Лепестки цветущей сакуры

Киото XIX век. Эпоха Мэйдзи По улицам величественного древнего японского города спешила девушка, не забывая приветствовать каждого знакомого. В руках у нее было мало продуктов, все нёс её высокий спутник. Девушка счастливо улыбалась и то и дело дёргала за рукав юношу: — Шотаро, тебе не тяжело? — Нет, Кёко, — мотнул головой тяжело пыхтящий парень. — Может, поторопишься, а то мы так и до вечера не дойдём до дома! — Конечно, — улыбнулась девушка, чуть щуря карие глаза, казавшиеся золотыми от счастья. Молодые люди спешно пересекли мост, но Кёко успела полюбоваться водной гладью и даже посмотреть на ясное небо над головой. Когда она в последний раз была так счастлива? Девушка ещё раз зажмурила глаза. Только пару недель назад она стала невестой Шотаро. Свадьбу пока решили отложить на более поздний срок — приближался Ханами, праздник цветения сакуры, а это значило, что будет много посетителей и не только японцев. Соседи недоумевали — пусть Кёко Могами и хорошая девушка, но бедна, долгое время она жила за счёт семейства Фувы, имевшего собственный рёкан, который приносил им неплохой и стабильный доход. И на тебе! Теперь эта бесприданница выходит замуж за их сына! Идя по ровной дороге Кёко, чувствовала, как нещадно палит солнце. «Необычно для апреля», — мимолетно подумала девушка, стараясь успеть за Шотаро. Парень на пару шагов опережал её, но вскоре она его догнала. До дома дошли вместе. — Мы дома! На звук её голоса вышла хозяйка — мать Шотаро. Госпожа Фува была одета в кимоно светло-зелёного цвета, волосы собраны в строгую прическу. Вслед за женщиной появилась служанка, которая отвесив поклон, забрала продукты и поспешила на кухню. Шотаро лишь кивнул матери и ушел к себе в комнату. Мать проводила его нежным взглядом, затем обернулась к будущей невестке, спросив о погоде. — Душно! — посетовала девушка, следуя за женщиной на кухню. — И это только апрель! По рёкану носились служанки. Кёко знала, в доме всегда хватало работы, а в канун Ханами особенно. Прошло уже достаточно времени, когда Япония гостеприимно распахнула свои двери для иностранцев. Благодаря императору в стране Восходящего Солнца, дотоле закрытой по желанию сёгунов, снова появились чужеземные корабли. Европейские судна первое время потрясали своим величием и огромностью, а европейцы чуждым обликом. Они не носили кимоно, брили бороды и носили странные шляпы, говорили на странном наречии. Кёко еще не было тогда на свете, и она не знала, как вновь шаг за шагом преодолевалось непонимание, как заново налаживались торговые связи, возникали первые поселения в Нагасаки. Но теперь это помнили лишь старики, изредка ворчавшие о старых временах. В Киото на праздник приезжали многие, ведь было на что посмотреть. Кёко предвкушающе улыбнулась и, прижмурившись, как котёнок, пошла к себе в комнату сменить кимоно. Ведь сколько бы ни было служанок в доме, а лишние руки никогда не помешают. Подвязав рукава, девушка отправилась на кухню. Фува-сан уже была там и руководила парадом. Кёко поражалась, как же эта женщина всё успевала. На все расспросы та польщено улыбалась и говорила, что все придет с опытом. Девушка верила, улыбалась и кивала. Ведь кто бы мог подумать, что пройдет какое-то время, и чайную церемонию она будет исполнять в совершенстве? Кто бы мог подумать, что маленькая, безродная Могами Кёко скоро обретет семью? Девушка заправила выбившуюся темную прядку за ушко и взялась за нож. Сегодня будет много работы. Ведь завтра должен явиться гость… В Японии всегда относились к гостям с уважением и с почтением. А к частым тем более. Кёко слышала, как девушки шушукались и хихикали об англичанине. Девушка краем уха слушала сплетни о госте и смеялась про себя. Таинственный европеец был не так страшен, как его описывали. Эти люди вообще были чудаки, но безвредные. Кёко помнила, как лет семь назад у них останавливался европеец. Мужчина был приветлив, вежлив, на оплату не поскупился, да и вообще относился ко всем, даже к прислуге с одинаковым уважением. А ещё он приезжал с сыном. Милым и смышлёным мальчиком… — Кёко! — отвлёк её от приятных воспоминаний детства голос Фувы-сан. — Иду! — откликнулась девушка, на ходу передавая нож и уже очищенную рыбу служанке. В коридоре она столкнулась с Шотаро, парень был задумчив и даже не заметил невесту, которая вышла из кухни и даже его окликнула. Он поднял голову и встретился с испытующим взглядом девушки. — Что? — несколько пренебрежительно