The Man(n)

Он со всей ясностью осознавал, на что именно он идёт. Осознавал —, но не чувствовал сердцем, не пытался даже чувствовать. Если хочешь результата — действуй стремительно и без рассуждений. Манн с искренним наслаждением в последний раз дышит земным воздухом, щурясь на солнце, потом надевает шлем. Он не вернётся. Он — и ещё одиннадцать великих людей, готовых следовать за ним гораздо дальше края света. Он понимал, что участвует в гигантской лотерее, где вероятности смешиваются в пределах числа двенадцать. Быть может, повезёт им всем. Быть может — никому вовсе. Каждый тянет шар размером с Землю и пишет на нём свою фамилию, занося тем самым на скрижали космической истории. Манн прикрывает глаза и вздыхает, с надеждой смотря на небо, куда утыкается верхушка космического шаттла. Как и все, он хочет, чтобы ему повезло. Он хочет верить, что вытянет счастливую планету. Страстно. До гелия в лёгких. До замирания сердца. Ведь тогда у него появится реальный шанс спасти людскую расу от полного вымирания — великая цель, ради которой можно заплатить любую цену. Например, истребить человечность в себе. Прямо как доктор Бренд. И впервые за всю историю такая политика будет более чем оправдана. Ведь настоящие герои… нет-нет, Манн не причисляет себя к ним…, но настоящие герои — не всегда хорошие парни в плащах, готовые размениваться на любую мелочь. Манн в волнении кусает губы, когда звучит команда взойти на корабль. Впереди ждал космический океан неизвестности.

* * *

Все надежды бьются об аммиачные облака. На мелкие-мелкие осколки. Хотя Манн замечает это далеко не сразу. Звон столь хрупкой материи заглушают ледяные дикие ветра, ещё более неукротимые, чем дома. Новый мир поражает вечной жестокой зимой, вечным днём и вечной ночью. Хотя, они длятся всего лишь шестьдесят семь часов. Всего лишь. Поначалу работы очень много, и Манн погружается в неё с охотой. Энтузиазмом. Поистине научным рвением. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять: облака — это далеко не поверхность. До неё — вообще чёрт знает, сколько, но унывать пока что рано. Нужно её найти и собрать данные. Нужно доказать хотя бы самому себе, что он вытащил если не джекпот, то утешительный приз. «Я вовсе не собираюсь сдаваться», — продолжает думать он, бредя где-то за несколько километров от базы. — «Здесь есть поверхность. Непременно есть. Я просто плохо ищу». И он «плохо искал» день за днём. Месяц за месяцем. Год за годом. И вера тает необратимо. Он загнётся здесь, в этой слоистой ледяной могиле. Его даже не похоронят по-человечески. Но упорство — сильнее всего, что Манн в себе знает. Лишь оно одно гонит из уютного блока базы наружу, заставляя брать новые пробы и посылать вниз зонды. Раз за разом навязчивый факт рвёт ментальную оборону, и тогда он в бессилии стискивает зубы, слушая, как бушует снаружи метель. Он один здесь, на многие миллиарды световых лет во все стороны, потому что Миллер досталась лёгкая смерть, а Эдмундсу повезло так, как никому во Вселенной. Он едва сдерживает слёзы ярости и разочарования, пиная всё, что попадётся на пути. Он не хочет загибаться. Только не после того, что он пережил. Он, чёрт возьми, не заслужил подобной награды за все мучения. Поэтому рождается план, который на Земле назвали бы просто подлостью. Но Манн — всего лишь человек. А человеку свойственна великая Жажда Жизни, ради которой он пойдёт на всё.

* * *

Летя на угнанном корабле к Эндюранс, Манн понимает, что это — его шанс на искупление. Тот восторг, когда он увидел лицо Купера, и то неземное счастье, которое он испытал, вновь оказавшись среди людей… пожалуй, не все положительные эмоции можно назвать таковыми. Просто потому что они бывают слишком сильными — и выводят из равновесия. Но он никогда не забывал, ради чего он полетел в это проклятое место. Он помнил свою цель твёрже, чем собственное имя. А вот те, кто прилетел сюда — кажется, нет. Они не были готовы принять «план Б» так, как его принял в своё время Манн. Ими двигало желание спасти оставшихся в пыли, всех без исключения. Благородно, конечно, но — совершенно бессмысленно. Лучше вовсе не давать человеку воды в пустыне, чем пролить несколько капель на высохшие губы. Это по-своему гуманнее, но кто примет такой гуманизм? Кто сможет поверить, что истинный путь не выложен розами? Они прилетели за ним — и Манн глубоко благодарен им. Больше того — сожалеет о содеянном. По-настоящему. Почти до раскаяния. Но цель ведёт его дальше обычных чувств, туда, в светлое будущее, достающееся с таким неимоверным трудом. Ещё чуть-чуть до планеты Эдмундс, ещё немного до реализации ослепительной возможности… Но ТАРС отключил автостыковку. А припарковаться к Эндюранс самостоятельно он не сможет, пусть вопреки всему он попытался. Он всего лишь хотел идти до конца. Через жестокость, предательство и много-много световых лет страшной пустоты. И он дошёл.

* * *

Эндюранс потом вращалась очень быстро.