по законам мафии

«Кто-то после говорил, что у нее были голубые глаза. Неправда. Ее глаза были цвета чистейшего льда»

Тусклое освещение этой затхлой комнаты не давало разглядеть лиц всех собравшихся. Люди, стоявшие тут, были одеты в деловые костюмы. Среди всех выделялись две фигуры: низкий, весьма упитанный человек в дорогой «тройке» с небрежно завязанным галстуком и высокий парень в потрепанных штанах и дешевенькой рубашке навыпуск. Лица молодого паренька разглядеть было нельзя, лишь желтый отблеск лампы в иссиня-черных глазах подтверждал то, что перед людьми стоял не манекен. Толстяк щелкнул пальцами и перед ним моментально появился черный чемодан, доселе покоившийся в руках одного из сопровождающих. Довольно крякнув, мужчина открыл кейс и развернул содержимым к пареньку.  — Я полагаю, этого хватит, — вальяжно заявил низкий человек, — Надеюсь, ты оправдаешь все наши ожидания, возложенные на тебя. В раскрытом чемодане покоились аккуратно уложенные пачки купюр, перетянутые эластичной лентой крест-накрест. На деньгах сиротливо лежала размытая фотография серого цвета, видимо, сделанная с камеры наблюдения. На карточке была молодая девушка с длинными волосами, стянутыми в тугую косу. Свободная блузка с квадратным вырезом открывала изящную шею и ключицы. На плечи был накинут русский расписной платок. Парень сощурился. — Это — дочь Санторо, их вилла стоит на краю города. Лучшей фотографии не нашлось: папаша держит свое золото взаперти, — толстяк недовольно фыркнул, засаленными пальцами поправляя узел галстука, — Она их единственная дочурка, узнаешь сразу! В сроках жестко ты не ограничен, нужно лишь грохнуть девицу до того, как её отправят в Рим под венец с отпрыском Леоне, ага. Мы наслышаны о твоем мастерстве, Гилмор. Англичане знают толк в «чистой работе», так ведь? — он гадко рассмеялся, на что его собеседник зло сжал зубы, — Сделаешь все быстро и без следов — получишь надбавку. Парень медленно кивнул и подцепил пальцами фотографию. Подняв стоявший рядом длинный кейс металлического цвета, он развернулся и вышел за дверь. Что ж, это — его работа. Никакой жалости, никаких чувств, ничего личного. Знать о жертве тот максимальный минимум, чтобы не сожалеть об ее убийстве.