спросил он, оглядывая рабочий наряд Кёко. — Ты куда? — обеспокоенно тронула она его за рукав нового светло-коричневого кимоно. — По делам, — буркнул парень, вырвав руку, и торопливо пошёл к выходу. — Возвращайся к ужину! — успела крикнуть вдогонку ему Кёко, но Шотаро уже не слышал. Могами пораженно проводила взглядом своего жениха. Что с ним такое? Ведь он никогда так себя не вёл… Может, он просто устал и решил развеяться? Это похоже на Шотаро. А может быть отец отправил его с каким-то поручением… Девушка вздохнула. Унывать было некогда, работа спорилась, а потому, Кёко, пожав плечами, поспешила на зов Фувы-сан. *** Лило как из ведра. Европеец сдавленно кашлянул, но шагу не сбавил. Плащ промок уже насквозь, а новая шляпа превратилась в черте что. Лужа неслышно хлюпнула под тяжелой поступью крепкого европейского сапога. Мужчина прищурился, в темноте и сквозь завесу дождя он мог разглядеть только свет в рёкане и силуэты, но не само здание. Понадеявшись на удачу и смутные детские воспоминания, иностранец ещё раз сдавленно кашлянул и шагнул по направлению к дому. — Что-то Шотаро задерживается, — тревожно взглянула в окно девушка. — На улице дождь, — спокойно отозвалась Фува-сан, ловко орудуя иглой. — Я уверена, к утру он явится. Ведь не в первый раз, Кёко. — Да… — эхом отозвалась японка и склонилась над своим шитьем. И всё же её обуревали сомнения. А беспокойство настойчиво росло и грызло уже изнутри. Где же он? Почему не прислал даже записки, что задержится? .. Хотя, такая погода. Какие записки, вдруг Шотаро занят? Нить ровными стежками ложилась на лёгкую ткань. Девушка привычно откусила нитку, потянулась за мотком. Катушка выпала из липкой от волнения ладони и откатилась к Фуве-сан. Женщина молча подняла её, смотала быстро нить и кинула будущей невестке. Кёко поймала катушку, лёгким поклоном поблагодарила женщину. А почему он не вернулся до ненастья? Глупая, кто же знал, что будет такой ливень?! Девичьи пальчики дрожали, нить никак не хотела влезать в иглу. Но Шотаро же вернётся? Конечно, он же не оставит Кёко. Он же обещал. На душе потеплело, и улыбка вновь вернулась на уста. Нить покорно зашла в ушко, а игла сама пошла по ткани. Сёдзи тихонько отъехали в сторону, и в проёме появилась лицо озабочённой служанки. — Фува-сан, — робко поклонилась девушка. — У нас гость… Хозяйка рёкана оторвалась от шитья и вышла из комнаты. Кёко, недоумевая, проводила её взглядом и, отложив свою работу, выскочила вслед за женщиной. С замирающим сердцем она шла по коридору, дрожа всем телом, думала о том, что Шотаро вернулся, ожидала, что парень прижмет её к сердцу. Трепетала при мысли о том, что сделает любимому горячий чай и подаст его любимую юкату*. Но в генкане* стоял другой. Из-за тени, падавшей от широкополой шляпы, девушка не могла разглядеть лица незнакомца. С длинного дорожного плаща на чистый деревянный пол стекала ручьями вода. Служанки молча и негодующе переглядывались: придется мыть пол заново! Ещё более Кёко удивилась, когда европеец на чистейшем японском поприветствовал Фуву-сан и отвесил официальный поклон. Хозяйка же, не теряя ни капли самообладания, ответила официальным поклоном и пригласила гостя в дом. — Приготовь ему комнату с видом на сад, — шепнула она Кёко. На вопросительный взгляд девушки, торопливо пояснила. — Сама. Японка молча кивнула и, поманив за собой одну из служанок, поспешила скрыться из виду. Управилась Кёко быстро, так как работа для неё была привычна и делала она её не одна. Закончив, девушка отправилась обратно к европейцу. Тем временем иностранец позволил снять с себя промокший плащ, покорно переобулся в предложенную обувь, которая была непривычна для него. Пытаясь что-то сделать с тесёмками, мужчина не сразу заметил, как к нему тихонько подошла девушка. — Извините, — тонкий девичий голосок заставил чужеземца вздрогнуть и поднять голову. Зелёные глаза тут же встретились с её карими. У неё были красивые глаза, словно драгоценные камни с берегов Балтийского моря. Европеец, заметив, что юная горничная покраснела, невольно перевел взгляд на опрятное кимоно светло-фиолетового цвета. — Позвольте Вас проводить, — голос ее был чист, как горный ручей. Европеец лишь кивнул и, встав со скамейки, пошел следом за девушкой. Отчего-то она казалась ему знакомой. Что-то было в ее манере говорить такое, что будоражило в нем смутные воспоминания. Идя за своей провожатой, мужчина гадал, кто же она? Служанка или дочь хозяйки? Для