Propemptikon

Προπεμπτικόν Древняя Греция, небольшая деревушка у подножия горного комплекса Олимп. Вечер. По пыльной дороге идет высокий темноволосый мужчина – КСАНФ. Его туника припорошена пылью, сложная застежка на плече, кажется, вот-вот оторвется. Он идет мимо небольших домиков и редких прохожих. У одного из домов он останавливается и заходит внутрь. Кухня. Небольшое пространство вокруг очага. Дом отапливается по-черному, на стенах – разводы копоти. На небольшой скамье у стены сидит МАТЬ КСАНФА – молодая женщина в опрятной тонкой тунике и с вышивкой на коленях. Она изредка помешивает суп в котелке над очагом. КСАНФ Здравствуй, мама. Женщина отрывается от работы и радостно улыбается. МАТЬ КСАНФА Здравствуй, сынок! Легок ли был твой путь домой? КСАНФ (садясь рядом на овечью шкуру) Легок, госпожа, благодарю. Хозяин был щедр, и завтра он принесет нам немного мяса и молока. МАТЬ КСАНФА Зевс милосердный, я знала, я знала! Сын, неужели и для нас, наконец, настали светлые времена? КСАНФ (улыбаясь) Настали, мама. Конечно настали. Он садится ближе и обнимает ее. Они негромко говорят и смеются. Огонь под котелком постепенно гаснет, солнце садится. Склон горы, пастбище. Невдалеке пасется стадо овец. В небе возвышается трехглавая вершина Олимпа. На траве в тени невысокого деревца сидят два пастуха. Один из них – Ксанф. Они смотрят за овцами и беседуют. КСАНФ Скажи мне, друг, почему все просители всегда отправляются в далекие земли, спрашивать оракулов и гадалок? Неужели они верят этим мошенникам и тому, что они говорят? ПАСТУХ Да что с тобой, друг? Как же иначе узнаешь ты волю богов, как не у оракула? КСАНФ Подумай, ведь они лгут нам! Они обманывают даже архонтов. Когда им выгодна война, они ссорят соседей, притворяясь, что этого хотят боги. А когда им нужен мир, они насильно вмешиваются в споры, грозя невиданными бедствиями за мнимое непослушание. Так как же ты можешь считать это волей богов? ПАСТУХ Ну… Если они даже архонтов обманывают, то это точно не нашего ума дело. КСАНФ Но если не нашего, то чьего же? Нет, мы не должны сидеть сложа руки, дожидаясь попутных ветров. Вот, что, мне кажется, мы должны сделать: мы соберем небольшой отряд, возьмем с собой воду, еду и теплые шкуры, запасемся мужеством и отправимся на Олимп! Пастух ошеломленно отшатывается. ПАСТУХ Да что ты такое несешь, Ксанф?! Как ты мог даже думать о таком? КСАНФ А что особенного в том, чтобы подняться и поговорить с богами? Раз уж здесь, на земле, не получается? ПАСТУХ Ты, верно, пересидел на солнце. Иди домой, проспись и прекрати богохульствовать. Ты и так достаточно прогневал олимпийцев, теперь жди несчастья! КСАНФ (поднимаясь) Не думал, что ты такой трус, друг. Что ж, в нашей деревне сыщутся храбрецы. Я все равно отправлюсь туда, с тобой или нет. ПАСТУХ Никто не пойдет с тобой, Ксанф, а в деревне лучше помалкивай об этом. Горячие головы никому не нужны. Ксанф упрямо наклоняет голову и, перехватив посох покрепче, идет к стаду. Пройдя несколько шагов, он замирает на месте и смотрит вверх, на трехглавую вершину горы. Пастух, оставшись под деревом, смотрит ему вслед. Рыночная площадь. Несколько человек окружают Ксанфа. Остальные жители без интереса проходят мимо. Ксанф растерян. Он протягивает руки к немногим окружившим его людям. КСАНФ Послушайте… Выслушайте меня. Мы должны это сделать. Должны отправиться туда и узнать… Прояснить себе все самые важные вопросы! Люди разъяренно кричат, некоторые толкают Ксанфа, и он едва не падает. Через пару секунд кто-то хватает его за плечо и вырывает из уже почти сомкнувшегося кольца разгневанных жителей. Ксанф узнает своего спасителя – это тот самый пастух. Они убегают с площади. Им вслед несутся проклятия. У дома Ксанфа они останавливаются. ПАСТУХ (тяжело дыша) Я… Пойду с тобой, если хочешь. Ты мой друг, и я не отпущу тебя на верную смерть… в одиночку. Но больше никому об этом не говори. КСАНФ Не стоит… Нет. Не ходи. Я выбрал это сам, и если уж и заслужил этим гнев небожителей, то пусть он обрушится на меня одного. Пастух молчит. Он смотрит на полного холодной, уверенной решимости Ксанфа и с трудом его узнает. КСАНФ Если я не вернусь через месяц… Позаботься о моей матери. И, если сможешь, помни меня. ПАСТУХ Обещаю! Они пожимают руки, и Ксанф заходит в дом. Раннее утро, несколько часов до рассвета. Ксанф выходит из дома и идет по дороге, поднимающейся в горы. За плечами у него мешок, на поясе шкура. Он аккуратно ступает на постепенно поднимающийся склон. Подъем не слишком опасен, но он все равно предельно внимателен. Прошло несколько дней. Ночью Ксанф останавливался, устраивая себе ночлег прямо на уступах и пригорках. Днем изредка охотился на птиц и зайцев. Наконец, утром он обнаружил большое плоскогорье почти на самом верху. Здесь было холодно и ветрено, но никаких небожителей и в помине не было. Измученный долгой дорогой, Ксанф садится на большой валун и долго смотрит на серый, почти отвесный склон одной из вершин – Митикас. Ему слышится чей-то неразборчивый шепот, и он вскакивает на ноги. Ночь застает его на склоне, посреди серых валунов. Двигаться дальше нельзя – очень опасно. В темноте он не может увидеть ни одного уступа, достаточно большого, чтобы он мог хотя бы встать на него двумя ногами. Ксанф оборачивается и смотрит вниз, но ничего не видит из-за низких, лежащих, кажется, у самого подножия гор облаков. Ксанф из последних сил, напрягая всю свою ловкость, продолжает карабкаться вверх, несколько раз едва не сорвавшись. Наконец, он оказывается на большом плоском камне и обессилено падает на спину. Он очень устал, но не может заснуть. В темном небе ему мерещатся старые сказки, жестокие и мертвые, которые только и ждут, когда он оступится. С рассветом он продолжает свой путь. Облака разошлись и, глядя иногда вниз, он счастливо улыбается: сверху видно огромную долину, несколько рек и деревушек, и горы, горы, горы… Он добирается до вершины незаметно. Еще минуту назад он стоял, ухватившись одной рукой за выступ над головой, и думал, куда поставить ногу, а теперь он сидит на самом краю безбрежного мира, на самой верхушке Митикас, в обиталище богов. Но никаких богов там нет. Ксанф растерянно оглядывается, чуть ли не шаря под камнями в поисках Громовержца-Зевса, Афины-Паллады и Владычицы-Геры. Но сказки оказываются всего лишь сказками, и вершина пуста. КСАНФ (кричит) Где же вы? Отзовитесь! Эхо разносит его голос, кажется, по всему миру. Он в отчаянии падает на колени и обхватывает голову руками. Он тихо плачет, сидя так, совершенно один, на самой вершине мира. Когда ему, наконец, удается взять себя в руки, солнце клонится к западу. Небо окрашено в ярко-алые цвета, солнце садится в темно-сизые тучи. Закат предвещает плохую погоду. Ксанф начинает спускаться. Ночь. Сильные порывы ветра обрушиваются на вжавшегося в скалу Ксанфа. Где-то, пока еще вдалеке, гремит гром. Ксанф пытается отыскать уступ, но неожиданно соскальзывает низ и катится по крутому склону. Чудом ему удается зацепиться за выступ на самом краю почти отвесного ущелья. Начинается дождь, и холодные капли смешиваются со слезами, застилая глаза. Ксанфу кажется, что он видит людей, склоняющихся над ним. Они высокие и прекрасные, и будто светятся в темноте непогоды. Но лиц не видно, вместо них – лишь чистое, слепящее сияние. Он тянется к ним изо всех сил, прося о помощи. И один из них подходит к обрыву, и взмахом посоха раскалывает скалу надвое. Начинается обвал, и Ксанф летит вниз, в пропасть, до последнего видя перед собой чистое, жестокое сияние. Утро после сильной грозы. На пороге дома в деревне стоит мать Ксанфа, прижав руки к груди. Она смотрит на горы. К дому подходит пастух, друг Ксанфа. Он оборачивается и тоже смотрит на горы. Издалека доносится тихий перезвон колокольчиков овечьего стада. ПАСТУХ (обращаясь к матери Ксанфа) Он обязательно вернется, госпожа. Он смотрит на нее, но она молчит. Пастух трогает ее за руку и повторяет с тревогой: ПАСТУХ Госпожа? Она переводит на него взгляд. Ее глаза полны слез, а голос дрожит. МАТЬ КСАНФА Конечно вернется. Он ведь хороший сын. Пастух вымученно улыбается и уходит. Мать Ксанфа стоит на пороге, едва заметно покачиваясь, и поет высоким, прерывающимся голосом напутственную песню, которой всегда провожают в дорогу доброго друга.