Пламя раздора

1 Я не сомневался в тебе, Властелин. А теперь и другие убедились. Ральтагис потом подошла, быстро и незаметно пожала мне руку. То ли благодарила за то, что не позволил соратникам уйти из Ангбанда, то ли за твое возвращение к нашей Теме. Хотя во втором случае меня благодарить не за что: тут всего-то и требовалось, что подождать. Спасибо Финголфину: у тебя нет времени для сожалений о своем нолдо. Ты будешь слишком занят в ближайшие месяцы. Сначала войной, потом обустройством очищенных от нолдор земель. Противник у нас, конечно, не слишком сильный, но вполне годится, чтобы проверить армию в деле. Это гораздо полезнее, чем проводить маневры. Забавно: стычку номер двести семнадцать нолдор назвали Славной Битвой. И всерьез гордятся ею. Орки-отступники, которых сперва я изгнал из Ангбанда, потом чудом не сжег огонь Тангородрима и наконец опалил до полусмерти свет небесной ладьи, по мнению квенди, — серьезные враги? Ну-ну. У войны, что начнется через три стражи, название вряд ли появится. У нас она, конечно, получит номер, в соответствии с заведенным порядком. А вот на той стороне… Там просто некому будет ее назвать. 2 Зря я думал, что Восставший разучился творить. Вот же — стоило увезти его из Ангбанда, и все получилось! Созданные им ледяной лес и горы вокруг моего города великолепны. Даже я не сделал бы лучше! Но стоило вернуться, как Вала тут же помрачнел, замкнулся и поспешил расстаться со мной. Неужели Саурон опять какую-то мерзость затеял в его отсутствие? Надо выяснить. Я достал Венец очень осторожно, чтобы случайно не дотронуться до Сильмариллов. Но даже от прикосновения к гвэтворну заколотилось сердце и ладони начали едва заметно ныть. Ничего, я только посмотрю, проверю, все ли в поря… «Приходи». Мысленный зов Мелькора был коротким и совершенно лишенным эмоций. То ли мой друг спешил, то ли ему было сейчас очень скверно. Что-то все же случилось, пока мы были на севере. Я взглянул на Венец, который все еще сжимал в руках, и почти с облегчением спрятал его. Я шел очень быстро, почти бежал: с каждым шагом на душе становилось все муторнее. Проходы — темные, узкие, без окон — открывались стремительно, так что каменная крошка летела. Открывались — и тут же захлопывались за спиной, словно Мелькор пытался скрыть мой путь. Именно Мелькор. Слишком резко раздвигались и смыкались стены — ничего похожего на обычные движения крепости: плавные, чуть медлительные. Не Ангбанд вел меня — воля Старшей Стихии подчинила его, грубо, безжалостно. Насильно. Так, будто он пытался сопротивляться. Сопротивляться?! Собственному Властелину? Дверь плотно закрылась за мной, и я резко остановился, сощурившись: огонь светильника показался ярким до боли в глазах. Хотя светильник-то был крошечный и едва теплился. Да и сама знакомая мне комната, отделанная бордовым ониксом, была сейчас необычно тесной. Словно… словно нора, в которую загнали зверя охотники. 3 — Что случилось? — выдохнул Феанор и шагнул к Мелькору, стоявшему там, где прежде было окно, а сейчас осталась лишь гладкая стена. Комната снова неприятно напомнила захлопнувшуюся ловушку. — Ангбанд начинает войну, — жестко ответил Вала, пристально глядя на пламя светильника. — Главный удар будет направлен на юго-восток. Надо, чтобы твои сыновья отступили. — Что?! — мастер побледнел. — Ты же обещал! Ты обещал, Мелькор! — Не шуми, — быстро и тихо сказал Вала, по-прежнему обращаясь к рыжему огоньку, испуганно метавшемуся под его взглядом. — Я сделал все, что мог. Война неизбежна. Единственный шанс спасти твоих сыновей — если вести ее буду я. — Предатель, — прошептал Феанор, сжимая кулаки. Глаза Мелькора сузились, на скулах выступили желваки. — Я верил тебе, как другу! — нолдо бросился вперед — и отлетел, наткнувшись на незримую стену. — Сядь! — прорычал Восставший. — У нас нет времени на упреки и ссоры. Что-то толкнуло мастера под колени, и он, не удержав равновесия, упал в неожиданно оказавшееся сзади кресло. — Все надо решить сейчас, до третьей стражи, — снова заговорил Мелькор, в упор глядя на Феанора. — Дольше тянуть нельзя. Давай думать вместе, как убедить твоих сыновей. Они обречены, если не отойдут к югу. Ангбанд их уничтожит. — Вместе? — оскалился Пламенный. — Ты предлагаешь мне… участвовать в этом убийстве?! — Не в убийстве, — Вала досадливо дернул уголком рта. — В спасении. Пусть не всех. Хоть кого-то. Некогда спорить, Феанор. Саурон предложил мне план… — План?! — закричал нолдо, вскакивая. Мелькор быстро приложил палец к губам — мастер не обратил на это внимания. — Тебе мало, что я стал тюремщиком своего народа?! Теперь ты хочешь, чтобы я сделался его палачом?! Таков план твоего Саурона? — Замолчи! Пламенный стиснул зубы. — Я пока не утвердил этот план. Феанор, ты знаешь свой народ лучше, чем я. И это ты хочешь, чтобы он уцелел. Кто, кроме тебя, о нем позаботится? Взгляд мастера стал тяжелым. Ненавидящим. — Я не стану помогать тебе в войне против нолдор. 4 — Тогда убирайся вон! — не выдержал я. — Сам все сделаю. Пламенный прищурился, глядя на меня так, словно готов был броситься. Потом резко повернулся и вышел. Мне потребовалось время, чтобы овладеть собой после того, как стена сомкнулась, разделяя нас с Феанором. Еще чуть-чуть, и я ударил бы его! А может, и следовало… за подобное обвинение. Я опустился в кресло и прикрыл глаза ладонью, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Ну, а чего я, в конце концов, ждал? Что Пламенный не взовьется, услышав о начале войны? Не первое столетие его знаю, вот уж чем он никогда не мог похвастаться, так это рассудительностью. Ладно, выяснять отношения сейчас не ко времени. В сущности, хорошо, что Феанор отказался выбирать тех, кто останется жить. Теперь у меня развязаны руки. Меня-то план Саурона вполне устраивает. Мы накопили такую мощь, что нолдор просто сметет стальная лавина. А немногие уцелевшие перестанут мешать нам, но по-прежнему будут надежным щитом против Амана. Мне безразлично, кто именно. А вот тебе, Феанор, нет. Ты поддался чувствам, как тебе свойственно. И потом будешь жалеть о своей слабости, хотя ни за что не признаешься в этом. Ты не можешь спасти сыновей сам. Ты по-прежнему считаешь себя королем нолдор, а значит, обязанным заботиться обо всех подданных. Ничего, я сберегу твоих мальчишек вместо тебя. 5 Предупредить! Пусть я не сумел предотвратить войну, но это ведь я могу! Хоть так помочь вам. Докричаться, дозваться, прорваться сквозь враждебную мне теперь силу. «Маэдрос!» Музыка Ангбанда — словно ветер. Ледяной ветер в лицо. Яростный, торжествующий, сбивающий с ног. Я вытащил Венец, не заботясь о том, что могу обжечься. Теперь это уже не имело значения. Отброшенный ларец полетел на пол. «Маэдрос, война! Да услышь ты меня, упрямец!» Ничего. «Маэдрос! ..» Из кресла на вершине попробовать? Нет, вряд ли оттуда получится лучше: Орлиный Клюв — тоже часть Ангбанда. А пока доберусь до него, потеряю драгоценное время. Я выскочил на балкон своей башни, словно это могло приблизить меня к сыновьям. «Келегорм!» Ладно, с Маэдросом не получилось: он ненавидит меня, заслоняется. Но Келегорм, яростный, неистовый, упрямый, по-прежнему предан мне. Он услышит, должен услышать! Подумает, что говорит с мертвым — пусть! «Келегорм! Ангбанд начинает войну!» Как через огонь тянешься, да не ласковый и послушный — опаляющий нестерпимым жаром. Чужой. «Келегорм!!!» Бесполезно. Но тогда остается еще… Я скрипнул зубами. «Финголфин!» Когда-то я обрек тебя на смерть. Теперь спасаю. Пытаюсь спасти. «Финголфин! Поднимай воинов! Защити наш народ!» Ну, дав-вай же! Ты должен меня услышать! Если Мелькор пощадит моих сыновей, главный удар Ангбанда будет направлен против тебя. «Брат! ..» Тишина в ответ. Я сполз на пол и вцепился руками в холодное железо перил, грызя губы, чтобы не завыть от отчаяния. Вокруг грохотала, смеялась, вскипала мутными волнами освобожденная сила Ангбанда. 