служанки она держится с большим достоинством. Для дочери хозяйки… слишком непринужденно. Мягко отодвинув сёдзи*, девушка с легким поклоном указала ему на офуро*. Европеец улыбнулся: нет ничего лучше принять горячую ванну после изматывающей дороги и ледяного ливня. Дождавшись, когда двери закроются, он снял с себя всю одежду и с наслаждением погрузился в горячую воду. *** — Фува-сан, а кто этот человек? — осторожно спросила Кёко, продолжая ловко нарезать рыбу. — Европеец, — пожала плечами женщина. — Он отдал лишь письмо мужу и ни слова не сказал. Кёко хмыкнула и больше не стала докучать женщине вопросами. Почему-то чужак казался ей знакомым. Но где она его видела раньше? Европейцы не так часто останавливались в Киото, их чаще видели в Нагасаки. Девушка сменила нож и разделочную доску, резать зелень было куда проще и приятнее, чем рыбу. Спустя несколько мгновений все было готово. — Проводи гостя в общую комнату, — велела ей хозяйка. — Но… Одного взгляда Фувы-сан хватило, чтобы Кёко поклонилась и пошла исполнять поручение. Не подчиниться этой женщине было невозможно. Девушка прекрасно понимала, что она второе официальное лицо после хозяйки и что пора привыкать, но… чем больше ее заставляли исполнять «хозяйские» обязанности, тем хуже становились отношения с другими девушками. Ведь Могами была сирота, мать оставила её семейству Фувы, а сама скрылась, и больше о женщине ничего не слышали. Кёко ничем не была хуже любой другой девушки, но и не лучше. И чем же она тогда заслужила такую честь? Зависть рождала многие слухи, но Кёко не знала о чём болтали девушки за её спиной. А новое положение в доме словно и не изменило её. Девушка торопливо шла по направлению к офуро*, прижимая к себе новую юкату. Гость был слишком высок для японца, потому пришлось долго искать подходящую одежду. Она осторожно отодвинула створку — пахнуло парным духом. Девушка тенью проскользнула в помещение и, схватив европейскую одежду, оставила сверток, опрометью выбежала вон. Щёки горели, а лоб уже был мокрый, и девушка не могла понять от чего: то ли от пара, то ли от страха. Решив, что это от пара, Кёко, прижав к себе поплотнее одежду, бегом кинулась в прачечную, а оттуда к комнате гостя. Футон уже был готов, а стену украшало полотно с каной*. Девушка машинально подумала, что надо бы заменить на икебану*. Поправив свиток с иероглифом, Кёко вышла из комнаты, не забыв прикрыть за собой сёдзи. Гость должен быть доволен. Обернувшись, она невольно вскрикнула от неожиданности — сзади неё стоял таинственный европеец. Зелёные его глаза смотрели прямо в её испуганные карие. Но, видимо, вспомнив о приличиях, европеец чуть склонил голову. — Ваш номер готов, господин, — голос не дрогнул, а лишь неестественно высоко прозвучал, под конец сорвавшись. Иностранец кивнул и направился к двери. Кёко запоздало вспомнила, что в номере у него нет ужина. Значит, Фува-сан хотела, чтобы европеец разделил с ними трапезу. Прочистив горло, девушка вновь робко обратилась к европейцу: — Господин… Скоро время ужина. Нам будет приятно, если вы разделите с нами трапезу, - и, не дожидаясь ответа, Кёко отвесила глубокий поклон и убежала. *** За столом было тихо. Господин Фува сидел нахмурившись, а письмо лежало рядом. Хозяйка же была подле мужа и казалась немного озадаченой. Кёко успела лишь заметить, что лист был испещрен множеством иероглифов. — Ты пригласила гостя? — повернулась к ней госпожа Фува. — Да, Фува-сан, — кивнула Кёко. Женщина не успела спросить, где же гость, как дверь распахнулась, и в комнату вошел европеец в сопровождении другой служанки. Поклонившись, мужчина в замешательстве осмотрел комнату и присутствующих. Господин и госпожа Фува встали же со своих мест и ответили на поклон. — Мы рады приветствовать Вас в нашем рёкане, Хизури-сан, — сказал хозяин, не сводя взгляда серых глаз с гостя. — Ваш визит — это большая честь для нас. — Благодарю Вас, Фува-сан, — ответил любезностью на любезность гость. — Я был еще ребенком, но помню, как Вы говорили моему отцу, что двери Вашего рёкана для него всегда открыты. Прошу простить меня за столь поздний визит… — Ну что Вы… Думаю, церемонии здесь излишни. Вы ведь помните Фуву-сан? — улыбнулся хозяин. — Конечно, — кивнул Хизури, по-европейски коснулся губами ее руки. Хозяйка смутилась и отошла в сторону, перестав загораживать Кёко. — А это наша воспитанница, — указал на неё господин Фува. — Могами Кёко. — Очень приятно, Могами-сан, — склонился к её руке Куон. Прикосновение обожгло не хуже калёного железа. Девушка почувствовала, как щеки начинают предательски краснеть, а в комнате сразу стало жарко. Он поднял голову. Зеленые глаза тут же встретились с девичьими. Ему показалось, что он забыл как дышать. Если бы не ее глаза! .. Верно, он не узнал бы ее. Из угловатой девочки она превратилась в дивную женщину. Парень сморгнул и поспешил отвести взгляд — девушка уже зарделась и уставилась в пол. — Простите, — голос был почему-то сиплым. — Я смутил Вас. Я и забыл, что не в Европе, — улыбнулся он. Кёко лишь замотала головой. Будда, какой стыд! Ей казалось, что она покраснела до корней волос. А когда она осмелилась поднять голову, гость уже разговаривал с господином Фувой и на неё не смотрел. *** День был солнечным. Кёко поправила лепестки в составленном букете и чуть отошла в сторону, любуясь работой. Цвета были гармонично подобраны, розовый и белый радовали глаз и напоминали о весне. — Красиво, — раздался голос у неё за спиной. — Хизури-сан! — вскрикнула девушка, подпрыгнув на месте от неожиданности. — Вы меня напугали! — обернулась она к нему. — Извини, я не хотел, — пожал плечами гость. — И я уже говорил, что можешь звать меня по имени. Мы же не чужие. Или нет? — прищурился Куон. — Да… — пролепетала Кёко, застенчиво опуская глаза в пол. — Неужели вы…ой! .. то есть, ты до сих пор помнишь наше детство? — Конечно, — улыбнулся парень. — Разве забудешь такое? Тем более, я часто приезжал сюда… И каждый раз я открывал для себя что-то новое. И этот раз не стал для меня исключением. Милая девочка превратилась в очаровательную девушку! И я рад этому… — Корн! Какой же ты врун! — воскликнула она. — А я и не вру, — простодушно признался парень. — Я никогда тебя не обманывал. Помнишь? Кёко лишь отвернулась к букету, пытаясь скрыть смущение и праведное негодование. Вот уже третий день подряд он вгоняет её в краску и ведёт при этом себя как ни в чём не бывало. Казалось, что Корн всё такой же мальчишка, который, мешая английские и японские слова, с улыбкой рассказывал о маленьких феях, обитающих в цветах, и про страшных оборотней. А она? .. Наверное, все та же девчонка, которая с горящими глазами и с раскрытым от восхищения ртом ловила каждое его слово. А может и нет? .. — Знаешь, — продолжал Куон, садясь на татами, — я был бы рад такой красивой невесте, как ты! — А я уже невеста, — засмеялась Кёко, отрывая бледный листик с цветка. Она не видела, как серьёзный взгляд зелёных глаз стал мрачным. Не заметила, как Куон сжал руку в кулак и стиснул зубы. Какое-то время парень тяжёлым взглядом буравил хрупкую фигуру девушки, а потом отвернулся к раскрытым створкам, глядя на ухоженный сад. — Мы с Шотаро скоро поженимся, представляешь? — звонкий голосок вгонял, казалось бы, самый острый кинжал в сердце. Куон провел шершавым языком по сухим губам и едва выдавил из себя: — Я рад. Девушка вздохнула и вновь поправила букет. Три дня назад она и помыслить не могла, что встретится с добрым Корном вновь. И что с трудом узнает в этом взрослом того мальчика, с которым когда-то бегала к ручью искать эльфов. Кёко закусила губу, переведя взгляд на неподвижного сидящего парня и вспомнив, как в коридоре робко обняла своего друга детства и как он осторожно приобнял её в ответ. — Правда? — наивно спросила она, всё ещё глядя на Куона. Парень какое-то время молчал, а затем, как показалось Кёко, тяжело вздохнув, обернулся к ней. — Конечно, Кёко-чан, — вымученно улыбнулся Куон. — Я очень рад, что ты счастлива… Жаль, я не узнал об этом раньше и приехал к тебе без свадебного подарка, — грустно заключил парень, отводя взгляд. На душе было скверно. А терпкий запах весенних цветов начал раздражать. Девушка смущённо пролепетала: — Не нужно. Главное, что ты приехал! .. Куон лишь выдавил очередную дежурную улыбку и кивнул. — Ой! — вдруг вздрогнула Кёко. — Я и забыла, что у меня ещё дела! Прости, я ещё приду, обязательно! Доброго дня… Корн, — тихонько проронила девушка и выскользнула из комнаты, не оборачиваясь на неподвижно застывшего Куона. — Доброго дня, Кёко… — эхом отозвался парень, провожая её обречённым взглядом. Как только бумажные створки закрылись за девушкой, он сквозь зубы выругался и стукнул кулаком по бамбуковым татами. *** Голова с утра гудела. Шотаро перевернулся на спину. Потолок был безынтересен. Парень поморщился, вспомнив, что мать опять будет читать ему нотации по поводу его частых ночных отлучек. Не при Кёко, конечно. Она