Ледяная

Кейтлин не любила истерики. И пусть ее называли «напряженной» или «не умеющей расслабляться», это было только отчасти верно. Кейтлин предпочитала держать эмоции под контролем или хотя бы не проявлять их слишком очевидным образом, но это не значит, что она копила все в себе. Кейтлин могла сбрасывать напряжение. Иногда даже самым неоригинальным способом, напившись в караоке. С Барри. Барри. Которого не было уже три долгих месяца. Сезон? Квартал? Как не назови, количество дней не уменьшалось, а становилось только больше с каждой прошедшей ночью. Как и корка льда, покрывающая доктора Сноу с головы до ног. Фигурально выражаясь, конечно. Она все-таки не была ледяной скульптурой. Она просто себя ей ощущала. Казалось, все мысли и чувства остались внутри, с гулким эхом ударяясь о ледяной панцирь. Не пробиваясь наружу. Но, наверное, все же как-то отражаясь на этой стене, потому что Циско замечал. Не всегда. Но чаще всего. Ему тоже было тяжело. Вместе с Барри они умещались в уютный треугольник. А когда один исчез, они как будто остались без… ноги? Руки? Сердца? Выберите любой орган или часть тела, главное, что целыми себя ощущать больше не получалось. Иногда в СТАР Лабс заходила Айрис. Кейтлин не совсем понимала зачем. Все-таки кроме Барри их ничего не связывало. Может быть потому и заходила? Чтобы уловить то чувство присутствия Аллена, которое еще теплилось в лаборатории. Кейтлин раздражали ее посещения. Стыдно признаться. Хотя, в общем нет. Не стыдно. Раздражало то, что Айрис напоминала ей о том, о чем Сноу и без того ни на секунду не забывала. Даже во сне. О красной вспышке перед глазами, о ветре в волосах, о чертовом караоке. Раздражало то, что вскоре после исчезновения Барри в газете появилась статья о «пропавшем при загадочных обстоятельствах Флэше». Мертвый Эдди, черная воронка над головами, предположительно живой\мертвый Барри. (Выбрать по вкусу, не взбалтывать). Куда уж загадочнее. Кейт не понимала, откуда у Айрис хватало сил, чтобы просто ходить. Не говоря уже о том, чтобы писать. Писать о том, из-за чего погиб твой жених, исчез твой друг. Писать так, будто тебе известно слегка больше остальных. Да, писать про героев. Но что это? Дух журналиста? Ей самой после смерти Ронни едва хватало сил дышать. Или может Айрис так искусно отделяла Флэша от Барри? Как семечки от шелухи. Но как? Для Кейтлин Сноу всегда был просто Барри Аллен. Немного нелепый, смешной, добрый, бегающий быстрее скорости звука. Просто Барри. Не был, все еще есть. Ведь в их мире все возможно, так? Раздражало, что Айрис пыталась их… что? Подбодрить? Развеселить? У каждого человека свой способ справляться с горем. Может это был способ Айрис. «Простите, мисс Уэст, что не обладаю духом журналиста». «Простите, мисс Уэст, что у меня есть сердце» «Скажите спасибо, мисс Уэст, что я хожу на работу, общаюсь с людьми и жду». «Скажите спасибо, мисс Уэст, что я просто покрылась льдом, а не разучилась дышать». Циско тоже было некомфортно в обществе Айрис. Как ей было объяснить, что без одной из сторон это был уже не треугольник, а две прямые, протыкающие пространство под разными углами? Как раньше уже не будет, да и не надо как раньше. Мы уже видели куда это «раньше» привело. Кейтлин не любила истерики. Поэтому бездумно смотрела на экран телевизора, сидя на диване в квартире Циско. Он настоял на том, что они посмотрят «Гарри Поттера». Только магии в их и без того безумном мире и не хватало. Кейтлин не любила истерики. И вот почему. По ее ледяному панцирю пошли трещины. Сотни маленьких трещин, образовывая причудливые узоры и затапливая сознание почти физической болью. Как будто кожа трескалась вместе со льдом, выпуская горячую жидкость. Кровь? Слезы? Кейтлин взвыла и подскочила с дивана. - Ты издеваешься, да? Циско застыл с весьма нелепым выражением лица. Если бы не туманящая сознание боль, Сноу бы рассмеялась. - Ты специально? Рамон продолжал непонимающе смотреть на нее, только слабым намеком к его эмоциям прибавился страх. - Я не… - начал он. - Мальчик, который выжил? – истерически смеясь, спросила Кейт. Рамон молчал. - Зеленые глаза? – продолжала заливаться она. Нет реакции. - Шрам в виде чертовой молнии? – казалось, она сейчас захлебнется. Не то смехом, не то болью. - Гарри. Барри? – вдруг совершенно тихо и обессилено спросила Сноу и опустилась на диван. Циско потом долго что-то говорил и извинялся, но Кейтлин почти не слышала. Она прислушивалась к тому, как с тихим хрустом восстанавливается ее панцирь. Срастаясь как кости и становясь только толще. Трещины – это больно. Почти на грани. Она не хотела проверять что будет, если панцирь все же разобьется. Кейтлин боялась. Поэтому когда через неделю в СТАР Лабс зашел Барри Аллен, она не двинулась с места. Она мысленно поблагодарила его за эту предосторожность, потому что если бы он ворвался сюда красновато-оранжевым вихрем, Циско бы пришлось заметать осколки того, чем когда-то была доктор Сноу, чем в маленький совок. Вот так просто. И очень больно. Но он вошел, поэтому Кейтлин просто примерзла к месту. Пустила ледяные корни? Услышала звон чувств о ледяную корку? Он обнимался с Циско и что-то говорил, а Кейт думала только о том, что вот сейчас придется узнать насколько больно разбиваться. Одними трещинами тут не обойдется. Хорошо бы сперва разорвался алмазной крошкой мозг, потому что тогда боли не будет. Так ведь? «Сейчас и узнаю». Пронеслось панически в голове, отчаянно забилось под ребрами. Потому что он шел. К ней. До смерти оставалось три шага. Три… «Простите, мистер Аллен, я просто так рада вас видеть, что меня это убивает». Два… «Простите, мистер Аллен, просто я так давно об этом думала, что ваше физическое присутствие причиняет настоящую боль». Один… «Прости, Барри. Я такая трусиха. Так боюсь боли, что почти тону в ней». И вот его руки уже обвились вокруг ее тела. Кейтлин крепко зажмурилась, готовясь к холодно-обжигающей боли. Которая… не пришла? Было тепло. Снаружи. Внутри. Тепло затапливало все вокруг и наконец, полилось из глаз. Ей показалось, что она слышит тихое шипение. Ей показалось, что вокруг… туман? Пар? Пелена горячих слез на глазах? Ей показалось, что в его глазах пляшут красновато-оранжевые искры. В его руках боли не было. Это ей точно не показалось.