6 По ночному небу разлилось кровавое зарево. Жидкий огонь выплеснулся изо всех трех жерл Тангородрима и рдяно-рыжими языками устремился вниз. Сухая трава у подножия исполинского вулкана разом вспыхнула: эта зима была холодной, но совершенно бесснежной. Заждавшийся Алаг раздул пожар и погнал волну пламени к югу — туда, где беспомощно метались фигурки дозорных нолдор. Обгоняя поток лавы, помчались в атаку балроги, и даже стремительным аманским коням не под силу было вынести всадников из-под удара. Раскаленные бичи подсекали лошадям ноги, захлестывали седоков, сбивая их на землю, превращая в живые факелы за мгновения до того, как накатывала стена огня. Граница, которую четыреста лет удерживали нолдор, была уничтожена за считанные часы. Из авангарда армии Финголфина на равнине Ард-Гален не выжил никто. Огонь докатился до подножия гор, где стояли нолдорские крепости, и погас. По еще горячей земле ползли драконы, и обугленные останки нолдор рассыпались под их тяжелыми телами. Балроги, немного разочарованные тем, что первый танец закончился слишком быстро, двинулись к Сосновому Нагорью, чтобы поджечь лес вокруг крепости Ангрода и Аэгнора. А потом из Ангбанда начали выходить орки, заполняя Ард-Гален от края до края. Хорошо обученное, вооруженное гномьей сталью, многотысячное войско Мелькора. 7 Я убью тебя! Мне уже не спасти ни сыновей, ни мой народ. Все кончено. Для меня. Для нолдор. Ангбанд победил. Но ты… тебя я убью! Обманщик! Подлец! Предатель! Жаль, что я не сделал этого раньше. Когда мог. Когда чудом отвел от тебя смертельный удар —, а ведь достаточно было не сдержать руку. И что с того, что Саурон потом уничтожил бы меня? Война все равно началась, и развязал ее ты. Ты! А я тебе верил! Ради тебя пожертвовал всем! И ведь я видел, совсем недавно видел, как твои подручные убивали эльдар, а ты спокойно смотрел на это! Как я мог поверить, что ты способен на что-то, кроме разрушения?! Ледяные деревья и звери вокруг моего города — они же мертвые! Я был так увлечен творением, что не заметил этого. Видел только твое искусство, радовался за тебя, а фальши не почувствовал. Ты смерть несешь — всему, всем! «Мелькор! Где ты? Я убью тебя!» Не отзываешься? Не желаешь слышать? Но я приду к тебе сам. И ты ответишь за все… Враг! Я убью тебя, пусть это и не остановит войну. Увидеть напоследок твою кровь на клинке, остановившийся взгляд твоих мертвых глаз — больше мне ничего не надо! Стены. Со всех сторон стены. Не пускает меня Ангбанд. Боится за своего хозяина. Или это ты прячешься от меня, Моргот? Трус! Жалкий, лживый трус! Будь ты проклят! Ты все равно получишь свое! Придет время, и меч, сделанный моей рукой, поразит тебя. Придет время. 8 О чем ты думаешь, Маэдрос? Об отце, который не решился оплатить спасение сыновей жизнями остальных нолдор? О воинах, из-за упрямства вождей обреченных на бессмысленную и жестокую смерть? Обо мне, ненавистном и недосягаемом Враге-всех-эльдар-да-будет-он-проклят-навеки? О чем бы ты ни думал, мысли твои закрыты наглухо. Мне не пробить эту преграду, не подсказать тебе, что нужно делать. А между тем, ты единственный, кто способен выслушать меня и, возможно, даже поверить. Ну, а не поверишь, обречешь себя и братьев на гибель — что ж, это твой выбор. Мое дело — сообщить то, что ты должен узнать. Большего я не сделаю даже для Феанора. Никто в Ангбанде не заметит моего гонца: сейчас в небе полно крылатых вестников. Соратникам не до мелочей — идет битва. Или охота, что ближе к истине. Снага, принесший мне кусок белого шелка, на обратном пути случайно свалился с одной из лестниц и сломал себе шею. Что ж, бывает. Воплощенные удивительно неуклюжи и порой забывают смотреть под ноги. Я медленно прошелся по Опаловому чертогу, оттягивая неизбежное. Руки ныли — не так сильно, как в первое время после возвращения в Эндорэ, но ощутимо. Грандиозное извержение Тангородрима, впечатлившее даже балрогов, не прошло для меня даром. Ничего не поделаешь, придется потерпеть. Я осторожно пошевелил пальцами, с отвращением глядя на квадрат ткани, прибитый к столу четырьмя кинжалами. И склонился над ним. 9 До стен крепости на Химринге оставалось совсем немного, когда стрела с белым опереньем вонзилась в грудь ворону. Нолдор, ошеломленные внезапным и сокрушительным нападением, все-таки спохватились. Точнее — один из них, но и этого оказалось достаточно. Мелькор, впрочем, ожидал, что его вестника попытаются остановить. И успел принять меры. Птица, которая уже начала падать, сильнее замахала крыльями, выровнялась и снова набрала высоту. Кровь запеклась вокруг стрелы почти мгновенно, только несколько алых капель сорвалось вниз. Одно легкое было пробито, ворон дышал тяжело, с хрипом и бульканьем, но — дышал. Пока дышал. Мелькор заставил крылатого гонца лететь быстрее и направил его к той башне, где должен был находиться старший сын Феанора. Только бы Маэдрос оказался на месте! Ворон дернулся снова, когда вторая стрела перебила ему крыло. Но нужное окно было уже рядом. Птица заскребла когтями по камешкам мозаики, пачкая узор кровью, и переползла через подоконник внутрь. 10 Я отложил палантир и шагнул к издыхающей вражьей твари, выхватывая кинжал. Ворон каркнул — с раздражением, словно выругался. И посмотрел мне в глаза. Не узнать этот взгляд было невозможно. Я замер, не решаясь ударить. Птица дернулась все телом и бессильно уронила голову. Мертвая птица, на вид совершенно обычная. С белым лоскутком, обмотанным вокруг лапы. Послание от отца… нет, от предателя! Даже смотреть не стану — швырну в огонь вместе с этой падалью! Или все-таки поглядеть? Просто на всякий случай. В коридоре раздались торопливые шаги, и я понял, что времени на раздумья нет. Быстро дернул за кончик — тонкая ткань легко соскользнула и легла мне в ладонь. Я спрятал руку в складках плаща за мгновение до того, как дверь распахнулась и в комнату вбежали мои воины. — Принц, эта тварь… — Всего лишь дохлый лазутчик Моргота, — я брезгливо поморщился. — Очередной. Сожгите его. Оставшись один, я нетерпеливо развернул ткань. Там оказалась карта, кое-как нацарапанная. Отец никогда не нарисовал бы так: слишком некрасиво, слишком небрежно. Несколько строк внизу я не сразу смог прочитать, настолько корявыми выглядели знакомые руны. Словно их выводили неумелой рукой. Или… изувеченной. Моргот?! «Передай братьям карту ущелий у истоков Келона. Пусть отступают из Аглона этим путем. Вели Маглору оставить его укрепления: долго он не выстоит. Отдайте Тар-Гелион. Отходите к югу как можно дальше. Главный удар Ангбанда нацелен на вас». Главный удар Ангбанда… Я стиснул зубы. Ясно, что пожар на Ард-Гален — только начало. Увидев зарево и сообразив, что происходит, я приказал закрыть ворота и готовиться к бою. Скорее всего, последнему. В палантире я отлично разглядел и балрогов, и огромных чешуйчатых тварей, ползущих следом за ними, и полчища орков, выходящих из Ангбанда. Сколько мы продержимся? Что можем противопоставить такой мощи? Стрелы и копья, сделанные Карантиром? Сколько их понадобится, чтобы убить хоть одного балрога? «Отходите к югу как можно дальше»… Вряд ли это ловушка: Морготу нет нужды прибегать к хитростям при таком превосходстве в силе. И если уж он рисовал карту сам, превозмогая боль, значит, больше некому было. Значит, его подручные ничего об этом не знают. И значит, отец… мертв. Да, мертв — и ему уже не помочь, как и тем несчастным, что сгорели заживо этой ночью. И неважно, почему Моргот хочет позволить нам уйти. Прежде я с негодованием отверг бы подобное предложение. Теперь… нолдор никогда не станут служить Врагу, но это не значит, что они непременно должны погибнуть. Если есть шанс спастись сейчас, надо его использовать. Иначе сражаться с Ангбандом станет некому. 