Дефицит

BANNERS – Shine A Light

      У Павла был шанс увидеть Биг-Бен, прогуляться по узким улочкам утреннего и туманного Лондона. Свободно вдохнуть режущий лёгкие морозный февральский воздух.       У Миши был последний взнос, достаточно денег и не очень надёжный человек для транша.       У Пашиных «друзей» было много оружия, злобы и желания прикончить должника.       А у Алисы не было ничего. Совсем. «Хватит ломать, строй!», а жизнь ко дну идёт. Жаль, что из подаренного Мишей Lego нельзя построить себе счастливую жизнь. Как ни старайся, а выходит всё тот же проклятый Лондон.       Душат слезы. Всех и каждого. У Куликова брата старшего нет больше — сидит, сжимая кулаки, пытается сдержать свои чувства, но когда это получалось? У Загорской отец не угомонится, а чёртова вторая половинка сбежала невесть куда.       Сидят на разных концах города, оплакивают самих себя. Сердца рвутся на части, жгучие слёзы просятся наружу. Горит всё огнем, а гордость масла подливает. Хочется выключить чувства, окунуться в море спокойствия, да потонуть там кораблём с пробоиной.       Перед Алисой «килограмм» израильских жучков. Перед Мишей фотография убитого брата.       Им обоим нет дела до чужих проблем. Хочется быть беспечными эгоистами, покончить со всеми делами. Думают, что лунная ночь скрывает все тайны. Миша плачет, как маленький ребенок, закрывает лицо руками, болезненно стонет, утопая в воспоминаниях. Алиса на колени падает, беспомощно колотит руками по голому асфальту. Промокла от дождя, пластмассовые детали топчет, пинает красочную коробку.       Он говорит, что скучает, когда хочет сказать, что ему плевать. Она говорит, что любит, когда хочет сказать, что ненавидит.       Диагноз: всеобщая оговорка по Фрейду.       Строй, а не ломай. А жизнь всё рушится и рушится. Не дают покоя старые раны.       Переизбыток боли и новая доза успокоительного вперемешку с обезболивающим. Дурманящая пелена викадина, окутывающая разум.       Загорская говорит всем, что жизнь не остановилась на этом парне. Старается доказать это всем, но не получается. И причина этому то, что сама не верит.       Жизнь не остановилась на Куликове, она права. Но на нём остановилось её сердце. Оно искало пристанища в бесконечных туннелях жизни, а нашло лишь разбитую в хлам станцию, которую грех назвать чьей-то жизнью.       Она поселилась в его сердечной мышце. Рёбра держали её похлеще железных прутьев, но она и не пыталась вырваться.       Алиса ищет место, где сердце спрятать можно. Миша плюёт на свои приоритеты, вызывается быть сыщиком по вызову, словно мальчишка на побегушках. Прочёсывает весь Лондон, от знаменитых клубов и до подпольных казино и «домов» наркозависимых.       Ему тоже стоит там поселиться, он жутко зависим от хрупких девичьих плеч. Ее улыбка для него — доза внутривенно. Дебильная улыбка в ответ на её сдвинутые брови и поджатые губы.       Алиса сидит на мокром асфальте, бесцельно жуёт фильтр ментоловой сигареты. Трясутся перевязанные бинтами руки — не стоило сжимать острые осколки деталей конструктора.       Миша прижимает её к сердцу, а Загорская продолжает бить его кулаками, сделанными будто изо льда, кричит что-то бессвязно. Пульсирует боль в руках, передаётся импульсами из ноющего сердца.       Куликов не хочет больше ничего чувствовать, когда она утыкается ему в шею носом, дышит прерывисто, щекоча нежную кожу. Миша целует в макушку, вдыхая удушающий запах сигарет.       Она бросит курить. Он больше не сбежит. Но переизбыток боли будет преследовать их всегда, наступать на пятки, рвать нежную кожу щиколоток своими оковами.       Миша Кажется знает ключ от этих кандалов – сжатое в руке кольцо матери греет душу.       Алисино «да» – не привычная оговорка по Фрейду, которую она вопит в пустоту, это шёпот-откровенность между сжатыми простынями и дрёмой.