Тата

Обычно в понедельник у меня был выходной, но не сегодня. Срочно вызвали на работу. Детский интернат для слабовидящих детей проводил благотворительный ежегодный открытый концерт. Нас пригласили снять это мероприятия. Им приятно, а нам сюжет. Плюс актуальная проблема. Детская тема всегда нравилась мне. Может потому что у меня росла дочь, а может, потому что все дети были искренние, чистые, а тем более детки с какими-то проблемами. Поэтому я вызвался добровольцем на съемку. Пришлось ехать не со своей бригадой, а со съемочной группой Артёма, моего конкурента, но по совместительству он еще и был моим коллегой. – Андрей, – обратился я к оператору, – на перебивки отсними, как детки играют. А я пойду с директором поговорю. – На камеру говорить будешь или так, для себя? – учтиво спросил Андрей. Мне он нравился, и как оператор, и как человек. Мой Валерка был не такой. Мой Валерка был раздолбаем, таких как он еще поискать надо было. Несколько раз Валерка приезжал на съемку с жутким похмельем, или еще в состояние легкого опьянения. Иногда он забывал захватить флеш-карты, иногда не до конца подключал микрофон, иногда снимал криво. Но это был мой Валерка. Да, Андрей был иным. Он никогда не опаздывал на съемку, во всех его вещах был жесткий перфекционизм. Шнурочек к шнурочку, колонка к колонке, карты лежали в порядке памяти и прочее. Но с ним было скучно. Пока мы ехали до детдома он не произнес и слова. Валерка бы уже рассказал историй пять из жизни. Или просто что-то да выдумал бы. – Лариса Павловна? Здравствуйте. Сергей Гудков, корреспондент «РуссНьюс», можно? – Проходите-проходите, – директриса – тучная дама лет пятидесяти пяти, но с добрым лицом. – Мы вас ждали. Там еще какой-то региональный канал должен приехать. Но они чего-то трубку не берут. Как так, обещали же… – Не расстраивайтесь, мы сделаешь хороший репортаж, – заверил я.– Расскажите мне о вашем детдоме. – У нас Интернат. В детском доме отказники, в нашем же интернате для слабовидящих деток есть и те, у которых и мамы, и папы, и куча родственников, но либо финансовое положение не позволяет дома держать такого ребенка, или кто-то работает все время. А знаете, за такими детками особый уход нужен. Даже обстановка в квартире – меньше острых углов, специальная мебель. У вас есть дети? – Да. Дочь. – Вот, вы должны понимать как за просто ребенком тяжело присматривать. Так и норовит куда – то влезть, а тут такие детки. Поэтому многих сюда привозят на учебу, но на каникулы забирают домой. Да и деткам тут легче, они не чувствуют себя другими, они в своем социуме, и им адаптироваться легче. Пойдемте, сейчас начнется концерт. В интернате находились разные детки. У кого-то еще оставалось остаточное зрение, кто-то был полностью слепой. Кому-то было лишь шесть лет, а кто-то уже был почти совершеннолетний. В зале присутствовали работники Интерната. Чьи-то родители, бабушки, дедушки. Просто неравнодушные прохожие. Детки пели, танцевали, показывали сценки. Но одна девчушка поразила меня. Ей было около десяти лет, она была слепой от рождения. Но она была необычная красивым ребенком – волосы цвета спелой пшеницы, кукольное личико, и гордая осанка. Всем видом эта девчушка показывала свое превосходство. Нет, не над сверстниками, а превосходство над своим недугом. – Марина Цветаева! – звонко произнесла она в микрофон. В зале тут же настала тишина. – Розовый домик. Меж великанов-соседей, как гномик Он удивлялся всему. Маленький розовый домик, Чем он мешал и кому? Чуть потемнеет, в закрытые ставни Тихо стучит волшебство. Домик смиренный и давний, Чем ты смутил и кого? Там засмеются, мы смеху ответим. Фея откроет Эдем... Домик, понятный лишь детям, Чем ты грешил, перед кем? Лучшие радости с ним погребли мы, Феи нырнули во тьму... Маленький домик любимый, Чем ты мешал и кому? Девчушка поклонилась. А зал молчал. И вдруг, шквал аплодисментов. Некоторые родители встали со своих мест. Кто-то кричал «Браво!». Я задумался, а ведь стихотворение было вовсе не о домике. После концерта подошел к этой девочке. Она стояла с директрисой и какой-то женщиной. Директриса меня заметила. – А вот это Сергей, – Лариса Павловна замешкалась, – как вас по отчеству? – Просто Сергей. – Отрезал я. – Привет. – Сел на корточки около девчушки. – Как тебя зовут? – Лера, – просто выпалила девчушка. – Очень приятно, я – Сергей. Я журналист, сегодня снимал про вас репортаж. – Интересно это наверно, – пробормотала она. – И его покажут по телевизору настоящему? – Конечно! Твои родители увидят тебя на экране. Ты так чудесно рассказала стихотворение. Все обалдели! Многие повставали со своих мест! Моя дочь тоже занимается в театральной студии, но ей есть еще куда расти. Ты большая молодец! – Спасибо. – Кратко бросила девочка.– Можно я вас потрогаю? – неожиданно попросила Лера. Я с недоумением посмотрел на Ларису Павловну. – Она так знакомится с человеком. Лерочке так проще, – пояснила директриса. – Хорошо, – согласился я. – Что делать? Но мне никто не ответил. Лера протянула руку к моему лицу. Провела по волосам, потрогала нос, губы, несколько раз провела по подбородку. Так как я не побрился, то щетина колола нежную ручку девочки, она улыбалась. – Вы, наверно, худой, – после «осмотра» выпалила девчушка. Я улыбнулся и кивнул. Опомнился, что она не видит этого. – Да. – Согласился. – А еще у вас глаза добрые. – Добавила Лера. Я удивленно посмотрел на директрису. Та улыбнулась: – Лера никогда не ошибается в людях. – Я хотел еще побеседовать с этим уникальным ребенком, но к нам подошла воспитательница и забрала девочку на обед. – До свидания. Удачи вам, – на прощанье сказала Лера. Я ничего не ответил. Грустно всё это. *** После съемок сразу поехал в монтажку. Хотел быстрее сделать материал и выпустить в вечернем эфире. Быстрее хотелось всем показать про этих необычных детей. Ребята поддержали мое рвение, поэтому сам Дмитрий – главный монтажер, сел за работу. Я писал текст, Галя вызвалась мне помочь. К четырем часам все было готово. – Аркадий Семенович дал добро на вечерний выпуск. Сместили чуть инфу, про огородников в шесть кинем, – сказала Галя. – Спасибо, я знаю, что ты чуть надавила на шефа, – поблагодарил я. – Чуть-чуть, – смущаясь, ответила Галина. В порыве я поцеловал девушку в щеку. Та залилась краской. Настроение было заоблачное.