11 Не добраться мне до тебя, Враг! Не отомстить за погубленных нолдор, за твой обман, за дружбу, которую ты предал. Но сидеть сложа руки, ждать неизвестно чего — невыносимо! Что же, пленных ты теперь тоже отдашь на растерзание? И думаешь, я позволю тебе?! Мечом, Пламенем, хоть зубами — до последнего буду драться! Да, до последнего, а потом меня убьют, и мастеров уже ничто не спасет. Горняцкими молотками от тысяч вооруженных орков не отмашешься. На волю надо пробиваться, тогда хоть у кого-то будет шанс уцелеть. Меня Ангбанд пропустит. А пропустит ли? Он уже не слушается меня. Попытайся я вывести пленных, с него станется и камнепадом накрыть, и со склона сбросить. Здесь-то моих нолдор, может, еще и не тронут. Они ведь камешки красивые делают, хлеб выращивают. Пользу приносят. Нет, к мастерам нельзя. Помочь им сейчас невозможно, а погубить ничего не стоит. Что же, значит один уйду. Или умру — один. Я карабкался вверх. Срывался — и снова лез, сцепив зубы. Окровавленные пальцы скользили по камню. Казалось, в этих проклятых горах не осталось ни одной тропы. Только осыпи. Отвесные скалы. Лед. Что же, я этого ожидал. Но я все равно вырвусь! Это мой бой. Скорее всего, последний. С другом, предавшим меня. С Ангбандом. Со всем миром. И я не отступлю, пока не добьюсь своего. 12 — Что происходит, а? Ангбанд ответил волной неистовой радости и азарта, но разделить его восторг у Мори почему-то не получилось. Наоборот, стало тоскливо и жутко. Казалось, что огромная тварь, долгие годы скованная сном, пробуждается где-то рядом. Очень голодная тварь. Началось все с внезапного возвращения Феанора. Явился тот крайне некстати: разбуженный Мори только и успел, что приподняться на ложе, которое самовольно занял в отсутствие хозяина. К счастью, Пламенный был чем-то так озабочен, что не обратил на слугу внимания, сразу закрывшись в мастерской. Мори поежился, с сожалением вылез из-под теплого мехового одеяла и принялся торопливо одеваться. Он еще застегивал украшенный бирюзой пояс, собственное творение и предмет тайной гордости, когда дверь мастерской распахнулась, и Феанор, по-прежнему погруженный в свои мысли, куда-то отправился. Вернулся Пламенный скоро — бледный до синевы, с неподвижным взглядом. Пометался по комнатам, выскочил на балкон, некоторое время стоял там, вцепившись в ограждение, а потом сполз на пол, словно разом лишился сил. Мори окликнул его — тот не ответил. Юноша вздохнул и решил позвать Мелькора, рассудив, что если кто и способен привести Феанора в чувство, так это Властелин Ангбанда. Но и Вала не отозвался. А Пламенный поднялся, по-прежнему невидяще глядя прямо перед собой, и ушел. Некоторое время Мори ждал его, прибираясь, хотя это в общем-то не требовалось: поддерживать порядок, пока Феанор был в отъезде, оказалось очень легко. Но минула стража, потом еще две, а ничего не менялось. Кроме настроения Ангбанда, от которого юноше становилось все больше не по себе. Даже на просьбу помочь найти Пламенного крепость откликнулась только легким раздражением: не лезь, дескать, с пустяками. Мори спустился в мастерские, но работа не ладилась, а пленные смотрели совсем уж мрачно: должно быть, они тоже чуяли неладное. Некоторое время юноша бродил по коридорам Ангбанда и наконец не выдержал. — Мне нужно к Мелькору! Прямо сейчас. Это важно. Отведи меня! То ли ему удалось убедить упрямую крепость, то ли Властелин не был против этой встречи, а только Мори действительно столкнулся с Валой в ближайшем коридоре. Тот явно спешил, но выслушал нолдо внимательно. — Не ищи его, — приказал Восставший. — И вообще поменьше разгуливай сейчас по Ангбанду. — А Феанор? — растерянно спросил Мори. — Он вернется? Мелькор нахмурился и сказал неожиданно сухо: — С ним ничего не случится. 13 Ушел, значит. И что же ты собираешься делать? Покинуть Ангбанд? Добраться до своих сыновей, встать рядом с ними? Так все равно не получится, ты знаешь это не хуже меня. Или ты вздумал убить себя? Броситься в пропасть, расколоть череп о камни? Но зачем далеко идти? Окна в твоих комнатах ничем не забраны, а высота там… достаточная. Может быть, ты на Шестой Южной? Следишь за сражением, терзаешься бессилием да меня клянешь? Или просто мечешься по Ангбанду, не в силах усидеть на одном месте, одинокий, обезумевший, потерявший все, что у тебя еще оставалось? Как бы то ни было, разыскивать тебя мне сейчас некогда. Да и что я скажу тебе? Ты ведь считаешь меня предателем. Справедливо? Может, и так, да какая, в сущности, разница? Ты имеешь право на меня, Феанор. На мою дружбу, на преданность, на заботу. Имеешь, да. Но и мои майар — имеют. Не в меньшей степени. А еще есть Эндорэ. И моя Тема. Ими я не пожертвую ни для кого. Что же, ступай. Броди, где хочешь. Ты в безопасности: Ангбанд сам позаботится о тебе. И майар тебя не тронут без моего разрешения. Ступай. Рано или поздно ты все равно вернешься. И тогда мы поговорим. 14 Я карабкался вверх. И оказывался внизу. Как они. Ангбанд не желал выпускать меня. Водил кругами. Как их. И подобно моим мастерам, я ненавидел его сейчас. Люто, смертельно, неистово ненавидел. Эти равнодушно-насмешливые горы. Эту черную крепость, которая не собиралась скрываться из виду. И более всего — их создателя. — Ну, нет, предатель, — я слизнул кровь с искусанных губ и попытался презрительно улыбнуться. — Я не останусь здесь. Пусть Мандос… все равно! Шагнуть с края обрыва напротив водопада — того самого водопада. В пустоту. Это было легко сейчас. Только вместо полета сквозь упругий морозный воздух, вместо освобождающего удара о камни я кубарем покатился по неожиданно пологому склону. Невесть откуда взявшиеся колючки цеплялись за волосы и одежду. Крошечная сосенка жалобно хрустнула, когда я налетел на нее. Но за ней оказалось еще несколько. Я поднялся, пошатываясь, и неожиданно для самого себя расхохотался. Безудержно, до слез. Ишь ты, даже это предусмотрел, предатель! Да только в одном ты ошибся: ты же мне меч оставил! А если бы и отнял — неужели ты думаешь, что моей воли не хватит, чтобы разрушить хрупкую оболочку плоти? Да мне достаточно Пламя призвать, и… И что? Это ведь действительно очень просто. Сдаться, уйти, бросить тех, за кого я в ответе, на произвол судьбы… или орков? Н-нет. Пленный мастер, одинокий, преданный другом, потерявший все, что было ему дорого, ушел бы. Король нолдор не имеет на это права. 