даже и не узнает этого. И Шотаро был уверен, что невеста как всегда найдёт ему оправдание. Парень фыркнул, представив в какую же очередную сказку она поверит. Кёко была удобна для него. Шотаро даже не нужно было ничего придумывать в своё оправдание — девушка придумывала всё за него. А вот с матерью всё было сложнее. Хотя что ему мать?! Поворчит, а вот отцу ни слова. Парень улыбнулся своим мыслям и легко встал с футона*. Потягиваясь и зевая на ходу, Шотаро вышел из комнаты, стал неспеша спускаться по лестнице и тут же столкнулся с взволнованной и как всегда суетливой невестой. — С добрым утром, Шотаро! — улыбнулась она. Шотаро еле сдержался, чтобы не поморщиться. Всегда весела. Просто удивительно. А когда-то была ещё той плаксой. Шотаро терпеть не мог возиться с ней в детстве, а вот противный англичанин ни на шаг не отходил от неё. Всегда успокаивал, развлекал какими-то бреднями об эльфах. Шотаро, сколько себя помнил, всегда питал неприязнь к этому чужестранцу. И вот он опять приехал сюда и опять не отходит от неё ни на шаг. Или наоборот? — Ты не заболел? — заботливо коснулась Кёко тёплой ладонью его лба. — Нет, — увернулся Шотаро от девичьих рук. — Я здоров, — процедил он, стараясь не смотреть невесте в глаза. — А где ты был всю ночь? Шотаро заскрипел зубами. Будда, да она еще и допрос устроила! С каких это пор она стала интересоваться, где он пропадает?! .. Не иначе мать надоумила. — У друга, — процедил парень, пытаясь обойти девушку. Кёко хотела ещё что-то сказать, но, заметив Фуву-сан, умолкла. Женщина в это время вышла с кухни и направлялась в другое крыло. Увидев молодых людей, хозяйка подошла ближе. — Кёко, помоги, пожалуйста, на кухне, а то девочки не справляются, — обратилась она к девушке с улыбкой. Девушка покорно кивнула и, бросив на жениха ободряющий взгляд, мигом сбежала вниз со ступеней. Шотаро не видел лица матери, но был готов поклясться, что мать была злее ёкая*. — У друга, значит?! — голос женщины дрожал от едва сдерживаемой ярости. — Шотаро, когда это кончится? — прошипела она, заставляя сына обернуться и посмотреть ей в глаза. — Мам, не начинай, — возвел глаза к небу парень. — Ты же дал мне слово! — стояла на своем Фува-сан. — Матушка, вы же всё понимаете лучше меня, — сощурился Шотаро. — Я скажу отцу, — пригрозила мать. — Думаешь, он не заметил твоих частых отлучек? — Не нужно, — быстро сменил тактику парень. — Я обещаю, что после свадьбы этого не будет. Мать на него как-то странно посмотрела и, пожав плечами, решила оставить сына. — Но учти, — напоследок обернулась она, — если я ещё раз замечу, что ты не ночуешь дома, я тут же скажу отцу. — Ладно, — покорно согласился Шотаро. Хорошо, что отец пока об этом не узнает. Мнение Кёко Шотаро мало волновало. Парень был уверен, что девушка его в любом случае простит, главное, показать искреннее раскаяние. Сладко потянувшись, Шотаро направился в бани. *** До свадьбы оставалась всего пара дней. Кёко уже не носилась по рёкану, не меняла футоны, не накрывала персональные столы гостей, не пропадала в прачечной. Фува-сан резко ограничила круг её обязанностей, позволив будущей невестке изредка появляться на кухне и помогать при сервировке стола в главной комнате. Дел было мало, а потому Кёко не находила ничего лучше, как устраивать маленькие чаепития в саду вместе с Куоном, ведь развлечение гостей пока ещё оставалось её обязанностью. Но девушке было невдомёк, что за ней бдительно наблюдала будущая свекровь, для которой не были секретом эти невинные посиделки. — Устала? — мягко спросил парень, когда Кёко, едва держась на ногах после очередной примерки свадебного кимоно, устало опустилась на подушку рядом с ним. — Ага, — кивнула девушка, с благодарностью принимая чашку ароматного зелёного чая из рук друга. Она не заметила, как прохладные мужские пальцы невесомо коснулись её собственных. — Я так вымоталась… Эти примерки. Утомительно! Куон лишь усмехнулся и пригубил горячего напитка. — Наверное, я тебе надоела? — пошутила Кёко, торопливо делая глоток терпкого чая. — Не говори глупостей, Кёко, — шутливо осадил её Хизури. Но его серьезный взгляд никак не вязался с весёлым голосом. — Скорей, я тебе успел надоесть… — Корн! — тут уже настала очередь девушки возмущаться. — Как ты мог такое подумать?! Парень лишь пожал плечами и улыбнулся. В воздухе плясали розовые лепестки сакуры, изредка долетая до подноса с чаем. На этот танец можно было любоваться вечно, оставалось лишь