Маска.

Имперка понуро шагала по узкой дороге, ведущей от Вайтрана. По привычке положив обе руки на кинжалы, висящие в ножнах, ибо в Скайриме опасность может и плюнуть в тебя огнем с неба. Мрачное небо явно не предвещало ничего хорошего, и вскоре, начался дождь, который усиливался с каждой минутой. Драконорожденная даже не стала одевать капюшон, а продолжала идти вперед внимательно глядя себе под ноги. Её все еще гложило чувство вины, за смерть Грелод Доброй, хозяйки Рифтенского приюта. С одной стороны, это очередное убийство, которых у неё было уже не счесть, а с другой стороны, она убила обычную сварливую старуху, которая возможно не прожила бы еще десяти лет, а сама бы вскоре отправилась к Ситису. Утешая себя тем, что она наоборот избавила её от мирских забор, Довакин вроде ободрилась. И вскоре, она увидела ферму, где продолжали работать люди даже в такую мерзкую погоду. Подойдя еще ближе, её взору предстала повозка, с какой-то огромной коробкой, больше похожей на гроб. И рядом, нервозно прыгал шут, в красной одежде с заплатками, постоянно твердящий о какой-то «Мамочке Ночи». Драконорожденная, решив что этот маленький шут попал в беду с этой повозкой, решила помочь ему. Такой неожиданный порыв «благородства» удивил её саму. -Я могу вам помочь? — Спросила имперка, остановившись возле гнедой лошади и внимательно осматривая шута. Да! Да! Добрая путница поможет бедному Цицерону и его Мамочке!  — Захлопав в ладоши, восторженно запищал тот, подпрыгивая на месте. Довакин к такому поведению отнеслась весьма настороженно. -Ты пробовал общаться к фермеру?  — Спокойно спросила Довакин, кивнув в сторону фермы. -Цицерон спрашивал о помощи, Цицерону не помогли! Бедный Цицерон просил не один раз, много-много раз! Но ему не помогли! Гадкий Лорей! Может… может ты попросишь Лорея помочь бедному Цицерону? Цицерон вознаградит тебя! Золотом! Блестящими монетками!  — Воодушевленно лепетал тот, переминаясь с ноги на ногу и хлопая в ладоши. Драконорожденная молча направилась к ферме, дабы самой попробовать убедить Лорея помочь этому шуту. Но Лорей твердел то, что у шута в этой коробке может быть далеко не его усопшая мать. «Мать-перемать» как выразился фермер. А скума или что-нибудь еще. Но и Довакин до последнего стояла на своем, и ей даже пришлось малость пригрозить Лорею, и тот наконец, сдался. С чувством победы, имперка вновь подошла к шуту, поспешив обрадовать его. Цицерон вручил ей денег за труды, и еще минут пять твердил что-то о Матери и прыгал на месте, улыбаясь во все тридцать два зуба. «Закрой же ты рот уже…» -Думала тем временем девушка, продолжая кивать в ответ на бред сумашедшего Хранителя. И вскоре, подошел Лорей, и имперка стремглав удалилась, дабы больше не слышать этого бреда, который её головушка отказывалась переваривать. *** Наконец таверна, где можно пропустить пару кружек хорошего мёда и завалиться спать. Ривервуд давно погрузился в сон, и не было слышно как на лесопилке режут деревья, и те с грохотом падают вниз. Но тут по прежнему пахло древесиной и свежим сеном. Вдохнув воздух полной грудью, имперка осторожно открыла дверь местной таверны и зашла внутрь, сразу же попросив трактирщика налить ей мёда и спросив о наличии свободной комнаты. Выпив немного мёда, Довакин удалилась в свою комнату на ночь. Сняв тяжелые сапоги, вытащив два кинжала и положив их на стол, девушка избавилась от остальной брони, дав свободу телу, которое покрывало множество шрамов от сражений. Упав на кровать, имперка накрылась толстой шкурой и тут же провалилась в сон, из-за усталости и из-за хмеля, который уже успел ударить ей в голову.