Запах крови

Лес выл. Лес кричал, захлёбываясь от доселе неведомой боли. Цепляясь за деревья, обламывая низкие, торчащие из-под земли ветви-корни, сминая листву, катался безликий чёрный комок воплощённого крика. Катался, путаясь, царапая, раздирая себя складками-отростками-конечностями. Извивался и бился, и безмолвно кричал. И от густого крика, вибраций его, заходился лес, внимая неслышному ритму боли. Охота была великолепной. Неслышный его шаг, быстрый и безупречный, и такой дразнящий кожу запах мяса впереди. Почти осязаемый, на кончиках пальцев... Колотящиеся искорки сердец, как они зашлись в пульсации страха! Вязкая, переполняющая жилы страсть, близость тёплых тел мяса, уже неизбежность и такая сладость их паники. Он чувствовал это всем телом, всеми завитками щупалец, готовый насладиться желанной плотью и эмоцией-болью. И это чувство вдруг скомкалось, смялось в плотный твёрдый комок и выплеснулось в его спину горячей, пульсирующей болью. Как холодная вода; он был ещё силён, достаточно силён, чтобы восполнить потерю мясом. Но он дрогнул, на миг потерял нить, сбился с ритма охоты. И, за утерей, последовала боль, а потом ещё, и ещё. И он вскрикнул, и воздух колыхнулся; а боль росла, наливаясь, растекаясь ядом по телу. Мясо пульсировало уже не страхом, но торжеством: оно победило... И он дрогнул. Отступил, бежал... Кричал от боли, и сам теперь был скован страхом, постыдным страхом. Своей слабостью: не удавалось вырвать, выцарапать, выдрать с плотью боль. Трава пропиталась жгучим, болезненно едким запахом его крови. И выл лес. С каждым неудачным рывком всё сбивалось, темнело восприятие, всё слабело, опускалось бьющееся сотнями щупалец тело. Он упал; наконец обессилел — дышать... больно... А теперь, он лишь воет, беззвучно и обречённо, выворачивая себя собой наизнанку. Шорох! Как удар по чувствам; и сразу — тошнотворный запах. Сладковатый запах мяса, но почему-то от него теперь ещё больнее... Или нет? Послышалось, может... придумалось. Ведь чувства шипят помехами, будто противно неживые цветные ящики у мяса. В последний раз попробовать подняться, встретить врага когтями. — Не оборачивайся. Звук звенящий, стальной — такой высокий, и от него почему-то так странно не отдаёт мясом. Он и не поднимается — сил нет. Выталкивает из себя, из залитых болью внутренностей окровавленный воздух. Рождая звук - непривычное шипение, клокотание, подражая мясу. — Это обо мне... Слышит мясо? — Я не причиню вред. Можно потрогать? — эта странная вибрация некрасивого звука, она почему-то имеет смысл, похожий на мысли. Он даже не двигается, просто расслабляется; и уже через миг кожу обжигает странный жар. Рука... такая маленькая, короткая. Трогает, водит, мягкие плоские коготки царапают, не раздирая. По телу дрожь, как приятный озноб, он теряет контроль. И вскидывается отростками: опять боль, тело заходится ею, тело горит и пахнет кровью. Сзади мясо дышит в затылок, он бьёт его, оно пульсирует эмоцией. И снова трогает — нет, больно, разве может мясо так, разве мясу не недоступно врываться своим жёстким куском в его мягкие, сочащиеся раны? Но жесткое мясо в нём дёргает — и судорога по всему телу, и обрывается, схлопывается, срастается, и слабость отступает. — Пули? — звучит, как боль, он не знает смысла. А то, что сзади, опять в ране — снова боль рвётся наружу, а затем облегчение волной. И снова, и снова, дышать уже не больно, и уже есть силы подняться... А потом то, что сзади, отступает, как отплывает, он не чувствует дыхания в спину. Оборачивается; вспышка — запах мяса! Он снова отчётлив, снова захлёстывает чувство охоты. Он бьёт, нападает — но отшатывается, ведь чувства трещат. Мясо так близко. Сломать, испугать, порвать! — но почему так пахнет кровью и чем-то ещё, несущим боль? Хочется сожрать, не сдерживаться, голод туманит разум — но почему нет страха? Нет этой пульсации, и — это касалось его? — Почти что пули. Из мориона, — от звука веет смертью, от самой вибрации жжёт кожу и полыхает в памяти. Чувства сбиваются, и звук мяса теряется, как в помехах. — Они... убить то, что неизве... исследовать. — На землю сыплются чёрные осколки, клыки той боли, что отравляла его, он узнаёт то, что было в нём. Подхватывает щупальцем - все так же жжётся. — Надо быть осторо... если поймают... это в лицо — или маску? Не зна... — неуверенность, желанная, вкусная пульсация живого мяса, сладкого мяса. — Если в лицо... рёшь победителем... Мясо уходит — чувства бесятся. Тело рвётся догнать, и звериный голод, и страх, и обида — и странное тепло по памяти. Нет сил. В ладони осколки пахнут сладким желанным мясом, болью и его собственной кровью.