Cut My Life Into Pieces

Джерард нервно шарит в своем кармане у двери его номера, прислушиваясь, не приближается ли сюда незнакомец или слишком наблюдательный фанат, пока он ищет ключ-карту. К счастью, по утрам в длинном коридоре пусто и тихо. Даже горничных еще нет. Фрэнк с опущенными в пол глазами молчаливо ждет возле друга, тяжело навалившись на стену. Он не сказал ни слова с тех пор, как они вышли из автобуса. Карта делает свое дело - дверь с писком открывается. Фрэнк медленно отходит от стены и, принуждая себя зайти, всматривается своими большими глазами в тускло освещенное пространство. На его щеке, словно боевая раскраска, размазана засохшая кровь. - Где Майки? – спокойно спрашивает он. - Не знаю. – Джерард пожимает плечами, включает свет и проходит вглубь комнаты, чтобы осмотреться. – Здесь его нет. – добавляет он, констатируя факт. – Наверное, в соседнем номере с Бобом и Рэем, или у Брайана. Чувак, проходи, садись. Ты голоден? Вот, у меня есть крекеры. Двигаясь как лунатик, Фрэнк тяжело садится на застеленную кровать Джерарда с коробкой крекеров и откусывает один вполсилы. С беспокойством вздохнув, Джерард усаживается на стул напротив своего друга. - Хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит? – мягко спрашивает он. – Тебе все равно придется. Так продолжаться не может. Фрэнк проглатывает свой крекер и прикусывает губу, глядя вниз и раздраженно дергая рукава окровавленными пальцами. Большая часть его лица скрыта за темным занавесом волос, но Джерард видит, что он правда не хочет сейчас находиться здесь. - Не о чем говорить. Просто оставь все как есть, Джи, пожалуйста. Ты не можешь помочь. Джерард грустно кивает, чувствуя, как холодные стены сжимают их, заманив в свою ловушку и оставив в неловком молчании. Как он поможет тому, кто не хочет, чтобы ему помогали? Что он может сказать в этой ситуации? Фрэнк откидывается спиной на кровать, уставившись в потолок, и Джерард замечает, что разорванные колени на его синих джинсах замотаны скотчем, а под ногтями на руках видна засохшая кровь. - Как долго ты, эм… - Режу себя? – монотонно заканчивает Фрэнк. – Это важно? - Конечно важно, - бросает в ответ Джерард, чувствуя, как начинает злиться, и его распирает от страха и беспокойства. – Я подумал, что вся эта тема с секретами уже позади, Фрэнки, мы оставили ее в прошлом. Майки нашел тебя истекающим кровью в душе, я нахожу тебя этим утром в предобморочном состоянии на ебаном полу! Почему ты не поговорил с одним из нас до того, как зашел так далеко? Фрэнк качает головой и сворачивается в клубок на смятом покрывале, выливая всю свою энергию в смех. С уколом вины Джерард понимает, что не слышал искренний смех Фрэнка уже нескольких дней, может даже недель. Он должен был догадаться, что что-то не так. - Я не хотел говорить ни одному из вас. – наконец отвечает Фрэнк, устало закрыв глаза, и с усилием заставляет себя продолжить объяснять. – Я просто… Наверное, я не хотел в это никого втягивать. Это моя проблема, не ваша. Я не хотел, чтобы вы смотрели на меня по-другому. - Но ты не должен справляться с этим в одиночку. – тихо бормочет Джерард, зажигая сигарету, которую взял на тумбочке. Фрэнк вздыхает. - Может, я так хочу, ясно? Я начал резаться еще в старшей школе, и никто из вас не знал меня тогда. И я стал делать это снова несколько недель назад, потому что в моей жизни не было ничего другого, что могло бы помочь. Я не думал о том, что кто-то из вас сможет понять это. – приподнявшись и посмотрев Джерарду прямо в глаза, он добавляет, - И вы не поняли. Джерард выдыхает дым в душный воздух и откидывается назад, пораженный холодом в голосе его лучшего друга. - Но я хочу понять, – говорит он. – Еще не поздно поговорить об этом, Фрэнки, и, может, я помогу тебе прекратить все это раз и навсегда. - О, думаешь, это так просто? – кричит Фрэнк, с внезапным приливом энергии спрыгнув с кровати на ноги, и его глаза загораются недоверием. – Не могу поверить, что из всех, это