Забери

Джейкоб. Кейт выводит это имя красной ручкой на стене в своей комнате, поверх светло-голубых цветочков лежат алые, будто налитые кровью буквы. Кейт сидит безвылазно в своем доме как минимум месяц. Она выходит лишь для того, чтобы закупить продуктов и прочего, уже не нужного ей сейчас барахла. Каждый поход в магазин для нее - игра на выживание. Фуллер готовится к ней основательно: свитер под горло, чтобы вампиры вонзали свои зубы не в тонкую, почти что иссохшую кожу, походившую теперь на пергамент, а в вязкую шерсть, липнувшую к языку. Черные джинсы - на них не будет видна бурая слизь. Нож за пазухой - серебряный и окропленный святой водой, а рукоятка в сочетании с лезвием образует крест. И пистолет - маленький, идеально помещающийся в ее ссохшейся ручонке. Кто-то скажет: у Кейт паранойя. Она нервно усмехнется, облизнув бесцветные и обкусанные губы - у них вкус крови и алкоголя - у нее не паранойя, это просто меры предосторожности. Кейт видит вампира в каждой брюнетке с аппетитными формами. Она хватается за нож каждый раз, стоит ей увидеть латиноамериканца. Мужчина с длинными волосами и татуированной грудью? Очередная тварь из ада, и плевать, что он натуральный блондин с кожей белее снега. Загляните в тележку Фуллер - и не скажешь, что эта девочка выросла в религиозной семье. Она не выбирает какой-то определенный вид вина, ей все равно: Франция это или Испания, красное оно или белое - Кейт просто проводит рукой по полкам, и бутылки падают прямо ей в корзину. Не все, разумеется - часть разбивается у ее ног, заливая вылизанный до блеска кафель, и девушка просто проходится по осколкам, вдавливая стекло в холодную, как ее ладони, плитку. Коробку чая для приличия, упаковку чипсов, крекеры и готовая пицца - нужно только разогреть - все это кассирша пробивает после трех бутылок текилы, пяти - водки, четырех - виски и ящика пива. Кейт уже перестала чувствовать вкус еды. Когда-то она ненавидела мед - теперь она добавляла его в молоко и запивала этой смесью котлеты из прежде отвратительной ей печенки. Она может сжевать и испорченные вафли для тостера, погрызенные мышами, и даже картонку из-под этих самых вафель. Продукты смешались в одно единое целое, рецепторы вкуса решили уйти в долгосрочный отпуск. Скотт. Под именем отца появляется второе. Кейт находит старые краски, разводит акварель рубинового цвета с водой и кисточкой тщательно вырисовывает змейку S и двойную Т. Каждая ночь для нее длится невыносимо долго. Каждой ночью ее берут за шкирку и тащат в тот проклятый бар. Кейт кричит и сопротивляется, и ее ногти оставляют борозды в деревянном полу, в земле, в бетоне. Кто бы ее еще послушал. Кейт бросают прямо посреди бара, и она сбивает себе колени в кровь. У нее солоноватый запах и необычный вкус, лейкоциты - это маленькие магниты, заставляющие кровопийц обернуться к ней и хищно оскалиться. На Фуллер устремлены сотни, тысячи кислотных глаз, и она заходится в крике, спасительном крике, который возвращает ее домой в США, домой в Техас, в ее постель, мятую и скомканную. Кейт сжимает одеяло в руках и кричит в подушку - из нее вот-вот полезут перья. Она кричит не как тупоголовые девицы в фильмах ужасов, она кричит как ведьма, как сирена, захлебываясь в этом выплеске эмоций. Горло скоро истечет кровью из-за такого напряжения, она попадет в пищевод и в легкие, и Кейт начнет харкать и плеваться ею, распространяя эту мерзкую жидкость повсюду вокруг себя. Девушка не может заснуть в этот измученный остаток ночи, снотворное перестало действовать в первую неделю после ее возвращения. Кейт изгибается, суча ногами простыню, вонзает острые, обгрызанные ногти себе в ладони, царапает лицо, живот, бедра. Она надеется, что физическая боль сломит и уничтожит душевную, хотя бы ее прогонит - не тут-то было. Кейт вцепляется себе в голову и пытается вырвать волосы, когда видит на изнанке век снова неоновую вывеску и лица-маски, но у нее не получается - силы ушли. Больно. Так больно. Боль везде. Она течет в ее венах вместо крови, она заполняет каждую клеточку мучающегося тела, она пронизывает девушку разрядами подобно молнии. Боль мешает дышать, мешает пить, мешает жить. Ее слишком много. Ее нельзя соскоблить с рук - а почувствовать в пальцах можно. Она впиталась в кожу, забила поры, вытеснила все мысли из головы. Сет. Это имя крупнее и ярче двух остальных. Надпись