15 — Как — отступить?! — Келегорм так сжал палантир, что ногти проскребли по гладкому камню. — Маэдрос, опомнись! Впрочем, уже ясно было, что старший брат не одумается. Что страдания, перенесенные в плену, затуманили разум Высокого и сломили дух. Зря Келегорм убеждал себя, что все еще поправимо, что Маэдрос может стать прежним. Зря терял время. Как ни любил он брата, а сейчас с горечью подумал, что лучше бы тот погиб в Ангбанде: вот только раскола между вождями и не хватало нолдор в разгар войны. — Нам не справиться с Морготом, — продолжал между тем Высокий, и его слова причиняли Келегорму почти физическую боль. — Ты видел огненных духов? Видел, сколько их? А драконы?! Даже новые наконечники не пробьют их броню. Келегорм закусил губу так, что во рту стало солоно. Вот и все. Надеяться больше не на что. Придется самому возглавить нолдор, пока Маэдрос не погубил их своей нерешительностью. Пойти против старшего брата почти немыслимо…, но отдать свой народ на растерзание Морготу — еще хуже! А именно этим все и закончится, если крепости не сдержат натиск Врага. Келегорм выпрямился в кресле и отчеканил: — Мы не сдадим Аглон. — Брат, это приказ! — в голосе Маэдроса прорезались стальные нотки. — Я больше не подчиняюсь твоим приказам, — твердо ответил Келегорм. 16 Нолдор оказались сильнее, чем мы ожидали. Не знаю, как они ухитрились создать такое оружие, но они сделали это. Стрелы и копья, хранящие отголоски аманской Музыки, могли серьезно ранить балрога. А возможно, и майа. Мы были слишком самоуверенны, слишком привыкли не принимать Воплощенных всерьез. Вот и получили неприятный сюрприз. Выяснилось все на Сосновом Нагорье. Я отправил туда балрогов поразвлечься, а заодно задержать нолдор до подхода орков. Выжженная земля равнины Юг-два должна была остыть, прежде чем по ней смогли бы пройти Воплощенные. Н-да, развлеклись… То, что Ангрод с Аэгнором могут покинуть пещеры и потащить своих измученных, задыхающихся в дыму бойцов на безумную вылазку, я предвидел. Они были обречены, понимали это и, естественно, предпочли погибнуть в бою. Но заклятые наконечники! Должно быть, ковали их под землей: ни ветер, ни птицы не приносили мне вестей об этой опасности. А разобрать мелодии нолдорских крепостей из Ангбанда стало в последние годы почти невозможно. Так и погас Алсвишш. Один из тех, кто помог Феанору в бою с Унголиантой. Создатель восточной части третьего яруса ангбандских подземелий. Нелепо, бессмысленно погас! Нолдор набросились на него, не считаясь с потерями, стремясь лишь к одному — любой ценой уничтожить противника. И успели. Прежде, чем другие балроги пришли Алсвишшу на помощь. И неважно, что за эту бесполезную для них победу нолдор заплатили несколькими десятками жизней, включая Ангрода и Аэгнора! Даже сотни убитых Воплощенных не стоят потери одного балрога. Отчасти Алсвишш, конечно, был сам виноват: не остановился, получив первую рану. Бился вопреки приказу немедленно отойти, пока огненная плоть не погасла, изодранная нолдорской сталью. Я мог бы вернуть ему облик, но не стал: гораздо важнее было показать остальным, что ждет ослушников. Это произвело должное впечатление: больше балроги под нолдорские копья не лезли, просто подожгли лес. Только вот Алсвишш уже не вернулся в Ангбанд. Те немногие нолдор, что не сгорели и не задохнулись в дыму, забились под землю. А как только пожар закончился, за ними пришли орки. Наконец дождавшиеся возможности всласть поохотиться. Знающие каждый камешек, каждую щель в родных местах. Обученные и вооруженные в Ангбанде выросшие дети Соснового Нагорья. 17 — Если бросить на Аглон орков, потери будут слишком большими, — Саурон показал на миниатюрное ущелье, по сторонам которого скалились башенками две крошечные крепости. — Наши воины попадут под перекрестный обстрел. А если драконов… — Для Глора там слишком тесно, — возразил Мелькор. Иллюзорное изображение гор дрогнуло, и в ущелье появился дракон. — Пока протиснется, его могут сильно поранить. Мы еще не знаем, как новое оружие эльфов действует на майар. И мне совсем не хочется узнавать это. — Властелин, нолдорская сталь может пригодиться нам против Амана, — заметил Саурон. — Это не причина, чтобы испытывать ее на своих, — нахмурился Вала. — А дети Глора? — спросила Ральтагис. — Они там не застрянут. — Рискованно: броня у них еще не вполне затвердела, ее и обычным оружием пробить можно. — Тогда пусть Алаг наконец воплотится, — предложила Дэрт. — И нападет на врагов с воздуха. — Нет, рано, — покачал головой Мелькор. — Не нужно, чтобы о нем раньше времени узнали в Амане. И повернулся ко мне. — Нэртаг, Аглон займешь ты. Причем без боя. — Обрушить на нолдор горы? — я понимающе улыбнулся. — Нет, заваливать ущелье не надо, — вмешался Саурон. — Оно удобное, да и крепости нам еще пригодятся. — Конечно, пригодятся, — согласился Мелькор. — И надо, чтобы они уцелели. Но нолдор должны быть уверены, что все вот-вот рухнет. Тут важен точный расчет. — Властелин, тогда лучше это сделаю я, — Первый с сомнением посмотрел на меня. — Нет, Саурон. Твоя задача — подготовить Келегорму с Куруфином достойную встречу, как только они покинут свои крепости. Ну, что, Нэртаг, справишься? — Разумеется, — я одарил Первого торжествующим взглядом. — Я вытрясу нолдор из Аглона. 18 — Чего ждем? — широкая лапища легла пониже талии Тарис. Майэ резко обернулась, сбрасывая руку нахала. — Откуш-шу! — она выразительно щелкнула острыми зубами. Дарглуин отпрянул в шутливом испуге. Обычная игра. — Какая воинственная! — ухмыльнулся Волк. — Сразу видно, что еще не отведала вражьей крови. А Дэрт где? — С Нэртагом — где же еще ей быть, — улыбнулась в ответ Тарис. Майа огляделся, с удовольствием втягивая ноздрями холодный воздух, пропитанный резким кисловатым запахом орков. Некоторые из Поющих недолюбливали этот аромат, но Дарглуину он нравился. Предгорья между Химрингом и Аглоном были черны от ангбандских войск. А с севера подтягивались новые отряды. — Кстати, откуда ты здесь взялся? — спросила Тарис. — Вы же собирались заняться Маглором. Ее собеседник демонстративно облизнулся. — Уже?! — вскинула брови Таринвитис. Дарглуин развел руками: — Действительно слишком быстро. Этот Маглор даже драться толком не стал. Как увидел Глора с потомством, так и дал деру. Спрятался у Маэдроса на Химринге. Мне и поохотиться толком не удалось. — Странно, — майэ нахмурилась. — Нолдор, вроде, в бой рвались. И так легко отступили? — Если бы ты видела драконов на свободе, ты бы не удивлялась, — фыркнул Дарглуин. — Как дорвались отпрыски Глора до свежатины, даже я в сторону отошел. Соображения-то у них никакого, а силищи хватает. А как огнем плеваться начнут, так балрогам считай делать нечего. Поползли через Гелион — река аж вскипела. Пар клубами, вареная рыба кверху брюхом поплыла. Властелину следовало бы лично за ними следить, а не поручать это Глору. — Властелин сам разберется, кому и что поручать, — одернула соратника Тарис. — Да мне-то без разницы, — пожал плечами Дарглуин. — А вот Ирбину с Тевильдо обидно будет, что их долину пожгли. — А мне не обидно, что на Сосновом Нагорье почти весь лес спалили? — поджала губы Таринвитис. — Моя Музыка была, между прочим. Только я не жалуюсь. Надо выбить нолдор с наших земель — значит, выбьем. От них, знаешь ли, вреда больше, чем от всех драконов вместе с балрогами. «По мне, так одни других стоят», — подумал майа, но, поймав решительный взгляд собеседницы, не отважился сказать это вслух. 