сказал именно ты, Джерард. Поэтому я и не хотел тебе рассказывать. Мне не нужно твое ебаное сострадание! Теперь понимаешь? Полетев к двери, Фрэнк резко ее открывает и выбегает в коридор до того, как Джерард пытается его остановить. - Фрэнк, подожди! - Нет! Хлопнув дверью перед лицом Джерарда, Фрэнк бежит вперед по коридору. Вина за этот срыв на друга уже обжигает его затылок, но он игнорирует ее, засовывая глубоко внутрь к другим обжигающим и терзающим чувствам. Он понятия не имеет, куда бежит, и ему все равно, только бы подальше отсюда. Он больше не может видеть это отчаяние и жалость в сияющих глазах Джерарда. Ему не нужна помощь, и уж тем более он не хочет сострадания! Он жертва только для себя, и ни для кого больше. Он не сломан, и его не нужно чинить! То, что случилось утром, было всего лишь несчастным случаем. Он резнул слишком глубоко, потерял слишком много крови, поэтому у него слегка закружилась голова. И все. Бывает. Но это ничего не значит. Вообще ничего. Это просто жизнь. Это просто один из способов выживания. Они бы предпочли, чтобы он умер? Коридор заканчивается, и Фрэнк направляется к лифту, шаркая своими кроссовками о ковер. Новые бинты на его руках чешутся, одно из запястий уже снова мокрое и окрашено красным. Каждый шаг отдает стуком в ноющую голову, а грудь болит под давлением невыплаканных слез и тупого гнева. Ему кажется, что он скоро взорвется. Дверь за его спиной открывается и закрывается. - Эй, Фрэнки, подожди! Это голос Рэя, и, несмотря на огромное желание сбежать от еще одного сочувствующего взгляда и бесполезных слов, Фрэнк, поддавшись искушению, замедляет шаг и оборачивается. Все то время, что они знакомы, Рэй постоянно присматривает за ним, держа его подальше от неприятностей, удерживая от драк. Фрэнк обычно притворяется, что это его раздражает, но на самом деле в глубине души он чувствует себя в безопасности благодаря этому, и сейчас ему хочется испытать это чувство снова. Он так долго спускался вниз по опасной скользко-красной лестнице, чтобы попасть в успокаивающее место, которое пугает его почти также сильно, как и утешает, позволяя дышать. Прошлой ночью он подошел практически к самому краю, открыто вскрыв свои вены в душе, и он знает это. Он резал глубже и глубже, даже не чувствуя боли, задыхаясь и пытаясь хоть как-то почувствовать эйфорию, которую не испытывал больше на сцене. С тех пор, как Она бросила его, музыка стала всем, для чего он живет. Это то, для чего он рожден, единственная вещь в его жизни, которую он делал правильно. И если теперь он не может нормально играть, не может чувствовать, как это хорошо, освежающе, прекрасно, идеально – тогда что ему остается? - Фрэнки! Шаги. Бег. Все ближе и ближе. - Это несправедливо. – думает с отчаянием Фрэнк, когда его ноги устают и слабеют, и в глазах начинает темнеть. – Ноги Рэя длиннее. - Фрэнки! – повторяет тот, положив теплую руку на плечо друга, и аккуратно тянет его назад, чтобы остановить. – Почему ты убегаешь? - Я… не знаю. – прерывисто выдыхает Фрэнк и почти падает, когда гребаное головокружение возвращается с удвоенной силой. Рэй быстро обвивает своей рукой его спину и выравнивает его, поддерживая в вертикальном положении, а Фрэнк лишь с поражением выдыхает и измученно опирается на друга. Всему виной подскочившее давление. Больше всего на свете ему сейчас хочется забить на все и разрыдаться прямо в этом коридоре, но его глаза остаются сухими, и негодование так сильно давит изнутри, что он едва может поднять голову. Много быстрых шагов, и следом за Бобом рядом появляются Джерард и Майки. Шок и беспокойство исходят от них волнами, и это настолько очевидно, что Фрэнк видит их даже с закрытыми глазами. Но он не хочет, чтобы его друзья смотрели на него вот так, ему не нужны взгляды с жалостью, буквально прожигающие кожу. Взгляды, которые говорят: «ты поврежден», «ты сломан», «как нам это исправить?». Взгляды обжигают и, не понимая того, что от этого больно, режут глубже любой бритвы. Фрэнк делал это с собой не для того, чтобы на него обратили внимание или нянчились с ним. - Ладно, - говорит Джерард. – Давайте вернем его в мой номер. Ему нужно лечь, пока он не упал. - Нет. – шепчет Фрэнк, чувствуя ком в своем горле, (почему он не может заплакать?) – Нет… - Не переживай, чувак. – успокаивает его Боб, пока рука Рэя настойчиво направляет его прямо по коридору. – С тобой все будет хорошо, Фрэнки. …ТЫ ПОВРЕЖДЕН. ТЫ СЛОМАН. МЫ НУЖНЫ ТЕБЕ. МЫ ПРИСМОТРИМ ЗА ТОБОЙ. ТЫ В ЛОВУШКЕ…