жалеть, что это зрелище было недолговечным, ибо вишни отцветали быстро, осыпаясь на землю белым и розовым дождём. — Корн, ты в последнее время очень печален. Тебя что-то тревожит? — робко полюбопытствовала Кёко. — И не пытайся увернуться от ответа! — торопливо добавила она, пытаясь пресечь все попытки собеседника соврать или перевести разговор на другую тему. Хизури усмехнулся лишь краешком рта и неохотно признал: — Ты права, Кёко-чан. Меня и вправду кое-что тревожит… Много грустных мыслей. А ещё меня просто выводит из себя осознание, что я не могу ничего сделать… Девушка с любопытством и тревогой всматривалась в спокойные и в то же время печальные глаза друга. В его зелёных глазах было столько горечи и боли, что у неё защемило сердце. — Если бы это были неудачи в торговле или, например, разногласия с высшим светом, с друзьями, знакомыми, то меня это никак не встревожило бы! Но… — Куон тут тяжело вздохнул и продолжил. – Я, как ни странно это говорить, — тут его губы тронула ироничная усмешка, — влюблен. Безнадёжно. Я не имею права к ней подойти и прямо сказать о своих чувствах. Не могу взять её руку и долго держать в своих. Не могу обнять и прижать к себе. У меня нет на это права, — мрачно заключил парень. — Почему же? — пролепетала девушка. — Ты с ней поссорился? — Нет, Кёко, — отрицательно покачал головой Куон. — Просто она любит другого и выходит замуж. И пока я сижу здесь и любуюсь цветущей сакурой, она готовится к свадьбе и даже не подозревает о моих чувствах, — горько усмехнулся парень, глядя на замершую Кёко. Девушка застенчиво опустила взгляд на чашку с зелёным чаем. В носу уже вовсю щипало, а внутри всё заходилось от жалости. Оказывается, её друг был глубоко несчастен, а она даже не подозревала об этом. Какая же у него тогда возлюбленная и как же он её любит, что даже не вмешивается в её жизнь, боясь разрушить её счастье. Страдает, переживает и переваривает своё горе один. Стойко и молчаливо. Как настоящий мужчина. — Не переживай, Корн! — попыталась приободрить его девушка. — Знаешь, главное, знать, что у неё всё хорошо, и она счастлива. — Спасибо, Кёко, — кивнул парень, всё еще не сводя с неё взгляда. — Ты меня успокоила… Осмелев, японка придвинулась ближе к нему и неуверенно положила свою руку ему на плечо. Куон чуть вздрогнул, но не отстранился, только не глядя накрыл её ладонь своей. *** В рёкане было тихо. Тихонько, как мышка, Кёко пробиралась к себе в комнату с другого входа. Это крыло было пока пустым, его построили совсем недавно и почти привели в порядок, осталось всего ничего: придать уют нежилым комнатам. Но это было дело пяти минут, много ли нужно времени, чтобы постелить новые циновки и повесить картины? Самое тяжкое и кропотливое дело было позади. Комнаты сверкали чистотой, а уют был делом времени. Новые деревянные половицы не скрипели под маленькими ножками. Внезапно тишину нарушил чей-то вздох. Кёко замерла на месте, вслушиваясь и вертя головой во все стороны. Когда девушка ненароком подумала, что ей послышалось, и уже хотела идти дальше, звук опять повторился. Японка замерла снова, прислушиваясь, а затем тихонько подкралась к дверям той комнаты, откуда, по её мнению, исходил звук. — Шотаро, аккуратнее! — простонал женский голос. — Ты мне кимоно помнёшь! — Тш-ш-ш, не так громко, Шоко, — донесся до Кёко приглушенный голос жениха. — Я куплю тебе новое, если захочешь… — Ловлю на слове, — томно протянула женщина. — А как же твоя невеста? Неужели ты ей не будешь делать подарки? — Вот ещё, — пробурчал Шотаро. — Она живет на всём готовом уже давным-давно. Хватит с неё и того, что я женюсь на ней. И то если бы не родители, я! .. — Тише, Шотаро, — успокоила расшумевшегося парня Шоко. — Она же хорошая девушка. Зачем ты так? — Она отличная служанка, — засмеялся Шотаро. — Но она никогда не сравнится в красоте с тобой! .. — Ну… не будь таким привередливым, Шотаро! — Если бы я мог жениться на тебе, Шоко! .. — вздохнул парень. — Ты же можешь стать моим данной*, только и всего, — серьезно прервала его женщина. — Я буду! — горячо пообещал парень. — И я никогда не буду её любить! Ноги словно примёрзли к деревянному полу. Кёко не могла даже пошевелиться. Из лёгких будто выбили весь воздух, а сердце не билось. Я никогда не буду её любить! Жестокие слова ножом полоснули замершее сердце, заставив биться с бешеной скоростью. Сдавленное горло судорожно захватило глоток воздуха. Ноги тут же подкосились, и Кёко схватилась за