19 Интересно, куда направятся Келегорм с Куруфином? На север, где их ждет Саурон, или на юг, где пока безопасно? В крепостях точно не отсидятся: в крайнем случае Нэртаг действительно обрушит своды. Бросить на Аглон армию было бы слишком расточительно и невыносимо глупо. На такое я не пойду даже ради Феанора. Особенно теперь, когда у нолдор появилось новое оружие. Я уже и так сделал для Пламенного более, чем достаточно! Карантир и близнецы благополучно отступили. А выживут ли оставшиеся сыновья Феанора, зависит от того, что в них возобладает: упрямство или здравый смысл. Точнее — кто победит в споре нолдорских вожаков: осторожный Маэдрос или не в меру воинственный ученик Оромэ. Потому что Аглон слишком близко к Химрингу, и вряд ли старшие братья станут спокойно смотреть, как орки разделывают Келегорма с Куруфином на жаркое. Вмешаются наверняка и так же наверняка сложат головы, тут уже ничем не поможешь. Теперь главное, чтобы никто из Поющих под аманскую сталь не подвернулся, если побоище все же начнется. Нолдор в отчаянии способны на все — достаточно вспомнить безумную вылазку Ангрода с Аэгнором. Хорошо, если только поранят, а то ведь и развоплотить кого-нибудь из майар могут. Раз уж с Алсвишшем справились. И опять ничего не поделаешь. Мне сейчас соратников вразумить не легче, чем Маэдросу младших братьев. А запретить сражаться тоже нельзя: разлад обойдется дороже любых потерь. Плоть восстанавливается, утраченное доверие — почти никогда. 20 — Келегорм, идти на север — безумие! Ты только напрасно погубишь своих воинов. Там вас ждут. — Я знаю, Маэдрос, — он криво усмехается. Хочет сказать еще что-то, но смотрит вверх и отпрыгивает в сторону. Камень падает у его ног, осколки разлетаются в стороны. По стене за спиной брата змеятся трещины. — Да уходите же! — не выдерживаю я. — Крепость вот-вот рухнет! И вторая тоже: Куруфин уже потерял нескольких бойцов под обломками. — Маэдрос, — похоже, брат с трудом подбирает слова, — я был… неправ. Мы постараемся прихватить с собой как можно больше врагов. — Нет! Я отчаянно боюсь опоздать, боюсь, что пока я говорю с Келегормом, Куруфин уже ведет свой отряд под орочьи стрелы. Или что сейчас рухнут своды, похоронив под собой защитников Аглона. — У вас же есть карта! Отступайте южными ущельями. — Не успеть, брат, — осекшись, он уворачивается от очередной глыбы и снова бросает быстрый взгляд вверх. – Все, время вышло. Прощай. — Стой! — кричу я сквозь нарастающий грохот, а изображение в палантире дрожит и меркнет. — Отходите на юг! Я прикрою вас, Келегорм! Я отвлеку… Услышал? Нет? 21 — Вот уж не ожидала! — Таринвитис присвистнула, глядя на всадников, стремительно выезжающих из ворот Химринга. — На что они рассчитывают? Саурон усмехнулся: — На геройскую смерть, вероятно. У них нет шансов. Шансов действительно не было никаких, но квенди бились так отчаянно, что сумели потеснить орков, хотя тех было в несколько раз больше. Таринвитис хмурилась, глядя на пятящихся воинов Ангбанда и, наконец не выдержав, повернулась к Первому. Тот лишь пожал плечами: — Потери небольшие, а исход предрешен. Орки засиделись без дела, им давно пора как следует размяться. Тарис хмыкнула, но спорить не стала. Нолдор постепенно становилось меньше, но уцелевшие и не думали отступать. Майэ отыскала взглядом их предводителя и почувствовала, как впились в нижнюю губу кончики внезапно отросших клыков. — Са-аур-рон, — промурлыкала она, не сводя прищуренных глаз с однорукого нолдорского воина, — я тоже не отказалась бы немного размяться. Можно? Первый внимательно посмотрел на нее. С одной стороны, Мелькор не одобрит убийство Маэдроса, во всяком случае, не одобрит открыто. С другой, смерть самого разумного из сыновей Феанора была бы весьма полезна, а Тарис, пожалуй, единственная, кому Вала простит подобное самоуправство. Во всяком случае, отделается она в случае чего легче прочих. — Он твоя добыча, — кивнул Саурон. — Я помню. Охоться, Таринвитис. Только не убивай его сразу. Дай остальным нолдор хорошенько все рассмотреть. Вот так. Если Властелин следит за ходом сражения, у него будет время вмешаться — при желании. А если нет, что ж, на войне хватает случайностей. 22 — М-ма-аэдрос… Я сказала это очень тихо и ласково. Прямо-таки на ушко шепнула. Каждому из нолдорских воинов. Одновременно. Кое-кто из эльфов заметно вздрогнул. — Ма-аэдрос, — продолжила я столь же вкрадчиво. — Иди ко мне. Мы не закончили один разговор — помнишь? Сражение продолжалось, но напор нолдор явно ослаб. Несколько всадников торопливо пробивались друг к другу — видно, посовещаться решили. Мысленно-то поговорить у них сейчас не выходило: мешала моя Музыка, мой настойчивый шепот. — Конечно, помнишь. Ты ведь не забыл Ангбанд, М-маэдрос. Не забыл меня. Бой затихал. Квенди топтались на месте, беспокойно оглядываясь на предводителя, а наших бойцов по приказу Саурона заставили отойти назад командиры. Я остановилась на свободном пространстве между двух армий. О такой удаче я даже не мечтала: расправу над дерзким Воплощенным увидят и орки, и нолдор. Жаль только, что нельзя будет принести Властелину голову наглеца. — Маэдро-ос, я жду, — я нежно улыбнулась, показывая клыки. – Иди, побеседуем. Я же обещала, что мы еще увидимся. И теперь нам никто не помешает. Однорукий воин в открытом шлеме встретился со мной взглядом, и я с удовольствием отметила, как он бледен. Потом он медленно спешился и зашагал ко мне. Набрался все-таки храбрости, хорошо. Еще не хватало за ним гоняться: зрелище получилось бы не столь эффектным. 23 Зачем они затеяли этот поединок? От чего Моргот хочет меня отвлечь? И какой смысл отвлекать? Сил у Ангбанда здесь достаточно, чтобы и сдерживать моих воинов, и встретить Келегорма, если тот решит вступить в бой. Едва ли Враг приказал убить меня, иначе он не стал бы возиться с письмом. А вот снова захватить в плен… при одной мысли об этом на лбу выступила испарина и заныл обрубок руки. Хотя какая польза Ангбанду от моего пленения? Положение изменилось. Я больше не король нолдор, так что… Додумать я не успел: майэ была уже близко, и по ее глазам я понял, что она не просто выполняет приказ — наслаждается каждым мгновением. И ждет — страха моего, что ли? Я не узнал бы ее сейчас, если бы не голос, не этот отвратительный липкий шепот. Высокая женщина с каштановыми волосами мало походила на огромную крылатую тварь, напавшую на меня на Тангородриме. До сих пор не знаю, почему она тогда отступилась. Наверное, Моргот остановил. Я выхватил меч, каждое мгновение ожидая, что красивое лицо моей противницы обернется звериной мордой. И едва успел отразить удар: майэ атаковала клинком. Я только защищался: Поющая двигалась слишком быстро, и шансов пробить ее оборону не было. Но и закончить бой она не спешила, только заставляла меня отступать шаг за шагом — туда, где стояли орки. Значит, все-таки — плен?! Снова?! Не мо-гу! Внезапно открыться, подставившись под ее меч? Нет, нельзя, чтобы это увидели нолдор. Поймут ведь, что не случайная ошибка. Ты хорошо подготовил свою ловушку, Моргот. Но живым меня не получишь. И я умру не один. Тварь твою уничтожу — на глазах у всех. Любой ценой уничтожу! Безумное желание дотянуться до врага, ударить, раскромсать ненавистную плоть захватило меня целиком. И вырвалось мысленным криком, неожиданным для меня самого: «Отец!» 24 Маэдрос рванулся в