* * *

- Десять минут! На сцену через десять минут! Сделав это объявление, блондинка-организатор бежит к выходу из раздевалки и скрывается в глубине арены. После этого активность в комнате увеличивается, все смешивается в одну большую кучу кофе, инструментов и костюмов. Фрэнк одиноко сидит с наушниками в ушах на потертом кожаном диване в углу, одетый в парадовский мундир, и слушает бесконечные треки в случайном порядке. Он не слышал, что только что сказала девушка-организатор из-за рева Black Flag, но не нужно быть гением, чтобы догадаться. В нескольких шагах от него Джерард поправляет надетый поверх мундира больничный халат, который он сорвет на первой песне, Майки поливает свою голову лаком для волос, а Боб отбивает ритм барабанными палочками на подушке. Песня Black Flag заканчивается. Фрэнк наблюдает, как люди начинают выходить из раздевалки, чтобы еще раз проверить черный занавес за кулисами. Все еще грохочущие звуки группы на разогреве пробирают его до костей, сценический грим почти потек от пота. Рэй бродит возле двери и сигналит ребятам, что пора бы уже начинать «ритуал пятюнь». Фрэнк не встает, чтобы присоединиться к друзьям, он просто продолжает сидеть и осушать остатки своего кофе, слушая, как Taking Back Sunday разрывают его наушники. Боб вскакивает со своего места и, поймав на себе взгляд Фрэнка, осторожно ему улыбается. Фрэнк натягивает на себя притворно-счастливую маску и улыбается в ответ, чтобы остановить барабанщика, пока тот не начал тревожно парить над ним. Прошла почти неделя с тех пор, как Джерард и остальные узнали его секрет, и жизнь в туре для Фрэнка стала, мягко говоря, еще хуже. Замки и бритвы прятать не стали – все сошлись на мнении, что он не ребенок, и глупо так поступать с ним – зато его почти не оставляют в одиночестве, кто-то всегда присматривает за ним. Если он хочет пойти в гостиную автобуса, чтобы поиграть в какую-нибудь компьютерную игру, Рэй или Боб мгновенно бросают свои дела и говорят, что тоже были бы не против сыграть. А когда автобус останавливается в новом городе, Джерард, Ворм или кто-нибудь еще всегда найдут предлог, чтобы присоединиться к Фрэнку в то время, как тот делает покупки или идет за кофе. Они каждые две минуты стучат в дверь, когда он принимает душ, и вообще никогда не оставляют его в автобусе в одиночестве. Что бы он ни делал, он всегда остается под постоянным наблюдением техников, друзей, охранников, менеджеров, и это душит его и сводит с ума. Наверное, самым худшим является то, что все ведут себя так, словно ничего не произошло, и делают вид, будто не замечают, что следят за Фрэнком днем и ночью, как стервятники. Он по-прежнему отказывается говорить с другими о том, что считает только своим личным делом – и что остальные считают его «проблемой» - и, как следствие, никто не говорит с ним о чем-либо другом вообще. Ни о чем, что имело бы какое-то значение. Каждый разговор – это мучительная смесь из вынужденных коротких диалогов и хождения вокруг да около, и Фрэнку безумно грустно понимать, что он пытается избежать своих друзей. Вся эта неприятная ситуация расстраивает его с каждым днем все сильнее, но если он проявит больше эмоциональности, чем обычно, если будет сердиться, злиться или кричать, все вокруг начнут напрягаться и ждать момента, когда он внезапно схватит первый попавшийся под руку острый предмет и вонзит его в свое горло! Жизни в центре всего этого беспокойства достаточно, чтобы вывести из себя кого угодно, и