притолоку, царапнув ногтями отполированное дерево. Щёки уже были мокрыми. В комнате слышалась беспокойная возня, изредка смех и неразборчивое бормотание. Кёко бы осталась, но ноги сами понесли её в свою комнату. Ночь прошла без сна. Девушка лежала на футоне и бессмысленным взглядом буравила потолок. В комнате стойко пахло вишневыми цветами. Кёко уже не плакала, слёзы кончились. Она лежала и переваривала в который раз услышанное. Она отличная служанка. Девичьи губы тронула горькая усмешка. А ведь он прав. Что она умеет? Стирать. Готовить. Шить. Нянчиться с детьми, наверное. Разве она может поддержать беседу, мило пошутить и сама же посмеяться над чужой шуткой, может ли она красиво танцевать, как гейши? Нет. Разве она красива? Шотаро никогда не называл её красивой… Разве он любил её? Кёко честно попыталась припомнить хотя бы одно признание в любви от Шотаро. А была ли та любовь? Вряд ли… Парень никогда не смотрел так, как иногда глядел Куон, рассказывая о своей возлюбленной. У того были глаза по-настоящему влюблённого человека, а от его признания щемило сердце. Куон говорил о своих чувствах так искренне, будто бы на месте Кёко сидела его возлюбленная, и он обнажал перед ней всю свою душу. А разве она любила? С самого детства её добросовестно готовили в жёны Шотаро. И действительно, старания Фувы-сан не прошли даром: известие о предстоящем замужестве Кёко восприняла как данное, то, что должно было рано или поздно случиться. Женщина так умело заставила её поверить в эту иллюзию счастья, что у девушки даже мысли не возникало о том, что Шо её не любил. Разве она чувствовала к нему что-то кроме слепого обожания? Все её чувства — это привычка. Привычка рабски подчиняться ему, ходить за ним по пятам и восторгаться. Кёко перевернулась на бок и посмотрела на задвинутые сёдзи. Полежав ещё немного, девушка встала с футона. Босыми ногами прошлепала по прохладному деревянному полу к закрытым створкам. Свежий утренний воздух ласково остудил пылающие щёки. Придал новых сил. Я никогда не буду её любить! Девушка вздохнула полной грудью. Она не любит его. И никогда не любила. Сейчас всё естество заполняла обида. Ведь её жестоко обманули и предали. Да… Если бы она его любила, то, возможно, было бы в разы больней. По девичьей щеке скатилась слеза. Кёко торопливо смахнула её рукавом юкаты. Она не будет оплакивать своё горе, потому что это и не горе вовсе. Ведь она его не любит. Она не будет держать на него зла. Простит его. В конце концов, он не виноват, что родители решили все за него. *** — Сидит как носок на ноге! — огладила свадебное кимоно Фува-сан. — Ты будешь очень красивой невестой. Кёко поджала губы и скупо кивнула. Сказать о проступке Шотаро так не представилось случая, да и девушка вскоре забросила эту затею. Женщина была так увлечена подготовкой к торжеству, что больше говорила сама, нежели позволяла вставить хоть слово подавленной Кёко. — Давай, я тебе сделаю прическу, посмотришь на себя, — предложила госпожа Фува. Кёко опять кивнула, не сказав ни слова. Внутри словно что-то сковало. А ком в горле никуда не хотел уходить, особенно сейчас. Девушка в который раз старательно сглотнула его, но безуспешно. — Я лишь прихвачу волосы, чтобы была форма, — ворковала хозяйка. Девушка прикрыла глаза, позволяя женщине делать с её иссиня-чёрными волосами всё что угодно. Внутри было пусто и на удивление спокойно. Кёко не чувствовала ни радости, ни гнева, ни горя. Лишь опустошение. Ловкие женские пальцы мастерски сооружали какое-то подобие свадебной прически. Девушка иногда шипела и ещё сильнее стискивала зубы, когда Фува-сан слишком сильно дёргала за ту или иную прядь. — Ну вот! — воодушевленно заключила хозяйка, прикалывая к пучку заколку. — Не банкин-такашимада*, конечно, но вид имеет! Кёко не успела себя толком рассмотреть, как в комнату проскользнула служанка и тихонько доложила: — Фува-сан, Вас ожидает гость… Кажется, это господин Арашино… — Будда! — подскочила женщина. — Так рано! Скажи, я сейчас! Девочка поклонилась и, кинув завистливый мимолетный взгляд на сидящую на коленях перед зеркалом Кёко, выбежала вон. Фува-сан поправила своё кимоно светло-лилового цвета, пригладила прическу, чуть покрасовалась у зеркала, а, уходя, сказала невесте: — Кимоно пока не снимай. Походи пока по комнате, тебе нужно привыкнуть. — Хорошо, — выдавила из себя девушка. Двери закрылись, и она осталась одна. Девушка на мгновение прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Чуть