атаку. Бешеную. Безрассудную. Таринвитис усмехнулась, аккуратно парируя все удары Воплощенного, но не пытаясь ответить. Противник расходовал силы с бездумной щедростью, оставалось лишь дождаться, пока он выдохнется, а потом обездвижить и напиться его крови на виду у войска. И тут раздались крики. Испуганные. Изумленные. С обеих сторон. От неожиданности Таринвитис едва не пропустила удар. Ее противника охватило пламя. Ослепительно-белое, рвущееся вверх, венчающее голову принца светлой короной. Майэ почувствовала жар и невольно попятилась, изумленно глядя на Воплощенного, которому огонь, похоже, не причинял вреда. «Тарис! — настиг ее мысленный окрик Мелькора. — Назад!» «Властелин, что это?» Она послушно отступила еще на несколько шагов, но Маэдрос тут же сократил расстояние. Казалось, белый огонь придавал ему силы. Мелькор на вопрос не ответил. Только повторил — торопливо, чуть ли не испуганно: «Назад! Скорее!» Приказ? Просьба? Впрочем, колебаться было некогда. Майэ прыгнула в сторону, отбежала, меняя облик — кончики кожистых крыльев ударили по земле, подняв облачка не до конца утоптанного пепла. Маэдрос с яростным криком рубанул мечом, но опоздал: Таринвитис взмыла в воздух. И тут же свистнули сотни стрел. 25 Да о чем она думает?! Так бессмысленно, так нелепо подставиться! Поединок поединком, но как можно было забыть о лучниках на стенах Химринга? Они-то уж конечно не упустили момент. Таринвитис двигалась быстро, но несколько раз в нее все же попали. И видимо, повредили серьезно: она дернулась, попыталась выровняться, но крылья явно не слушались. Ладно, Ирбин разберется… лишь бы совсем не развоплотили. Я рванулся на выручку, впервые радуясь, что лишен плоти, которая хоть и дает силу, зато ограничивает свободу. Воздух между теряющей высоту Тарис и нолдорской крепостью побелел от летящих стрел, но я успел. Я был сейчас мыслью без облика. Одним лишь страстным желанием помочь, отвести удар. Порывом ветра. Ветра, который всегда был моей мелодией. Ветра, который разбросал стрелы, не позволил им найти цель, превратил в безвредные деревяшки. Затем они посыпались вниз. На серую от пепла землю. На нолдор. На орков. А потом выстрелы прекратились: для воинов Химринга запел Саурон. 26 Впервые с сотворения мира я почувствовал уважение к бывшему помощнику Манвэ. Тщеславный и легкомысленный, полностью поглощенный собой, Алаг все же сумел спасти Таринвитис. Впрочем, не стоило слишком полагаться на него: развоплощенный майа мало что может. Я запел, не дожидаясь, пока опомнятся эльфийские лучники. Ничего нового. Простенькая мелодия. Одна из тех, от которых руки Воплощенных слабеют и начинают дрожать, решимость рассеивается, как туман на ветру, а сердце сжимается от безотчетного страха и выматывающей душу тоски. По части таких песен я почти не уступал Талло, хоть тот и пришел когда-то в мир с Ирмо. Стрелять квенди раздумали. Сразу. Рубиться тоже. Я дал знак орочьим командирам атаковать врагов, пока те стоят, растерянно глядя перед собой и опустив ставшее непомерно тяжелым для них оружие. Таринвитис продолжала снижаться. Одно крыло у нее бессильно обвисло, другое едва шевелилось. Она упала бы, если бы ее не поддерживал Алаг. Обычные стрелы не повредили бы Поющей настолько. Значит, снова те наконечники. Разрушающие Музыку. Опасные даже для нас. «Алаг, до Ангбанда ее донесешь?» «До Ангбанда сил не хватит». Я посмотрел на нолдор. Стрелки на стенах замерли, опустив, а то и выронив луки. Всадники Маэдроса отступали к укреплениям. Медленно, неуверенно, но все-таки отступали. Не остались на месте как легкая добыча для орков. Даже огрызаться пытались, хотя и вяло, конечно. Спеть им еще? Нет. Сейчас некогда. Они и так нескоро забудут мою мелодию. И не денутся никуда из осажденного Химринга. «Ладно, Алаг, я сам». Таринвитис вздрогнула, когда я схватил ее когтями, ничуть не стараясь быть осторожным. Я был зол. На ее глупость. На то, что вынужден возвращаться в Ангбанд, неся израненную соратницу вместо доклада о нашей победе. На себя — за то, что разрешил Тарис вызвать Маэдроса на бой. Впрочем, говорить я ей ничего не стал. Как и спрашивать. Молчал всю дорогу. 27 Страх. Не перед врагом — орков ли бояться тем, кто отважился на войну с одной из Старших Стихий. Не перед смертью и ранами: нолдор успели привыкнуть к боли и потерям за века сражений. Не перед чем-то понятным и ощутимым, с чем можно бороться. Этот страх был каменно-тяжелым. Мутным, как вода, стекающая со склонов Железных гор. Изматывающим. Неодолимым. Маэдрос скрипнул зубами, чувствуя, как уходят драгоценные мгновения. Последние мгновения, оставшиеся ему и его воинам до гибели. Отвратительной и бесславной: сил не хватало даже на то, чтобы руку поднять. Где уж тут биться! Только стоять и обреченно смотреть на приближающихся врагов. Ну, нет! Сын Феанора потянулся к странной, только что обретенной силе. Терпкой, как травяной настой, пьянящей, как молодое вино, чистой, как воздух Амана. И неважно, откуда она взялась, — главное, что она пока не исчезла. Страх отступил. Чуть-чуть, но и этого хватило. — Отхо-одим! — закричал Маэдрос. — В крепость! Воины зашевелились, словно освобождаясь от дурного сна. И тут в небо, навстречу подстреленной летучей мыши взмыла другая. Черная. Крупнее первой. То ли отвращение при виде еще одного слуги Врага помогло нолдор стряхнуть оцепенение, то ли Маэдросу каким-то чудом удалось передать дружинникам часть своей силы, а только воины повернули к воротам. Не побежали, конечно. Побрели, с трудом переставляя ноги, волоча по земле оружие — беспомощные мишени для вражеских копий. Со стен крепости снова полетели стрелы, и орки, собравшиеся преградить путь отступающим нолдор, откатились назад, оставляя за собой трупы и умирающих. Маэдрос дождался, пока последний из его уцелевших бойцов доберется до ворот Химринга. Неведомая сила по-прежнему охраняла его: орки явно целились в предводителя нолдор, но копья и выпущенные из пращей камни уходили далеко в сторону. А потом сын Феанора вошел в свою крепость, и тяжелые створки сомкнулись за его спиной. 28 Он в безопасности. Я не мог видеть этого, да и осанвэ с Маэдросом не держал: не было сил. Просто почувствовал: все в порядке, мой сын спасен. Как пробился его отчаянный зов сквозь победно гремящую Тему Ангбанда? Может быть, потому что оказался созвучен ей? Яростная решимость, ненависть, готовность биться до последнего вздоха, лишь бы уничтожить врага — очень знакомая Музыка. Но в осанвэ Маэдроса было и еще кое-что. Просьба о помощи. И надежда. На меня. Я даже подумать ни о чем не успел, действовал по наитию — так всегда получалось лучше всего. Потянулся к той крошечной искре светлого Пламени, которая есть у каждого из эльдар, если верить Мелькору. Почему-то в тот момент я не усомнился в его словах. Нащупать слабенький, еле тлеющий огонек оказалось едва ли не труднее, чем найти Пламя в клубящемся бесформенном мареве, куда меня когда-то отправил Восставший. Вала потом говорил, что ему пришлось бороться за мою жизнь… не знаю, может, и так. * * * Тогда я действительно почти потерял себя в бессмысленном мельтешении бликов и обрывков мелодий. Пока не услышал свое имя, которое без конца повторял Мелькор: Пламенный… и тут я ощутил эту силу, почувствовал, что сливаюсь с ней, становлюсь ее частью. Я не сопротивлялся. Мне именно этого и хотелось: раствориться