Серебряный Дождь падал вниз, И бедный Вьюнок весь промок. Из чаши его лепестков Всю сладкую влагу до капли Выпило ревнивое Солнце.
Слова любимой колыбельной из детства вырвались у меня сами собой. Мелодия получилась искажённой, а голос, непривыкший к пению, несколько раз сорвался. Но это было неважно, ведь как только я закончил, Орихиме коснулась моих губ своими, и мы поддались этому мимолётному счастью. Следующим днём я был твёрдо настроен переубедить дядю Иноуэ и ни о чём другом думать не мог. Внезапный телефонный звонок отвлёк меня от мысленного прокручивания предстоящей беседы. - Рыжий, ты? Мне тут помощь в одном деле нужна, – раздался хрипловатый голос Абарая. Слишком минорный для него, но тогда я был слишком отвлечён и не обратил внимания. - Задолжал я, в общем, некоторую сумму одному недоброму человеку. Гонку проиграл и куча поставленных денег свалилась на меня. А бабла нет вообще, выручишь? - Так и быть, будешь должен, - ответил я на автомате, в мыслях кружащий радостную Орихиме на руках. - Спасибо, чувак! Принеси завтра десять штук к нашему автопарку вечером и… - на этом я бросил трубку, ведь подошёл к дому Иноуэ. Разговор не склеился с самого начала. Дядя Иноуэ пресекал любую попытку договориться и прийти к компромиссу. Я злился, ведь мои разумные доводы пропускали мимо ушей, Орихиме пыталась поддерживать меня, но получила приказ вернутся в свою комнату. Из её покрасневших глаз хлынули слёзы и, бросив отчаянный взгляд на меня, она послушалась. А я был выставлен из дома уже через минуту с чётким наставлением больше никогда не подходить к Иноуэ. Ярость разрывала меня на куски, а звонок Орихиме часом позже разозлил ещё больше, ведь слышать её притворно-радостный голос было невыносимо. Однако, дома ждали хорошие новости. Мой научный руководитель предложил мне побыть ассистентом во время настоящей операции уже завтра. Тревога, сдавливающая мою грудь, тут же куда-то испарилась, я даже почти улыбнулся, но тут же ужаснулся этому. Наука и новые возможности по-прежнему оставались для меня наркотиком. - Куросаки-сан, вы показали себя прекрасно во время всего процесса, а ваши теоретические знания уходят на пределы третьего курса! Я могу порекомендовать вас на прохождение практики в ведущих клиниках Америки, - пожимая мою руку, говорил научный руководитель. Я вяло улыбнулся, ведь трёхчасовая операция вымотает любого, даже профессионального врача. Однако, перспектива попасть в лучшие медицинские центры мира не могла не вдохновлять на великие дела. Буквально упав на лавку в парке, я с грустью посмотрел на заходящее солнце и подивился, как быстро наступил вечер. Сейчас рядом не хватало Орихиме с её мягкими волосами, пахнущими ванилью и персиком, её маленькой ладошки в моей руке и, конечно, необходимой мне улыбки. Тоска накатила с новой силой, когда вспомнился вчерашний разговор в доме девушки. Да ещё и какая-то задняя мысль не давала мне покоя… Вечер. Уже вечер. Стоило мне осознать, что я совсем забыл о просьбе Ренджи, в кармане заголосил мой телефон. - Вы Куросаки Ичиго? – из динамика послышался совершенно незнакомый голос, хотя звонок поступил с номера гонщика, - вам знаком Абарай Ренджи? - Знаком, - сердце пропустило один удар. Дурное предчувствие достигло своего пика. - Он в центральной больнице с многочисленными переломами и сотрясением мозга, в сознание пока не приходил. Вы первый в его телефонной книге, приезжайте, если есть такая возможность. Следующие тридцать минут прошли как в тумане. Я сорвался с места, как бешенный пёс, не желая верить в происходящее. Мысль о том, что я могу потерять единственного друга, болью отзывалась в сердце. Игнорировав нескольких врачей, подскочивших ко мне, я ворвался в палату Ренджи, так и застыв на входе. Мне даже не сразу удалось признать в нём своего друга: от Абарая отходило куча трубочек, под глазами синели следы от ударов, почти всё тело было перебинтовано, в нескольких местах текла кровь. - Он только что очнулся. Пожалуйста, не сильно напрягайте его, - произнёс врач и покинул палату. - Как? – это всё, что я смог выдавить из себя в тот момент. Голос хрипел и не подчинялся мне, в глазах темнело. Секунду Ренджи смотрел на меня отчуждённо, но потом вымученно улыбнулся и бодрым голосом произнёс: - Эти придурки, которым я задолжал, немного отлупили меня. Но всё в порядке, ещё немного времени, и я встану на ноги! