Эхо памяти

Огромная пустыня. Серый, напоминающий пепел, песок. Пепел, копать на лицах, одежде. И огромные, невероятно яркие звезды в темноте над головой. Ноги подкашиваются. А Он стоит в отдалении от всех. Здесь память начинает изменять, то ли он темноволос, а во мраке белеет неожиданная седина, то ли просто сажа осела на светлых прядях. Взгляд перескакивает на судорожно сжатые руки. Сильные, но красивые. Пальцы неизменно холодны как лед, а ладони горячи. Надо вдохнуть… вдохнуть тяжелый воздух, посмотреть вверх и разлепить пересохшие губы, стараясь не обращать внимание на неприятное ощущение выпадающих перьев. - Не за себя прошу. Прости Его, Ты ведь все не так понял… все же было иначе на самом деле. Ярости нет, лишь есть озлобленная обида: почему никто не стал слушать? Да, нам дали уйти, просто потому, что на то был Приказ. Невольно находят воспоминания. Прямой и прочный, словно хороший клинок, Михаил. По-сволочному красивый, но не менее опасный Гавриил, хотя, тут больше подошло бы слово роскошный. Сейчас почему-то приходит понимание, что он похож на дорогое вино, в котором растворен яд. Тонкий, мягкий Раф, способный всегда найти нужные слова. Сейчас осознаешь, что тебе будет его не хватать, пусть он и казался иногда через чур назойливым. Многих будет не хватать… Останется лишь память. И нервный хохот, когда узнаешь, какими легендами все обросло. А пока на песок опадают обгоревшие перья… * - Проснись уже. Проснись, ну! - Вельз? - Да, я, Часть Моей Искры, — длинные пепельно-русые пряди спадают на лицо уснувшего на ковре Нефилима, после гибели в пустыне переродившейся в человека. - Почему все так вышло? — обида стремилась наружу. — Они ведь даже не выслушали… - Ты о чем? — мужчина устроился рядом, мимоходом утирая слезы на лице той Искры, которую считал своей дочерью. – А, тебя опять тяготит моя память… - Я — это ты. Поэтому память и моя тоже. Пусть я и не помню причины Разделения, да и все остальное путается в тумане… Повисло неловкое молчание. - Ты опять линяешь? - В смысле? — Вельзевул даже приподнялся на локтях. - Ну, перья опять выпадают? - Так ощущается, да? - Да. У меня от этого ощущения даже лопатки чешутся. - Почесать? - Лучше крылья покажи, хех, зло доморощенное, — девушка улыбнулась, садясь по-турецки. Падший ангел стянул рубашку, чтобы не порвать ее, и повел лопатками, расправляя крылья. От резкого движения несколько темных, словно когда-то обгоревших (почему «словно»?) перьев упало на ковер. -Вот все твои собратья уже давно перелиняли, а ты почему все еще облезаешь? Мужчина посмотрел на в конец обнаглевшую дочь и пробормотал что-то в духе «У остальных нет детей». Нефилим только усмехнулась, словно намекая на то, что дела обстоят не совсем так, а потом закашлялась, но в хрипах явно можно было различить «Ксандриэль». Вельзевул обреченно выдохнул. После того как его, как бы назвать, лучший друг (какая расплывчатая формулировка) пару раз воплотился заодно с его Искрой, шутки не иссякали. Причем отпускали их все, кому не лень. Правда, преимущественно похабные. От сокрушений на тему «Куда мы докатились? Что с этим делать? Почему я, собственно, парюсь на эту тему, если в лучшие времена вытворял и не такое?» отвлек удивленный, но не совсем приличный, возглас. - У тебя светлые перья лезут! На обгоревшем, так и не восстановившемся до конца левом крыле, которым он когда-то укрылся словно щитом, светлели полдесятка бледно-серых перьев. - Знаешь, мне кажется ты тогда была права: надо жить дальше, не жалея о прошлом. Но это не значит, что я простил Ксандру то, что он натворил! - Началось…