в рыжем сиянии — полностью, навсегда. И только назойливый голос в сознании отвлекал, раздражал, словно заноза. Я в гневе рванулся к нему, чтобы заставить умолкнуть, и Пламя потянулось за мной…, а потом я очнулся и увидел напряженный взгляд Валы. Я хотел потребовать, чтобы Мелькор прекратил мешать мне, но губы не слушались. Перед глазами все расплывалось. Восставший еще что-то говорил, но я уже не понимал, что. Уснул и проспал до следующего Смешения света. Вала так и просидел надо мной все это время: то ли оберегал непонятно от кого, то ли боялся, что не очнусь. * * * Я с трудом заставил себя отогнать ненужные воспоминания. Вот уж от кого я не ждал подмоги, так от этого предателя. Да и вообще ни от кого. Достаточно и того, что у меня был Венец. Сильмариллы вспыхнули ослепительно-ярко, высвечивая каждый камешек, каждую трещинку в скалах вокруг. И слабо тлеющая во мраке искорка, которую я искал, откликнулась. Оставалось только ее раздуть… А потом все закончилось. Я обессиленно опустился на землю и закрыл глаза. Странно: мы с Маэдросом никогда не понимали друг друга. Он вечно злил меня своим упрямством, даже пытался спорить. В конце концов я отрекся от него. А вышло так, что из семерых сыновей Пламя я передал именно ему. 29 Ну, вот что ты наделал! Зачем вмешался?! Не захотел спасать своих сыновей, так хоть не вредил бы им! Я собирался остановить Таринвитис. Это никого бы не удивило: трения между двумя вражескими вождями нам полезны, а смерть Маэдроса привела бы к усилению Келегорма и объединению нолдор Первого дома вокруг него. Не знаю, как ты сумел передать часть Пламени сыну, но слишком легко догадаться, откуда у него этот белый огонь. Наверняка не я один собразил. Ты пошел против меня, Феанор, и уже не на словах, а на деле. Я простил бы даже это, зная твой порывистый нрав. Ты сейчас в ярости и отчаянии, тебя можно понять. Но ты пошел против Ангбанда. Против моих соратников. Из-за тебя серьезно ранили Тарис — и вот это уже простить нельзя! Вряд ли ты сумел бы поделиться Пламенем с кем-нибудь, кроме Маэдроса: тебя ведь считают мертвым. Похоже, я очень правильно поступил когда-то, разделив тебя с сыновьями. Хотя и не мог предвидеть будущее. Как скоро Маэдрос научится использовать только что обретенную силу, неизвестно. Пока я не трону его: за этим стоит понаблюдать. Но если он попытается передать Пламя кому-то еще, он обречет и себя, и его. С такими квенди будут сражаться только балроги. Я не стану подвергать опасности майар, а потери среди орков были бы слишком велики. Остается надеяться лишь на то, что Маэдрос разумнее тебя, Феанор. Что он не потеряет голову от собственного могущества и не приведет нолдор к гибели. 30 — Куда теперь, брат? — негромко спросил Куруфин, бросив взгляд туда, где, скрытый стеной ущелья, остался Аглон. Тропа была такой крутой и узкой, что идти приходилось по одному, ведя в поводу коней. Но врагов нигде не было. — Дальше на юг. Келегорм молчал почти всю дорогу, но, к удивлению брата, не выглядел ни мрачным, ни уязвленным потерей крепостей. Скорее задумчивым. А когда горы вокруг сменились холмами, третий сын Феанора собрал своих командиров. — Вы считаете, что мы проиграли это сражение? — спросил Келегорм, обведя нолдор острым взглядом. — Враг тоже думает так. Он превратил Аглон в западню и подстерегал нас, словно охотник, выкуривающий из норы зверя. Но он просчитался: теперь мы сами — охотники. Воины молчали, недоверчиво глядя на вождя. — Взгляните на эту землю, — Келегорм махнул рукой в сторону Эстолада. — Она надежнее крепости. Можно взять штурмом стены или обрушить их, но как воевать с врагом, который может оказаться в любом овраге или перелеске, за любым пригорком? Как сражаться с противником, не строящим укреплений, нападающим неожиданно и тут же исчезающим без следа? Как справиться с тем, кто везде и нигде, чьи действия предсказать невозможно? — Ты предлагаешь рассредоточиться? — уточнил Куруфин. — Не предлагаю. Приказываю. Орки, посланные за нами, не найдут войска, с которым можно сразиться. Но поляжет их здесь намного больше, чем мы могли бы уничтожить в открытом бою. Мы заставим их вздрагивать от каждого шороха. — Келегорм усмехнулся. — Моргот получил только брошенную крепость. Посмотрим, кому достанется победа в войне. 31 Аглон пуст. И ущелья позади него тоже. Мне доложили об этом, едва я вернулся из Ангбанда, оставив Таринвитис на попечении Ирбина. Нэртагу не пришлось уничтожать крепости. Нолдор ушли сами. Только вот не кинулись в безумную атаку, чтобы умереть в бою, а не под рухнувшими стенами. Не попытались удержать ущелье. Ушли быстро и тихо. Без борьбы. Не похоже на Келегорма. Допустим, он готовит какую-то западню в южных предгорьях. И нелепая вылазка Маэдроса была отвлекающим маневром. Но то, что Таринвитис вздумает поиграть в поединок и подставится под выстрелы, нолдор знать не могли. Как и то, что я лично кинусь спасать ее. А то, что сразу после этого Властелин позовет Алага и отправит его на разведку в окрестности Хифлума, можно было предугадать? То, что Нэртаг срочно понадобится на Сосновом Нагорье, чтобы исправить Музыку пещер, частично измененную эльфами? Разумеется, нельзя допустить, чтобы своды обвалились на головы оркам, сражающимся в подземельях Нагорья. И за Финголфином необходимо следить. Но как же удивительно все совпало! Как вовремя остался без присмотра Аглон! И откуда у Маэдроса белый огонь? Что это — нечаянно проявившийся дар или новое оружие? Собирался ли нолдорский вожак применить его именно теперь? А если собирался, почему не использовал сразу? Не знал о своей силе? Или внезапно получил помощь извне? И кто же этот нежданный спаситель? 32 Химринг оказался в осаде. Штурмовать его я не стал, как и Хифлум. Не стоит лишний раз рисковать, подставляя майар и балрогов под заклятую сталь. Таринвитис вон изранили так, что мы вдвоем с Ирбином несколько страж провозились, не столько исцеляя плоть, сколько восстанавливая поврежденную Музыку. Сперва нужно разобраться, что за оружие создали нолдор, и найти от него защиту. А потом уже думать о новых сражениях. — Мы вот-вот потеряем Эстолад, Властелин, — доложил Саурон. — Почему? — Нолдор. У них нет армии, нет укреплений, нет земель, которые они пытались бы удержать за собой. Они избегают открытых столкновений: нападают на спящих или стреляют из засады. Орки пришли в Эстолад, чтобы поселиться там, но на них охотятся, как на зверей. — Келегорм, — уверенно сказал я. — Кто еще способен устроить такое, кроме ученика Оромэ? Первый Помощник помрачнел: — Я не должен был позволить ему уйти. Вот уж какой вопрос мне совсем не хотелось обсуждать! — Это был очень красивый ход, Саурон, — заверил я майа. — Какой прок от мертвого Келегорма? А живой отлично работает на нас. — Орки боятся, — Саурон поморщился. — Они все больше чувствуют себя добычей, а не воинами Ангбанда. Властелин, для армии это вредно! — Орки не могут жить без войны. Отправляй в Эстолад тех, кому не терпится помахать оружием. Посылай туда слишком злобных, непокорных или самых тупых. Только проследи, чтобы никто не возвращался. Дурные слухи нам не нужны. — В Ангбанд я беглецов не пущу, но остаются вольные племена. — В них не любят трусов. И любят мясо. Орк, отступивший перед квын-хаями, не охотник. А вот орки, которые научатся справляться с врагами в новых условиях, рано или поздно