Фрэнк использует каждую возможность улизнуть от своих «воспитателей» и долго гуляет в одиночестве. Иногда ему удается встречать лишь возмущенно-вопросительные взгляды, когда он возвращается, и от этого он чувствует себя виноватым и пристыженным, будто он совершил какое-то ужасное преступление. Его глаза начинают гореть, в груди щемит, руки трясутся от злости и напряжения – он не делал ничего плохого! Почему они так себя ведут? Затем он бежит в туалет или к своей кровати и режет свое плечо или ноги, не заботясь о том, что кто-то может его застукать. Его друзья стали одной из причин, из-за которых Фрэнк делает это с собой, и он уже не выдерживает. При этом дополнительном давлении извне на его личную жизнь он понимает, что сейчас самоповреждение дает ему больше успокоения, чем когда-либо, но, какая ирония, он не может получить достаточно. Из-за пристальных взглядов, перешептываний и напряжения в воздухе он чувствует, что поступает плохо, когда снова режет себя, прежде чем почувствовать облегчение и покой. Во всем виноват Джерард… Джерард, и Майки, и все остальные – почему они не могут просто оставить его в покое?! Сейчас Фрэнк сидит в раздевалке с покрывающими его руки пластырями под рукавами и чувствует себя больным и подавленным. Музыка в наушниках – единственное, что сохраняет его в рассудке этим вечером, и он не хочет вставать с этого дивана, потому что боится, что он просто развалится на кусочки на глазах у всех. Он не хочет сегодня выходить на сцену, но играть в группе все еще значит для него очень много, несмотря на то, что он не чувствует эйфории от выступлений, как раньше. И он знает, что, скорее всего, не выживет без этого. Поэтому ночь за ночью, город за городом он поднимается на сцену и начинает двигаться: носится повсюду с гитарой, ломает микрофоны, утыкается в грудь Джерарда носом и в основном ведет себя как обычно, потому что это как воздух, с помощью которого ты чувствуешь себя живым. Фанаты не замечают в нем перемен, и Фрэнк поражен, как просто притворяться, что все нормально. Ему интересно, сколько людей в зале также притворяются. Сколько ребят натягивают эти манжеты, рукава, напульсники просто так, и сколько на самом деле что-то прячут под ними? Следующая случайная песня в плейлисте Фрэнка начинается медленно, мягко и до боли в сердце грустно. Женский голос: Сара Маклахлан или кто-то вроде того, и эта песня определенно не из тех, что он обычно слушает. С душащим изнутри чувством он понимает, что эта песня – одна из тех, что Она скачала ему, саундтрек к одному из Ее любимых фильмов. Она заунывная, навязчивая, и ее вообще не должно быть в его плеере. Фрэнк удалил этот трек месяц назад – он уверен, что удалил! – вместе с остальной музыкой, которую Она когда-либо скачивала ему, потому что после разрыва он не мог слушать это без желания умереть. Тот факт, что он сейчас находится в общественном месте, ничего не значит: он все равно хочет свернуться калачиком на диване и утонуть в глубоком черном забвении. Его сковывают сожаления и боль, он слишком парализован даже для того, чтобы переключить эту песню на другую, она играет в его ушах снова и снова, отгораживая его от остального мира и разрывая на части в буре минорных тональностей и печали. Фрэнк неосознанно дергает своими жаждущими лезвия руками в перчатках без пальцев. Она бросила его месяц назад, и он думал, что все самое худшее уже позади, но почему-то эта песня запустила в нем что-то, чего он никогда не чувствовал. Боль внутри прожигает его намного сильнее на этот раз, он не может ее контролировать, не может спрятать за маской. Ему нужно облегчить ее, нужно вырезать ее из себя! - Фрэнки? Чьи-то пальцы громко щелкают перед его лицом. - Эй, завязывай с этим! Руки опускаются ниже и вырывают наушники из ушей Фрэнка, прекращая Ее песню. - Приятель, поднимайся. Пора идти. Фрэнк моргает, поднимает глаза вверх, но не может разглядеть ничего, кроме теней и пыли. Спустя мгновение он возвращается в реальный мир