Дело вкуса

      Он с самого начала знал, кого и зачем обращать: бизнесмены и прочие богатые белоручки нужны были ради денег. Блейн прекрасно понимал, что эти люди никогда не будут ни рыть могилы, ни разбивать голову бездомным и беспризорным, поэтому, смеясь над их безвыходным положением, заламывал заоблачную цену на мозги, напоминая, что может просить вдвое больше и они все равно будут платить.       Бестолковые качки, в своей прежней жизни пропитанные насквозь протеином — хоть выжимай — нужны были ради черной работы. Блейн не боялся ни их безграничной тупости, ни внезапной вспышки ярости — эти раздутые горы мышц были преданы ему, словно щенки, следующие за хозяином, который выкармливает их за погибшую мать.       ДеБирс даже знал, зачем поцарапал Лоуэлла Трейси, этого меланхоличного британского трубадура, — музыка его напоминала обожаемую Нирвану, и Блейну хотелось вознаградить этого лондонского Курта Кобейна бессмертием (на какое-то мгновение забыв обо всех зомби-лишениях, напоминающих больше семь кругов ада по Данте).       Но одного мужчина не понимал совершенно, какого черта он цапнул Оливию Мур? Эта девчонка с вечно идеальным баллом по экзаменам (Блейн, разумеется, навел справки о её прошлой жизни) и блестящими перспективами в медицине абсолютно не подходила на роль пожирающего мозги зомби, куда больше подошла бы пятилетняя девочка-ангелок с плюшевым мишкой в руках или её бабушка-одуванчик, пекущая на выходных свое фирменное печенье. Да и видеть Лив посреди морга с костепилкой в руках, склонившуюся над чьим-то обезображенным телом, было по меньше мере смешно.         — Не покажешь, как это правильно делается? — усмехнулся он и засмеялся, увидев, как дрогнула рука Мур. Благо замысловатый прибор не был включен, иначе девяностолетняя старушка, мирно почившая во сне, лишилась бы половины черепа.         — А что, монтировкой и шлакоблоками пользоваться надоело? — скривилась Лив и убрала подальше костепилку — для полного счастья ей не хватало убийства в полицейском морге.       Блейн улыбнулся, качая головой, словно разговаривая с непослушным ребенком, и подошел к Оливии так близко, насколько она позволила, — впритык.         — Я ведь не единственное чудовище в этой комнате, — Оливия резко втянула воздух, и, прежде чем она успела что-то сказать, Блейн добавил: — Эта ваша зомби-крыса — просто монстр.       ДеБирс увидел, как злость во взгляде Лив перерастает в недоумение, и, убеждая себя в том, что это просто шутки ради, резко прижался к губам удивленной девушки, целуя чуть ли не яростно. Болезненный удар пришелся сначала на правую щеку, а потом в грудь, Мур оттолкнула нахала, отбежав назад, и собиралась уже выставить его взашей, однако что-то помешало ей открыть рот. Она смотрела на расцарапанное острыми ногтями лицо Блейна, его вмиг покрасневшие глаза и видела, с каким усердием он борется с переходом в «полный режим зомби», но так же Оливия с ужасом поняла, что остановило её вовсе не это. Вкус. Она почувствовала что-то сладкое, кислое, соленое, что-то с корицей, бергамотом и пармезаном… что-то неподдающееся объяснению, что-то, по чему Лив скучала вот уже многие месяцы. Вкус.       Посмотрев на Блейна, который уже вернулся в нормальное состояние, Мур поняла — он тоже чувствует. Убеждая себя в том, что это только ради проверки случившегося, они одновременно бросились друг к другу.       Целуя трепетавшую девушку и прижимая её к столу с уже давно окоченевшей бабкой, ДеБирс наконец-то понял, зачем поцарапал Мур — он выбрал её. Выбрал для себя. «Дело вкуса», — мысленно усмехнулся мужчина и крепче обнял податливую Оливию.