"Я люблю вас."

На прогулке Соня позвала к себе Тату, потому что узнала о гибели её отца и о конфликте с Мириам. Горчакова считала своим долгом помочь подругам помириться. — Соня! — крикнула Тата, подбегая к девушке. — Ты звала меня? Зачем? — придерживая шляпку, удивленно спросила она. — Тата, — Сонечка думала, как бы мягче начать столь волнующий её разговор. — Ты поступаешь слишком жестоко с Мириам… — Я понимаю… — опечаленно сказала Тата и опустила голову, искренне осознавая свою вину. — Но ничего не могу с собой поделать! Как только подумаю, что она оттуда… — На глаза барышни вновь начали наворачиваться слезы. — Но ты должна проявить милосердие. Да, Соня определенно была уверена в этом. Она ведь как никто понимала Тату: сама потеряла отца на войне. Однако несчастная, ни в чем не виновная Мириам была тут совершенно ни при чем. — Мириам и так трудно и одиноко… — начала приводить аргументы Соня. — Её отец далеко, и она боится за его жизнь… Повинись перед ней, Таточка. — Соня посмотрела на подругу самым искренним взглядом, но одновременно настаивая на своем, правильном и аргументированном. — Не нужно вражды.   Она вновь с мольбой посмотрела на окончательно отчаявшуюся Тату. — Я подумаю, — с протяжным вздохом ответила Ильинская. Как раз в этот момент к институткам и подошел Воронцов. — Прошу прощения, барышни.  Как только он приблизился, сердце Сонюшки пропустило удар.  — Могу я поговорить с мадмуазель Горчаковой? — спросил граф, обращаясь непосредственно к Тате. После секундной паузы та ответила: — Да, конечно, я уже ухожу.  С этими словами Тата присела в реверансе, как и предписывает этикет. Подождав немного, пока девица исчезнет из виду, Воронцов жестом указал Соне на парковую дорожку со словами: — Вы позволите?  Конечно, позволит! Как она может не позволить что-то ему? Сонечка так до конца и не поняла, как смогла влюбиться в этого человека всего за пару дней? Тем временем граф продолжил:  — Я бы хотел попросить вас опекать Мириам в мое отсутствие… После этих слов девица не на шутку испугалась. — Вы уезжаете? — сказала она с таким сожалением и болью в голосе, что сама себе удивилась. Хотя чего она ожидала? Она для него — никто. Он — офицер. В Москве его ничто не держит, кроме, возможно, жены, имя которой для Сонечки до сих пор было страшной тайной. — Да, — просто согласился он, хотя в интонации были слышны нотки сожаления. — Мне нужно вернуться обратно, в ставку. — Господи, — промолвила Соня, — когда же кончится эта война?! Вчера Тата получила известие о смерти отца…  Разочарование и грусть её передались и Воронцову, тот ожидал, что Соня скажет дальше.  — И… — девица сделала коротенькую паузу, за секунду переживая все кошмарные события прошлого. — Мой отец тоже погиб четыре года назад, в Хивинском походе. Это было открытием для графа, и он лишь смог вымолвить: — Простите, я не знал… — Вы не обязаны это знать, граф… Это было чистейшей правдой. Какое дело графу до бесприданницы? Должно быть — никакого. — Должен признаться, что поначалу вы мне показались… — сделал граф довольно большую паузу, подбирая подходящее слово, — ...взбалмошной девчонкой. Соня, стоявшая позади, воскликнула: — Первое впечатление всегда обманчиво, граф.  Услышав эти слова, Воронцов обернулся и целых две секунды пристально смотрел на Соню, а потом сказал: — Да, я понял, что был неправ…  Впервые Владимир признавал поражение. Впервые и перед кем? Перед институткой.  — А вы не похожи на других девушек, — сказал он, подойдя ближе. Это был поистине комплимент для Софьи. Она от смущения слегка потупила взгляд, но потом, придя в себя, предположила: — На тех, которых вы встречаете в светских гостиных?  Граф протяжно вздохнул, а Соня все не смела посмотреть ему в глаза. Она уже два раза за этот из разговор подумывала о том, чтобы признаться, но что-то останавливало её. То, что она сказала в следующую минуту, ошарашило и её саму. Да, этот факт она осознала полностью только сейчас, когда уже поздно, когда она уже влюблена. - У нас с вами разная жизнь, граф, и разное будущее. — Скажите, почему же вы все-таки проникли ночью в мою гостиную? - решил Воронцов сменить давящую и на него тему, задавая вопрос более любопытный. — Или это — тайна? — предположил он. — Не тайна, — ответила Соня, все еще не отошедшая от осознания факта. — Девичьи глупости… Есть легенда, что в полночь там можно суженого в зеркале увидеть… — Угу, да? — удивился граф и задал вопрос, ответ на который Соня точно никогда не забудет. — Ну и кого же вы там увидели? — Вас, — девица произнесла это короткое вроде бы слово, как установленный великими учеными факт. При этом посмотрела на Владимира таким взглядом, от которого даже камень растает и любую её просьбу выполнит. На самом же деле сейчас внутренние она решала очень важный спор. И ответ оказался положительным. После трех секунд размышлений Соня затараторила:  — Ради бога, не говорите мне ничего, я сама знаю, что мне не на что надеяться, вы — знатный и богатый, а я — бесприданница и то, что вы женаты, мне известно, поэтому я говорю это без какого-либо умысла, просто, чтобы вы знали. Я... я... люблю вас.  С этими словами глаза графа, которые до этого изучали дорожку, поднялись вверх и устремили свой взгляд прямо на Соню, которая сейчас, кажется, готова была расплакаться.  — И полюбила с той самой минуты, как увидела вас в зеркале в вашем доме…  Сонечка посмотрела на Воронцова так виновато, будто натворила что-то, словно маленький ребенок разбил мамину вазу и сейчас рассказывает об этом отцу, надеясь на защиту. — Мне… очень лестно ваше признание… Но оно возлагает на меня некоторую ответственность… — С этими словами все минимальные надежды Сонюшки растворились в воздухе. — А я не могу ничего обещать…  Граф прекрасно понимал, что ничего у них не получится, он, конечно, признавал симпатию, а может быть, и нечто большее между ним и этой институткой, но не более. В любовь с первого взгляда он не верил, да и развод был тоже очень далеко. — Нет, нет, граф, я не вправе требовать от вас никаких обещаний… И вы не должны терзаться и переживать из-за меня…  Каждое слово давалось ей с большим трудом, она еле сдерживала слезы, ведь помнила: институтка плакать не должна.  — И… мне пора идти… Всего хорошего, граф. — присела Соня в прощальном реверансе. — И, прошу вас, не думайте обо мне плохо, я просто была честна с вами, — последнее, что она успела сказать, прежде чем убежала и скрылась в гуще сада. А Воронцов так и остался стоять с недоумевающим выражением лица.