и видит стоящих перед ним Майки и Боба. Майки держит в своих руках новую черно-белую бас-гитару под цвет костюма. - Концерт начинается, Фрэнк. – взбудоражено говорит он. – Пошли. Боб и Майки выходят из комнаты, а Фрэнк некоторое время наблюдает за этим в полусознательном состоянии, его голова идет кругом. Затем он бросает свой айпод в сторону, заставляет себя встать и бежит за друзьями: вглубь по перекрытому проходу, за кулисы и потом на сцену, скрытую за черным занавесом, который временно отделяет группу от кричащей аудитории. Рэй уже здесь, стоит на другом конце сцены. Он с легким облегчением смотрит на Фрэнка. Мэтт Кортез, гитарный техник группы, подает Фрэнку в руки одну из гитар, Боб быстро поднимается на барабанную стойку, пока Майки занимает свое место по центру. Теперь они ждут в тишине, сердца стучат, адреналин накатывает, и крики публики превращаются в истерические вопли, когда Джерард появляется где-то там за черным занавесом, начиная петь в своей больничной одежде для полка мокрых жужжащих тел. Сейчас есть только Джерард и аудитория, но совсем скоро шоу полностью начнется, и руки Фрэнка будут скользить по струнам, ноги понесут его вперед под свет прожекторов, барабаны зазвучат в ритм гитарам, и занавес поднимется, чтобы показать толпе его, Майки, Рэя и Боба на просторном готическом фоне в отблесках настоящего пламени: Черный Парад во всей своей красе. Несчастно вздыхая, поняв, что Ее песня все еще играет в его голове, Фрэнк стряхивает свою длинную черную челку с глаз и делает несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить и без того расшатанную психику, но это не помогает. Он не может успокоиться. В его кармане есть лезвие… - Ты в порядке? – спрашивает Майки. Фрэнк на автомате кивает в ответ на старый-добрый вопрос и тут же фыркает на откровенную ложь. Майки хмурится и выглядит обеспокоенным под своим призрачно-белым гримом, но сейчас не время для разговоров. Джерард берет высокие ноты, техники щелкают переключатели, занавес взлетает, огни ослепляют, ребята кричат, бас сотрясает стены арены и Фрэнк с гитарой оказывается на краю сцены, когда его накрывает волна тепла и шума. В зале около 12 тысяч человек, но в отблеске прожекторов Фрэнк видит всего несколько лиц из первых рядов. Ребята уже по полной слэмятся в центре зала, и горячий влажный воздух пульсирует, словно живое существо. Это будет безумная ночь, одна из тех, что Фрэнк обычно обожал, потому что выступления в подобной атмосфере всегда давали ему неповторимый прилив сил. Но из-за ужасного давления на него в последние несколько дней и болезненных воспоминаний из плеера, он чувствует себя сейчас хуже, чем обычно, и это не получается выплеснуть наружу. Он не может раствориться в музыке или в привычном сценарии выступления. Не в этот раз. Он сгорает изнутри, его выворачивает от боли. Призрачные лица в зале расплываются и темнеют с дикими завываниями. Видят ли они эмоции на лице Фрэнка этой ночью? Хоть кто-нибудь смотрит на него, стоящего перед ними сейчас, или перед их глазами только его волосы, одежда, тело? Начинается новая песня, и Фрэнк отходит назад к задней части сцены, играя на гитаре онемевшими пальцами и оглядываясь с мольбой о помощи в глазах на своих друзей, когда те проносятся мимо него. Он никогда не чувствовал себя так изолированно от них. Так гнусно, поддельно и потерянно. Ему хочется плакать. Или блевать. ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ? Кровь, кровь, кровь… Фигуры, одетые в черный цвет, мелькают за кулисами. Повсюду свет и вспышки красного и белого. Кровь и кость. Пот и потребность в слезах. Фрэнк прижимает свою голову к плечам и пытается сконцентрироваться на игре, пытается дышать. Не выходит, ничего не выходит! Ему нужна кровь и боль. Ему нужно снова почувствовать себя живым, пока он не проиграл и не умер окончательно. Лучи света, он почти роняет свою гитару. Песня заканчивается с последней яркой вспышкой и сотрясающим все вокруг криком «МЕРТВ!»