Страна радуг

Им удалось поселиться недалеко от моря, в маленьком домике на набережной у одинокой старой девы, тетушки Рахиль, которая жила тем, что обучала соседских девочек игре на лютне. Она если и не с восторгом приняла постояльцев-католиков, то по крайней мере, без неприязни. Дама была уже в том возрасте, когда вопросы веры постепенно отходят на задний план в преддверии Вечности. Да и Шарль-Анри, очаровательный белокурый малыш, невероятно ей полюбился. Со временем все хозяйственные заботы легли на плечи Анжелики, чему она в принципе была даже рада, ведь мирные домашние хлопоты напоминали ей о том, что она больше не мятежница, а женщина, предназначение которой не разрушение, а созидание. Ближайшими их соседями были Берны, большое гугенотское семейство, состоящее из мэтра Габриэля, его детей и многочисленных родственников. Флоримон тут же подружился с Мартиалом, старшим сыном Берна, таким же увлеченным путешествиями и дальними странами шалопаем, а Шарль-Анри - с Лорье, тихим испуганным мальчиком, которому юный маркиз покровительствовал. Анжелике же по нраву пришлись добрососедские разговоры со словоохотливой Ревеккой, служанкой мэтра Габриэля, и тетушкой Анной, ученой старой дамой, увлекающейся математикой и физикой. Была еще Северина, девочка-подросток, неуступчивая и упрямая реформистка, по началу с настороженностью относившаяся к новым соседям-католикам, но постепенно и она попала под обаяние Анжелики, которая старалась быть участливой и внимательной ко всем. Мэтр Берн был вдовцом и в его доме явно не хватало женской руки, а его детям - матери. И сердце Анжелики внезапно раскрылось навстречу этим людям, прямым и открытым, так похожим на Рамбуров, которым было суждено погибнуть в ту ужасную ночь, когда на Плесси напали драгуны короля. Она стала часто заходить в лавку, которую держал мэтр Габриэль, испытывая странное волнение, видя его плотную массивную фигуру, склонившуюся над конторкой с документами. Она думала, что с такими широкими плечами и упрямым взглядом он скорее должен был стать покорителем морей или воином, но никак не купцом в строгом черном костюме. Анжелика заметила, что он радуется, когда она приходит, и оставляет все дела, чтобы самому обслужить ее. Его внимание было ей приятно, и она стала ловить себя на мысли, что если бы он позволил себе немного смелее проявлять свои чувства по отношению к ней, она не была бы против. Постепенно мысли об Америке стали отодвигаться на задний план. Ей нравилась Ла-Рошель, ее тихая и спокойная жизнь здесь, и... мэтр Габриэль. Флоримон же мрачнел день ото дня и однажды без обиняков спросил, когда же они наконец покинут Францию. - Но, дорогой мой, разве нам плохо здесь живется? Впервые за несколько лет я дышу полной грудью и почти счастлива. Будет ли нам так же спокойно в Америке, не совершим ли мы ошибку, покинув родину наших предков? - По-моему, мама, тут дело в другом. Я спрашиваю себя, не забыли ли вы, что еще совсем недавно оправлялись на Средиземное море, чтобы найти моего отца и вашего супруга, а теперь с такой легкостью предаете память о нем, оказывая знаки внимания этому... Берну. Анжелика вспыхнула. - Да как ты смеешь судить меня? Я сделала все, что могла, чтобы найти Жоффрея, но увы, он умер. Понимаешь? Умер! - Нет, мама, ты ошибаешься. И в один прекрасный день я найду его. А через несколько недель Мартиал отправился ночью в Голландию на голландском корабле, и Флоримон вместе с ним. Но суда королевского флота перехватили этот корабль в открытом море, недалеко от острова Ре. Юных пассажиров арестовали, вернули на сушу и посадили в крепость Людовика. Это известие поразило всех, как пушечный выстрел. Сын мэтра Берна в тюрьме! Одна из самых достойных семей Ла-Рошели так унижена! Мэтр Габриэль отправился сейчас же к господину де Барданю, королевскому наместнику, но утром не мог получить у него аудиенцию. Ему удалось только повидать насмешливого, не поддающегося уговорам Бомье, президента королевской комиссии по религиозным делам и помощника Барданя. День ушел на хлопоты, но ничего так и не прояснилось. Вечером Габриэль Берн вернулся домой усталым и бледным. Анжелика была там и бросилась к нему навстречу. Флоримона уже отпустили, а вот судьба Мартиала была пока не определена. - Какие новости, мэтр? - ее голос дрожал от волнения. - Мне сказали, что бегство является преступлением, подпадающим под самый безжалостный закон. Ведь уже отправляли на виселицу протестантов-путешественников, застигнутых на пути в Женеву. Анжелика вскрикнула и зажала рот руками. - Что с вашим сыном? - спросил Берн. - Его пожурили и выпустили, узнав, что он не принадлежит к вашей вере, - с чувством какой-то неловкости ответила Анжелика. - Мне так жаль, мэтр Берн. - Это хорошая новость, - Габриэль