Kill The Night / Убить Ночь

Струя чернил расколола небо. Напуская на закат тень. Сжевывая солнце в очертаниях тьмы. Гнилым кружевом целовала дым облаков. Окрашивая их серым. Черным. Трупными пятнами. Обнажая первые клыки звезд, цепляющихся в плоть неба. Очертаниями багряных подтеков. Наступала ночь. Томно опускалась к подножью города. Нагло. По-хозяйски. Цепляясь за каждого, поглощенного в этом дыме. Парализовывала. Ночь подчиняла людей себе. Выворачивала души наизнанку. Оставляя голые пороки. Секреты. Тайны. Ночь была посланником. Восьмым грехом. Дочерью дьявола. Ночь выходила на охоту. Она играла с ними. Стреляя взглядом темных глаз в обрамлении длинных черных ресниц, она будто бы случайно спустила лямку платья с одного плеча, оголяя нежную кожу. Иссиня-черные волосы, волной спускающиеся по спине, блестели в слабом освещении клуба. Том подтолкнул брата локтем, кивнув на девушку. Тот ухмыльнулся, манерно выпустив сигаретный дым изо рта. Он прозвал ее Ночью. Ночь была одной из многочисленных шлюх, жаждущих денег и суррогата телесной любви. Билл смотрел на Ночь и видел грязь, видел десятки мужчин, прошедших через ее идеальное, товарное тело. Он знал это дело вдоль и поперек; желающих научить звездного мальчишку всем премудростям секса было очень много. Это было бесконечная очередь из накрашенных лиц, накачанных губ и голых тел. От каждого из них несло дешевыми духами и напускной самоуверенностью. Они думали, что их внимание радует его, еще неопытного, простого мальчика, проснувшегося однажды знаменитым. Тупые твари, не видящие дальше своего носа, они и представить не могли, как он их ненавидел. Ненависть пришла не сразу. Она озарила его клубным освещением, ослепила камерами. Заставила встать на колени и молиться у себя в комнате; одиночество раздирало его. Ночью он не был звездой - камеры выключались, визг фанатов оставался за пределом отеля, и он был один, совершенно один под настоящими, небесными звездами, пустая, никчемная оболочка, играющая свою роль. Настоящий Билл никому не был нужен. Их с братом окружали шлюхи. Билл ненавидел Ночь, и сегодня Ночь обратила на него свое внимание. - Как тебе? - с ленцой спросил разморенный Том, словно надеялся услышать от брата что-то новое. Младший пожал плечами, кривя губы. Очередная шлюха кидала на них сладкие, зазывающие взгляды, а он ощущал, как член в штанах съеживается от мысли о сексе с ней. - Хочешь ее трахнуть? - обратился он к Тому ровным тоном, будто спрашивая о погоде. - Кажется, хочу. Билл усмехнулся, глядя, как брат с трудом поднимается и направляется в сторону бара. Шлюха-Ночь встретила его широкой улыбкой. Она явно думала, что поймала ребят в свои сети. Том наклонился и что-то зашептал ей на ухо, касаясь черных, длинных волос, пробуя их на ощупь. Курящий Билл был уверен, что от ее волос пахнет лаком, и они жесткие, как проволока. Перед глазами стояла пелена, легкий дурман кружил голову, и было мерзко, невыносимо мерзко смотреть, как девица встает, ведомая его братом, идет за ним, как на невидимой привязи из жажды наживы и похоти. Том кивает ему, и Билл поднимается, в последний раз оглядывая клуб и выдыхая в него сигаретный дым. Смрад отпускает его, стоит ему выйти на улицу, наполненную свежим, холодным воздухом. Ночь идет за Томом, окутывая его предплечье своими тонкими руками. Звонкое цоканье каблуков отдается в висках пульсацией, и Биллу хочется заставить весь мир замолчать, заставить Ночь быть тихой, но она идет, идет в своей проклятой дешевой пародии на лабутены, сверкая красной подошвой, и даже не представляет, как отвратительно это выглядит для тех, у кого в кармане больше двух десятков долларов. Ночь безропотно садится в машину, залезая на заднее сидение, где к ней присоединяется Том. Билл - за рулем. Головокружение, слепящий свет автомобильных фар, и машина виляет, уходит в сторону от белой дорожной метки. Громкий гудок, и парень встрепенулся, моргая, прогоняя белую пелену. На заднем сидении недвусмысленные звуки, шорохи, вздохи безмолвной Ночи. Том, как всегда, не позволит шлюхе прикасаться к его губам. Продажные твари могли воображать, что обладают его телом - пусть всего на пару часов - но не имели права даже думать о большем. - Том, куда? Брат отвечает не сразу; дурман опутал и его сознание, а Ночь навалилась на него, душа запахом лака для волос и духов, и отнюдь не сверкая звездами. - Куда-нибудь, где никого нет, - хриплым голосом говорит Том, и Билл хмыкает, заворачивая на дорогу, ведущую в сторону леса. В лес. В черную пасть, готовую захватить их и проглотить без остатка, пережевывая продолговатый свет из глазниц их автомобиля. Раньше, в детстве, Билл верил, что все люди делятся на хороших и плохих. В его мире не было полутонов, только ясное осознание того, чего делать нельзя. Нельзя предавать. Нельзя не слушать свою совесть. Нельзя продаваться. Ночь постанывает, и от этих пошлых, тихих, но таких громких в салоне машины звуков ему хочется сблевать прямо себе