Капитан

      Полуденные лучи слепили всякого, кто находился над водой и под водой. В поселении атолла, достаточно близкого к подводному дворцу и достаточно далекого от любого человечьего города, кипела жизнь. Дом мурлока, что на изогнутой отмели, сегодня был удивительно полон.       — Как твое имя, мастер? — широкоплечий слизерин в компании сослуживцев вопрошает имя того, кому хочет налить. «Шабель» — отвечает мурлок, копошась в инструментах. Ему неловко в собственном доме при таком количестве гостей, добрую половину из которых составляют гвардейцы на увольнении. Не удосужившись снять боевую форму, большинство из них не расставалось с оружием даже в доме и свет из маленьких окон одинаково ярко играл как на чешуе, так и на отполированных трезубцах.       Глубинные слизерины, мощные, с долгими, изящными телами, возбужденно толклись вокруг обличенной в новые латы наги. Шабель сразу отметил ее красоту и изящество, а офицерские одежды и тугие плавники делали ее поистине великолепной. Мелководный житель отвел взгляд, дабы лишний раз не смущать ее (или не попадаться гвардейцам на глаза). В тот самый момент кружка чего-то крепкого добродушно легла в его руки.       — Давайте я сначала все сделаю, а потом уже…— неуверенно запротестовал мурлок, хватая вычурный инструмент. Слизерины неодобрительно зашумели, впрочем, все понимали, зачем они здесь собрались.       — Ну, рядовой, приступай! — голос наги разрезал, нет, скорее разлился по залу. Едва услышав его, перехватив случайно взгляд прекрасной женщины, Шабель узрел ее настоящую: металлический блеск ее глаз, неукоснительную ровность ее спины и едва скрываемую лихую улыбку.       — Туннели с отрезом, верно? — честно говоря, мурлок боялся малейшей ошибки.       — Давай, только чтоб одинаково было. Мне с этим всю оставшуюся ходить.       Слитис подползает почти вплотную, показывая пальцами места для прокола. Полминуты приготовлений и резкий крик оглушает весь атолл. Кажется, что все остальные звуки умирают и только легкие волны снаружи продолжают свой бег. Своевременно изъятый кусок плоти шлепается в чашу для отходов, пробитая дыра несильно кровит. Дыхание у сирены тяжелое — плавник не самая болезненная часть тела, но боль вызывает у слизерина лишь слепую ярость.       — Первая пошла, давай вторую.       В зале тишина.       И снова крик. Не такой, как в первый раз. Кажется, что нага вкладывает в него всю свою восставшую ярость, ненависть, всю свою наследную магию вот в этот крик вливает безудержным потоком, а поток тот разливается во все стороны, причиняя боль каждому, кто его слышит. Не сон — отчаяние и боль овладевают мелким мурлоком в той же степени, что и королевскими гигантами. Три секунды, три долгие секунды и Слитис понимает, что она творит. Накопившееся за годы службы негодование, а быть может, она и вправду перебрала, но в миг, когда злой голос обрывается — в зале гробовая тишина. Оправляясь от услышанного, гости и хозяин дома понемногу расслабляются, снова звучат и разговоры, и смех. Чья-то крепкая рука ложится на плечо наги: каждый считает своим долгом поздравить нового капитана.       Шабель почти рад, что торжество затянется и будет проходить под его крышей. Он выходит с чашей на двор и выбрасывает плоть в море, где ее тут же съедают рыбы. Слитис заливисто смеется и мурлок уверен: его дом, его атолл, под надежнейшей из защит. Слитис заливисто смеется, еще уверенная в том, что ее идеалы непоколебимы, а слизерин не может пасть.