шутили, в общем – развлекались. А вот машин и полицейских патрулей на улицах Нью-Йорка, громоздившегося монументальными серо-белыми высотками в полкилометра высотой, было больше, чем обычно. Оно и понятно – праздник. И, конечно же, в такое время город особенно любил постоять в пробках. Гарольд Хейл сидел за рулём служебного чёрного «Мерседеса», плавно ведя его по заполненным машинами широким городским дорогам. Плавно, но быстро. Оберстгруппенфюрер спешил. Часы на приборной панели показывали без десяти десять утра. Времени оставалось мало. Гарольд прибавил газу, обгоняя грузовик-цистерну, вальяжно катившийся, сверкая оранжевой мигалкой. Дело пошло резвее – дома стали мелькать, быстро сменяя друг друга, двигатель приятно заурчал, намекая на свою .спящую до поры, до времени, мощь. И Хейл подумал, что у него ещё есть возможность успеть вовремя. Светофор думал иначе. Коварный регулировщик дорожного движения выдал красный, заставив поток машин замереть, чадя в воздух выхлопами, и пропуская других. Полторы минуты, которые отсчитывало табло светофора, казались вечностью, становясь ещё дольше с каждой оставшейся секундой. И вот, наконец, зелёный! В этот момент оберстгруппенфюрер почувствовал себя Шумахером на старте своей последней гонки за титул чемпиона Рейха. Без четырёх десять на часах – мотор уже уверенно рычит. Но, по счастью, и благодаря осторожности водителя, скорость не превышена - полиция не обращает внимания на «Мерседес», спешащий мимо их поста. Без трёх минут. Гарольд решил срезать дорогу переулками. Напрасно. Они вились лабиринтом, заставляя его плутать, теряя драгоценное время. Хейл почти отчаялся успеть вовремя, когда, наконец, выбрался на дорогу, а прямо перед ним, обнесённое железным забором из прутьев, появилось то самое место, куда он так спешил – «Средняя школа имени Эрвина Шредингера». Школа, где училась Лиллиан, его дорогая младшая дочь. Миновав ворота, открывавшиеся слишком уже неторопливо, «Мерседес» оказался во дворе. Замер мотор. И Гарольд Хейл резво покинул машину, уже через несколько секунд ступая по школьным коридорам мимо пустующих в каникулы кабинетов, направляясь прямо к актовому залу, откуда уже доносилась приглушённая музыка. Тихо открыв двери, он проскользнул в зал, окутанный полумраком – окна были задёрнуты длинными плотными шторами. Взглядом Гарольд нашёл свободное место. Первый ряд, рядом женой, Элизабет. Чувствуя неловкость и взгляды родителей других учеников, занимавших одиннадцать рядов кресел, на своей спине, Гарольд прошёл на своё место. - Я думала, что ты не успеешь, - тихо шепнула Элизабет, нежно взяв мужчину под руку. - Я тоже, - шепнул он в ответ. - Лиллиан будет рада, - сказала женщина, и красный занавес на сцене, наконец, начал открываться, возвещая о начале спектакля… Операция длилась ровно два часа. На удивление быстро. Всё это время Монтана был здесь, в контрольном зале. И всё это время наблюдал за действиями Штрассе и его ассистентов. Во время операции старик казался ему виртуозом, признанным маэстро – то, что он творил хирургическими инструментами, было подобно симфонии, которую он творил над пришельцем, лежавшим на операционном столе. Штрассе даже не нужны были ассистенты – он сам выполнял львиную долю работы, и – Монтана видел это по его глазам – наслаждался. Как художник, творящий новое полотно. Штрассе тоже был творцом. Только холстом ему служила человеческая плоть. И вот, спустя два часа самой напряжённой в его жизни работы, уставший, но сияющий Штрассе, халат и перчатки которого хранили на себе кровь пациента, положил инструменты и вздохнул. - Готово, - проскрипел его голос в динамиках, разрушив всё высокохудожественное настроение рейхсмаршала. Максимилиан досадливо покачал головой – некоторые моменты не требовали слов. Штрассе теперь был не виртуозом, а просто Штрассе. - Вы закончили? – нажав на панели у окна кнопку связи, спросил Монтана. - Да. - И что дальше? - О, тут всё не просто. Но я определённо знаю, как добиться от субъекта того, что нам нужно, - учёный уже снял маску, явив миру жуткую улыбку на изуродованном лице.Глава 2. О чудовищах...
20 февраля 2020 г. в 07:35