на джинсы. Он знает, что брат, как всегда, будет предельно осторожен, уворачиваясь от накрашенных губ. Кривясь. Испытывая сомнительное удовольствие вперемешку с омерзением. Темнота леса поглощает их, окружает завесой, давит своей тишиной и мудростью. Билл в нирване, Биллу плохо и одновременно так хорошо, что он даже начинает находить смысл в происходящем. Том не имеет привычки нежничать с продажными девками, жестко нагибая их, хватая волосы в крепком захвате. Здесь, в салоне, этого сделать не удастся. Ночь не возражает, когда ее силой заставляют нагнуться к ширинке. Ее умелые пальцы знают свое дело, и Билл, остановив машину посреди непроглядной тьмы, около ряда деревьев, не позволяющих проехать дальше, какое-то время наблюдает за тем, что разворачивается прямо перед ним на заднем сидении. Руки сами тянутся в карман за пачкой сигарет, потому что хочется курить. Курить хочется больше, чем смотреть на то, как Том механично, как-то автоматически имеет Ночь в рот. Для этого не стоило приезжать в такую чащу. Ночь была бы согласна на все даже посреди улицы. Билл выходит из машины, оказываясь посреди оглушительной лесной тишины. Вдыхает сигаретный дым, и снова становиться хорошо, и в голове проясняется. Иррациональный страх отступает. Это всего лишь ночь, она скоро закончится. Отголоски одиночества. Дневной свет снова сделает Билла тем, кем он является вот уже много лет. Звездой. А пока... Пока на него обрушиваются настоящие звезды. Гигантские. Всесильные. Мертвые. Скрытые, потерявшиеся среди ветвей деревьев, густой изгородью заполнивших небо над его головой. Ночь что-то говорит, но Билл не может разобрать ее слов. Ему плевать, приятно ей или больно. Ощущает ли она в глубине души, какая грязь покрывает ее тело, видит ли в зеркале, выходя из душа, опустившуюся тварь? Ненавидит ли она себя, расчесывая свои черные, длинные волосы, насквозь провонявшие лаком? Знают ли ее родители, кем стала их милая, хорошая девочка? Как они ее теперь называют? Ненавидят ли они ее? Биллу становиться дурно от мысли, что бы сказала Симона, увидев их сейчас. Своих сыновей с распутной Ночью. Таких же грязных, заразившихся тысячами бактерий, отравляющих организм. Сигареты тоже отравляют, а еще укорачивают жизнь, как читал Билл в одной из умных статей. Можно подумать, ее не укорачивает бесконечная рутинная работа и беспорядочные связи. Лучше уж сдохнуть от сигарет, чем от какого-нибудь сифилиса - поэтому у Тома в кармане всегда найдется презерватив. - Билл, - зовет брат, отвлекая от потока странных мыслей. Кончик тлеющей сигареты кажется сейчас Биллу интереснее, чем близнец, закончивший с Ночью, но приходится развернуться и посмотреть в ответ. Тома почти невозможно разглядеть. - Будешь? - спрашивает Том будничным тоном, будто предлагает чашку кофе. Билл хмыкает. Несвежий товар в их машине уже изгадил кожаные сидения своим телом. Но Билл все же идет к машине, отдавая пачку сигарет брату по пути. Том недоволен - это так явно чувствуется по его раздраженным движениям, по резкому чирку зажигалки. Охота Ночи не удалась. Ей было невдомек, что Тома невозможно поймать в сети обольщения. Холодный, такой же мертвый, как и младший близнец - непостижимо далекий для простых смертных. - Возьми, - Билл кинул Ночи несколько купюр. Ночь нахмурилась. - Не надо, - сказала она хриплым, неожиданно низким голосом, и Билл подумал, что именно таким голосом и должна говорить ночь. А еще он подумал, что Ночь не может отказываться от денег, ведь ради этого она и приехала сюда. - Не страшно ехать с двумя парнями в лес ночью? - спросил он то, что хотелось спросить с самого начала. Эта мысль не давала покоя. Она была логичной и своевременной; и Билл, и Том знали цену собственной безопасности. - Дело ведь может не только сексом ограничиться. Ночь посмотрела на него черными глазами, в которых, если приглядеться, можно было разглядеть сияние звезд. - Я знаю, - глухо сказала она, оглушая этим внутренним сиянием, - но мне не страшно. А мне страшно. - Доиграешься, - напророчил Билл, отворачиваясь от нее. Закрываясь от звезд. От убийственного воздействия Ночи, от которой едва уловимо пахло парфюмом Тома. - Знаю. Возвращается Том, принося с собой аромат ночного леса и сигаретный смрад. И была дорога домой. Домой - в город, в королевство кривых зеркал и лживых улыбок. Шлюха-Ночь молчала. Грязные деньги лежали на ее голых коленях. Билла отпускало: он ощущал, как заканчиваются иллюзии, приносимые дурманом. Силы оставляли его, как всегда бывало с восходом солнца. Вместе с солнцем просыпалась жажда. Билл знал, что ненависть, кипящая в нем, снова поставит его на колени в собственной комнате, и он снова будет молиться, мечтая навсегда избавиться от нее. Ночь никогда не узнает, каково это - коснуться звезд на самом деле. Коснуться и быть выброшенным на орбиту в виде космических обломков. У Ночи был выбор, а у Билла его уже не было, и за это он ее ненавидел. Да, Билл ненавидел. И больше всех он ненавидел себя.