успокоившись, Кёко осмелилась открыть глаза и посмотреть на себя в огромное зеркало, напротив которого сидела. На неё смотрела нарядная девушка, бледная и потому абсолютно неузнаваемая. Кёко критично осмотрела свой вид. Интересно, как же она будет выглядеть, когда у неё будут настоящая свадебная прическа и макияж? Наверное, не лучше, чем сейчас. Маленькая юркая Кёко-чан станет другой. Сдержанной Фувой-сан… Нет! Ни за что! Робкий стук в дверь заставил её очнуться. — Могами-сан! — позвал её мужской голос. — Я могу войти? Девушка с удивлением опознала голос Куона. Дрожа всем телом, Кёко воскликнула: — Да, конечно! Оказавшись в девичьей комнате, Хизури аккуратно прикрыл двери. Кёко недоверчиво оглядела его. Наряд англичанина был другим. Парень не был облачён в гостиничную юкату. На нём красовался его европейский костюм, в котором он был в первый день их встречи. Всё это было необычно, а непривычное официальное «Могами-сан», насторожило девушку ещё больше. — Хизури-сан? Почему… — осмелилась она спросить. — Я уезжаю, Могами-сан, — поднял голову Куон. — Простите, что не смогу присутствовать на Вашей свадьбе. Поэтому, — мужчина достал из-за пазухи небольшую коробочку, — примите от меня этот подарок на прощание. Сердце пропустило удар. Уезжает?! Неужели?! Так скоро? Девушка неверяще снова оглядела дорожный костюм друга. Похоже на правду. Внутри всё сжалось от непонятного тоскливого чувства. Теперь и Куон её оставляет совсем одну. Если бы это был Шотаро, вряд ли бы их прощание было бы таким, безрадостным и тревожным. Почему-то ей не хотелось, чтобы друг уезжал. А друг ли? Кёко вздохнула и покорно взяла вещь из рук Хизури. Неверными пальцами открыла коробочку. Внутри на бархате лежала изящная заколка в виде цветка сакуры. — Хизури-сан! — выдохнула девушка. — Это слишком дорогой подарок, и я не смогу его принять! — Почему же, Кёко? — вскинул недоуменно брови парень, незаметно для себя обратившись к девушке по имени. — Я не могу… Дело в том, что… — она не договорила и, всхлипнув, отвернулась. — Кёко… — позвал её Куон. — Если я тебя обидел… И ты не хочешь меня видеть… — Нет! — воскликнула девушка, обернувшись. — Не уходи! .. Пожалуйста, — прошептала она, глотая выступившие слёзы. Вдруг девушка поняла, что не сможет отпустить его. И от этого осознания было горько вдвойне. Опешивший парень неуверенно предположил: — Кёко… Тебя кто-то обидел? Она по-детски замотала головой и закрыла глаза руками, а потом, утерев слёзы, спокойно сказала: — Просто я никому не нужна. Вот и всё. — Ты мне нужна, — слова сорвались с языка прежде, чем парень успел подумать. — Зачем ты так, Корн? — прошептала сквозь вновь выступившие слёзы Кёко. — Ты ведь любишь другую… — И она передо мной, — упрямо мотнул головой англичанин. Она лишь отрицательно покачала головой и опустила взгляд в пол. Этого просто не может быть! Ведь её добрый и милый Корн говорил о другой, а не о ней. Но почему же ей хочется услышать другую правду? Почему она хочет быть ею, той самой, что владеет его сердцем? Куон уверенно взял её руку и приложил к своей груди. — Послушай моё сердце, раз не веришь моим словам! Кёко подняла голову и тут же встретилась с ним взглядом. Столько искренней нежности было в этих зеленых, ставших ей дорогими за эти дни глазах… Я люблю тебя! Девушка уже не поняла, что ей сказало эти заветные слова: его губы, глаза или само сердце. По девичьей щеке скатилась очередная непрошенная слеза, но уже от радости. — А что говорит твоё сердце? — склонился к ней Куон. — Я тоже… — прошептала она прямо ему в губы. *** Фува-сан тяжело вздохнула: гость оказался на редкость назойливым, а отвязаться от господина Арашино было делом непростым. Долг ответственной хозяйки и просто хорошего друга семьи Арашино требовал определенных усилий, а нрав гостя — терпения и такта. Женщина под благовидным предлогом выскользнула из комнаты гостя, предварительно пригласив на ужин и пообещав зайти чуть-чуть попозже. Госпожа Фува не торопилась. Она знала, что застанет свою будущую невестку в её же комнате. Кёко всегда была послушной и кроткой девушкой, а эти качества женщина ценила даже превыше хорошего приданого и знатной родословной. Хозяйка, улыбаясь своим мыслям, раздвинула сёдзи, бесшумно вошла в комнату и остолбенела. Девичья комната была пуста. На татами перед зеркалом было брошено белоснежное кимоно, серебристый пояс змеёй тянулся к самим дверям, а поверх одежды лежала простенькая заколка Фувы-сан.