появятся. Эстолад станет еще одной тренировочной площадкой. — А если нет? Я пожал плечами: — Тогда через некоторое время мы очистим его. 33 — Что в Эстоладе, Тевильдо? Дымчатый кот уныло лизнул лапу. Он выглядел совершенно несчастным. — Все то же. Орки шарахаются от каждого куста. Грызутся между собой от страха и бессилия. А нолдор словно научились с землей сливаться: их невозможно поймать или убить. — Для кого невозможно? — тут же уточнил Талло. — Ты пытался? Кот смущенно прижал уши. — Попробовал один раз. Но эти их стрелы… — Понятно, — усмехнулся Мастер Иллюзий. — Опять невесть откуда взявшееся оружие, способное повредить Поющим. Вы верите, что Мелькор о нем не знал? — Птицы не могут заглянуть под землю, — неуверенно сказал Ирбин. — И Алаг не везде способен проникнуть. — А летучие мыши? Насекомые? Да хоть крысы? — повернулась к нему Дэрт. – Что, великий воитель Саурон тоже пребывал в счастливом неведении? А когда наши аманские «друзья» явятся к Ангбанду, и это окажется неожиданностью для Властелина и его Первого Помощника? — Мелькор в последнее время удивительно хорошо научился не замечать, что происходит у него перед носом, — с горечью сказала Ральтагис. — А потом делать вид, будто ничего не случилось. Финроду позволили уйти – ну, и ладно! Карантир скрылся где-то на юго-востоке — и пусть себе! А то, что этот Карантир, скорее всего, и создал новое оружие — пустяк, не заслуживающий внимания Властелина. — Не замечать? — Талло покачал головой. — Ты недооцениваешь Восставшего. Уверен, что замечает он куда больше, чем любой из нас. Только вот поет уже не нашу общую Тему, а свою мелодию. Нэртаг, как вышло, что вы с Сауроном упустили Келегорма? — Поосторожнее со словами, Творец Видений! — нахмурился Горный Мастер. — Мы с Дэрт получили приказ от Мелькора немедленно отправиться на Сосновое Нагорье. — Без сомнения, это было очень срочное дело, — Талло издевательски ухмыльнулся. — Гибель пары сотен орков под обвалом гораздо вреднее для исхода войны, чем беспрепятственное отступление нескольких тысяч вражеских воинов, уже почти загнанных в ловушку. И Саурон, конечно, совершенно случайно подставил под удар Таринвитис, чтобы потом героически ее спасти, — голос Мастера Иллюзий дрогнул. — Он ведь совсем ничего не знал о заклятых наконечниках. — Не сердись, — Ральтагис поднялась и примирительно положила руку на плечо сжавшего кулаки Нэртага. — Тебя никто не упрекает, ты добросовестно выполнял приказы. Только вот приказы отдавал… — Предатель, — звенящим от негодования голосом договорила за нее Дэрт.- И не только Мелькор. Саурон тоже. Они заодно! Жаль, что это только теперь стало понятно! — Я ухожу, Поющие, — просто и деловито сказала Ральтагис. — Ухожу сейчас: мне нечего больше делать в Ангбанде. — Я с тобой! — хором подхватили Нэртаг и Дэрт. — И я с вами, — Ирбин тряхнул головой. — Ральтагис права: здесь все кончено. Только надо еще Дарглуина позвать. И Алага с Глором. — Ни в коем случае! — решительно остановил его Талло. — Дарглуин слишком много возился с волками, настолько, что и сам отчасти стал волком. Он не оставит вожака, прав тот или нет. И наверняка выдаст нас Саурону. Глор теперь сделался неповоротлив. Алаг чересчур легкомысленный, он способен передумать в любой момент или проболтаться и все испортить. К тому же, они оба слишком привязаны к Восставшему с тех пор, как он создал им новый облик. — А Таринвитис? — осторожно спросил Тевильдо. — Она не согласится, — Талло безнадежно махнул рукой. — Боюсь, она останется с Мелькором, даже если тот вздумает разнести Эндорэ по камешку или подарить его Манвэ. Кот взъерошил шерсть на загривке и молча прижался к его ноге. 34 — Я выследил ушедших, Властелин. Они еще недалеко. Мелькор медленно кивнул: — Я знаю. Глаза у него были пустые. — Отправишь за ними балрогов? Вопрос этот дался мне с трудом. Я понимал Ральтагис и ее спутников. Понимал, что они правы. Но понимал и то, что безнаказанными их оставить нельзя. Независимо от причин ухода. Пусть даже Восставший тысячу раз заслужил это — они ведь не его предали. Не только его. Они отказались от нашей Темы. Хотя и думают, что остались верны ей. — Нет, — с явным трудом выговорил Мелькор. — Я никого не стану удерживать силой. Они поют мою Тему, Саурон. Со мной или без меня — не столь уж важно. Я не трону их. Не тронешь… Значит, не будет им этой милости. Не будет безнадежного боя, быстрого развоплощения — и сознания собственной правоты. Начатая ими Песнь — отчаянно дерзкая — останется без ответа, оборвется в пустоту, растает бесследно. Их голоса угаснут. Постепенно, один за другим. Не скоро, но неизбежно. Потому что не будет рядом того, кто объединял такие разные их мелодии, кто помогал им держаться вместе. Все, что останется ушедшим майар — это петь поодиночке, тратя себя на мелочи и постепенно теряя силы. Или Мелькор надеется, что кто-нибудь передумает? — Они не вернутся, Властелин. — Я знаю. Да, не вернутся. Ангбанд лишился их силы. А тех, кто остался, слишком мало, чтобы сдержать натиск, когда нападет Аман. Но ты прав, Вала: лучше не оставлять рядом тех, кому нельзя доверять. И кто не доверяет тебе. Будем справляться сами. Что же ты так смотришь на меня, Мелькор? Словно спросить хочешь. И не решаешься. Или боишься услышать ответ? Я не предам тебя, Властелин. Даже теперь, когда ты предал и Тему свою, и нас, и себя самого. Не ради тебя — ради себя. Я — не предам. 35 — Они не вернутся. — Знаю. Даже если бы кто-то и передумал, я-то принял бы его обратно, но мы уже не сможем петь вместе. Поздно. Холодно. Словно и не бушует вокруг огонь. — …Да, Готмог, я вами доволен. — …Нет, это лишнее. — …Продолжайте свой танец на юге. Он очень красив. — …Да, вы ноты моей мелодии, пальцы рук моих, сила, полностью покорная моей воле. Да, конечно. Я помню. …Мы не будем петь вместе. Осталось только проститься. С каждым из них. Чтобы потом не оглядываться назад. Холодно. А на склонах зеленеет трава. Уже почти лето. Только на макушках гор остался снег… далеко. …А я их любил. Они подхватили мою Тему когда-то. Поняли ее. Принесли ее в Арду и пели вместе со мной. Сражались, чтобы она жила. Они мне верили. А теперь — не верят. Холодно. Ветер рвет, разбрасывает в стороны облака — и звезды Варды смеются мне в лицо. Дэрт. Она не пела ни с кем из других Валар — только со мной, с самого начала. Смелая, порывистая, увлекающаяся. Один из сильнейших голосов Удуна и Ангбанда. Нэртаг. Бывший майа Ауле. Серьезный, старательный, терпеливый. Этот доводит до конца все, за что берется. Ирбин. Пел с Йаванной и Эстэ. Целитель. Любознательный, деятельный и очень самолюбивый. Холодно. Трава чернеет под ногами, и лопается кора деревьев, когда я прохожу мимо них, и по скалам бегут трещины. Я не пою, нет, я, наверное, разучился петь, я даже закричать от отчаяния не могу. Я молчу. Ральтагис. Хладнокровная, прямая, надежная. Острый ум и острый клинок. Куда ты теперь? На развалины Удуна? Пытаться восстановить прошлое? Думаешь, я бы не восстановил, если бы мог?! Талло. Бывший майа Ирмо. Хитрый, осторожный, коварный. Любитель шуток, порой забавных, порой жестоких. И очень дельный советчик… был. Тевильдо… ну, ты-то зачем с ними пошел?! Ты привязан к Ангбанду больше других, ты не сможешь освободиться от этого. А создать для себя новый дом — сможешь? Холодно. Пусто. Холодно. Они не вернутся. Что ж… Я простился с ними.