не просто горит красным цветом, как кровь - она сделана кровью. Кейт прокалывает булавкой указательный палец на левой руке и подрисовывает букве Е более четкие палочки. Боли нет. Ничего нет. Даже эта стерва ее покинула. Она абсолютно одинока. Кейт сидит на кровати и смотрит на имена на ее стене, надеясь, что от пристального взгляда буквы сольются в рисунки людей, а те в свою очередь оживут и пристроятся рядом. Но этого не происходит. Одиночество сдавливает Кейт в ее мертвецки-холодных лапах, окутывает ее всю с ног до головы, будто бы заключая ее в кокон. Оно облипает, как плотная пищевая пленка, и девушка пытается набрать воздух в сгнившие легкие, но не может - оболочка не дает, она лишь идеально повторяет контуры ее лица, подстраиваясь под каждое ее изменение. Кейт хоть сейчас можно забирать в музей восковых фигур - она сидит без движения, как статуя, ее кожа бледна и настолько тонкая, что еще чуть-чуть и начнет просвечивать. И ее сердце - черное, застывшее, пропитанное алкоголем насквозь - выйдет на всеобщее обозрение. Может, так и превращаются в вампира? Может, ее все-таки укусили, и сейчас Кейт не чувствует ничего, кроме подступающего холода? Под свитером крупной вязки выпирают ребра. Кровь на пальцах успела свернуться и засохнуть, приобретая почти что черный цвет. В глазах - ни намека на жизнь, в них смотришь как в могилу. Кейт на секунду думает, что было бы, если бы Сет взял ее с собой. Наверное, он бы затрахал ее до смерти в первый же их день в Эль-Рее, а потом сжег бы ее бездыханное тело, чтобы не оставить улик. Или не сжег, а поместил в стеклянный саркофаг, совсем как Белоснежку, и попытался бы оживить ее поцелуем. Нет, Кейт сама бы его измотала. Медленно, мучительно. Она бы превратила его тело в холст, а его кровь послужила бы краской. Кейт исполощет его кожу ножом, вычерчивая свою фамилию, фамилию ее мертвого семейства. Она бы отомстила за каждого, по пуле в голову за отца, за брата, за нее. Она бы кусала его губы, неистово целуя. Превращая их в истрепанные полоски, совсем как ее собственные. Кейт царапает тумбочку перочинным ножиком, и причудливый узор напоминает ей замысловатую татуировку на загорелой коже. Она бы заявилась к нему в Эль-Рей в полном параде. Надела бы свое самое красивое платье - ярко-красное, в пол, купила дорогой комплект кружевного белья. Она бы показала ему, что он потерял, показала, что он с ней сделал. Кейт медленно тянет за замок на молнии, и платье падает вниз к ее ногам, на ней остается лишь два лоскута черного с бежевым кружева. У Кейт синяки так и не зажили, а кожа болезненного цвета, она плотно облегает каждую косточку, как латексный костюм супергероини. У нее огромные синяки под глазами, размером с Марианскую впадину, и волосы, которые когда-то отливали золотом на свету, стали просто серыми. Смотри на меня. Смотри, какой ты меня сделал. Смотри, какая я стала. Я отвратительная. Мерзкая. Противная. Я неживая. Смотри на меня! Кейт выкрикивает это ему прямо в лицо. Смотри-смотри-смотри - как порчу, как заклинание. Спаси меня. Я сошла с ума, а у тебя ведь хороший опыт в укрощении поехавших, не так ли? Я не могу перестать кричать, заставь меня замолчать, закрой мой рот! Убей меня. Подставь к моему лбу пистолет и нажми на спусковой крючок, укрась стены своего номера в отеле моими мозгами, давай же, смелее, лиши меня головы - я ее потеряла месяц назад. Возьми меня, сожми мои тощие руки своими, пусть под твоими пальцами на моей коже расцветают синяки. Пожалуйста, убей меня, я хочу уйти, умереть, заснуть и не проснуться. Убей меня, ведь самоубийство - это грех, убей меня, убей меня! Кейт пьяна, до полной отключки ей не хватает всего лишь одной бутылки пива. Фуллер исправляет ситуацию быстро, вот только пьет не легкое Budweiser, а полусладкое из Бордо. Капли вина проливаются мимо рта, струйки бегут по подбородку, шее, маленькой девичьей груди. Кейт облизывает свои сладкие пальцы и падает навзничь на кровать, последнее, что она видит - алые буквы, истекающие кровью. Эти имена въедаются в обои так, что их не смоешь даже самым сильным чистящем средством. Как и запах смерти, аромат ушедшего в мир иной - ничем не выведешь. Как ни старайся. Сет не справится с поставленной ему задачей. Эгоист. Кейт выдавливает из себя последнюю просьбу - она обращена к Нему. Забери меня с собой. Забери. И Он забирает.