тяжело опустился в кресло у камина и прикрыл глаза рукой. Анжелика смотрела на этого сильного мужчину, который сейчас был буквально раздавлен арестом сына, и твердо решила вызволить Мартиала. У нее была одна идея, как это сделать. Утром она отправилась во Дворец правосудия, где очень уверенным тоном потребовала приема у королевского наместника, графа де Барданя. Когда она вошла к нему в кабинет, он поднял глаза от бумаг и на секунду застыл, любуясь молодой женщиной. Почему он раньше ее не видел? Кто она, эта красавица в строгом чепце и темном бумазейном платье? Он поспешно встал и предложил ей присесть. - Чем обязан? Мадам... - Сударыня Анжелика, - она слегка улыбнулась. - Хорошо. Чем обязан, сударыня Анжелика? - Вчера были арестованы два мальчика, которые пытались сбежать в Голландию. - Да, одного отпустили. - Моего сына, Флоримона. А второго, Мартиала, продолжают держать под стражей. Почему? Бардань откинулся на стуле и побарабанил пальцами по столу. - Это очень неприятная история, мадам. Боюсь, я ничем не смогу помочь ему. Анжелика закусила губу. - Мальчики лишь мечтали стать путешественниками, ничего дурного они не замышляли. Их порыв не имел никакого отношения к религии, уверяю вас. - Насчет вашего сына я не сомневаюсь, но вот Мартиал Берн... - Я могу поручиться за него, - она обратила к Барданю взволнованные глаза. Наместник короля сглотнул. Боже, как же она была хороша! - Мадам, вы понимаете, что защищая гугенотов, вы ставите под удар свою репутацию? Анжелика вскочила. - Я защищаю детей, понимаете? Детей! Глупых, неразумных, все преступление которых состоит в том, что их манят дальние страны! - Успокойтесь, присядьте, - он налил ей воды и обошел стол, чтобы подать стакан. - Выпейте, прошу вас! Что вы хотите, чтобы я сделал с этим мальчиком? Вернуть его отцу я не имею права. Анжелика лихорадочно размышляла. - А вы можете отдать его мне? Я католичка и постараюсь спасти эту юную заблудшую душу! - она говорила с таким жаром, что сама почти поверила в свои слова. А Бардань не мог отвести взгляда от ее сверкающих изумрудных глаз, прекрасного лица и белой полотняной косынки, спускавшейся с ее плеч и открывающей начало беломраморной груди, округлостей которой не мог скрыть корсаж из простой бумазеи. Когда она вошла — в этой темной одежде и в белом чепце, — ее можно было принять за служанку, но вот прошло несколько минут, и стало очевидно, что с ней надо обращаться, как с дамой. От нее исходила такая спокойная уверенность, она так свободно разговаривала, соединяя сдержанность высшего общества с милой простотой, что любому собеседнику было с ней легко. Она обладала какой-то чарующей прелестью, мгновенно покоряющей любого, кто общался с ней. "В этой женщине есть какая-то тайна!" - сказал себе Бардань, и от этой мысли у него пересохло горло и вспотели ладони. Его неудержимо притягивали эта гладкая шея, плечо, под которым угадывалась мягкая выемка, и к которой хотелось прижаться губами. Никогда еще ни одна женщина не возбуждала в нем такого порыва чувственности, таких увлеченных мечтаний. Увидев, с какой жадностью мужчина смотрит на нее, Анжелика смутилась и прошептала: - Так что, господин Бардань, вы согласны на мое предложение? Он чуть было не спросил "Какое?", но вовремя спохватился. Эта женщина сводила его с ума. Конечно же, речь шла о юном Мартиале. Анжелика продолжала: — Мальчика можно доверить мне… Так делается, как мне говорили. Когда возникает необходимость забрать протестантского ребенка от родителей, его передают на воспитание кокой-нибудь добропорядочной католической семье. Это мера гуманная и в то же время вполне здравая. Бардань просиял. — Ну как же я сам раньше не подумал об этом! Это великолепный исход! И Бомье не посмеет ничего возразить, и мэтр Берн, со своей стороны, думаю, будет мне благодарен. Вы изумительны! Вы так же разумны, как прекрасны собой. Королевский наместник был в восторге, тяжесть спала с его плеч, а в этой удивительной женщине открывались все новые достоинства. Не в силах удержаться, он схватил Анжелику за талию и прикоснулся губами к ее шее, к тому самому месту, нежная линия и грациозные изгибы которого притягивали его непрерывно во время их разговора. Анжелика отшатнулась, словно ее обожгли, и так быстро вырвалась из его объятий, что бедняга был совершенно озадачен. — Неужели я вам до такой степени неприятен? — пробормотал он. - Дело не в этом, - проговорила Анжелика, настороженно глядя на него. - Просто... Просто... Я не ожидала подобной дерзости с вашей стороны. - Мадам, приношу вам свои искренние извинения. Но вы так красивы, что я просто потерял голову... - он взял ее руку и поднес к своим губам. - Вы позволите мне загладить мою неловкость? Она улыбнулась. - Возможно... Так мы договорились насчет Мартиала? - Да, его немедленно выпустят и сопроводят в ваш дом. Где вы проживаете? Анжелика назвала адрес. Он кивнул. - Я навещу вас в самом скором времени, сударыня Анжелика, чтобы... проверить, насколько удачно вы будете справляться со своими обязанностями в отношении юного Берна. Вы же не против? Анжелика ничего не ответила, но бросила ему весьма красноречивый взгляд на прощание. Мужчина не особо привлекал ее, но его стоило держать у себя в друзьях. Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула и поспешила к мэтру Габриэлю с радостной вестью. Она так желала как можно скорее увидеть на его лице выражение сдержанной радости от столь счастливого разрешения ситуации, что не заметила двух мужчин, которые преследовали ее. — Эй, красавица, что ты так торопишься? Она бросила взгляд через плечо, и двое идущих за ней очень ей не понравились. В поисках помощи она оглядела фасады домов, мимо которых проходила. К счастью, она была уже недалеко от складов мэтра Берна и видела вдалеке широко распахнутые ворота из светлого дерева. Она ускорила шаг, не отвечая на скабрезные комплименты своих преследователей. До спасительных ворот оставалось всего несколько шагов, когда один из мужчин схватил ее за руку и притянул к себе. — Не упрямься, милашка. Надо быть полюбезнее с двумя славными парнями, которые просят у тебя только улыбку, ну еще и пару поцелуйчиков. Не прекращая говорить, он наклонялся все ближе к лицу Анжелики. Она изо всех сил оттолкнула его и, размахнувшись, дала звонкую пощечину. Он на мгновение выпустил ее, схватившись за щеку. Она бросилась вперед, но другой успел схватить ее, а на лице получившего пощечину показалась злобная и торжествующая улыбка. — Держи ее, Жанно, все идет прекрасно. Мы сейчас позабавимся с этой недотрогой! Вдвоем они не давали ей шевельнуться. От жестокого удара под колени она пошатнулась и закричала. Ей зажали рот и торопливые руки стали развязывать корсаж. Она думала, что потеряет сознание, но устояла и отчаянно сопротивлялась, царапаясь и кусаясь. Ей удалось вырваться, и она в безумной спешке бросилась к воротам, споткнулась о камень, упала на колени и поползла, крича: — На помощь, мэтр Габриэль, спасите меня! На помощь! Они снова набросились на нее. Она боролась, как в кошмаре, с сознанием ужаса и своей полной беспомощности. Вдруг нападавшие пропали. Один, под воздействием неведомой силы, отлетел к стене, глаза его остекленели, он зашатался и мешком повалился на Анжелику. Из виска его хлестала кровь. Она с омерзением оттолкнула его от себя и увидела, что второй нападавший борется с мэтром Габриэлем. Купец превосходил того и ростом, и силой. Его кулаки молотили противника без жалости. Тот запросил пощады. — Хватит, — еле выговорил он. — Довольно, остановитесь… Купец неумолимо наклонился, еще раз ударил его и схватил за горло. — Нет! — прохрипел тот. Его дрожащие, ослабевшие руки пытались отвести крепкие, жилистые руки купца, сжимавшие его железной хваткой, конвульсивно дернулись еще раз и упали. Из разинутого рта человека вырвался хрип, его лицо посинело, а потом несчастный повалился, запрокинув голову, на булыжники мостовой. Купец внимательно оглядел его, медленно поднялся, подошел к другому, перевернул и бросил обратно в лужу крови, пробормотав: — Умер! Он ударился о болт, торчащий из стены. Тем лучше! Сударыня Анжелика… Она бросилась к нему, пряча лицо у него на груди. — О, мэтр Габриэль!.. Вы убили.. Вы убили этих двоих... Из-за меня… Он охватил ее и прижал к себе так крепко, что она на секунду задохнулась в его железных объятиях. — Не плачьте, прошу вас, успокойтесь... Все уже позади... — Я не плачу… Мне так страшно, что я не могу плакать… Но слезы лились из ее глаз. Рука купца осторожно опустилась на ее мягкие волосы, отливавшие золотом. — Ну, ну… Успокойтесь же, мой друг, моя дорогая… Он ласкал ее, как ребенка, и она вновь ощущала давно забытое и такое приятное сознание, что рядом с ней мужчина-защитник. Тот, кто встал между нею и опасностью, защитил ее, совершил убийство ради нее. Она отдалась этому чувству и громко разрыдалась, держась за могучую опору. Потом робко подняла свои затуманенные слезами глаза и встретила взгляд мэтра Габриэля... Словно во сне, она потянулась к нему и испытала невыразимое блаженство, когда он жадным поцелуем накрыл ее губы своими губами. В себя их привел голос управляющего, встревоженно интересующегося, что же здесь произошло, и что делать с убитыми. Мэтр Берн осторожно выпустил ее из объятий. — Мы их зароем в соль, — проговорил купец. — Не в первый раз… В соли очень удобно прятать. Она сохраняет трупы до того времени, когда найдется удобный случай убрать их отсюда. Потом обернулся к Анжелике. - Пойдемте же. Вам надо привести себя в порядок.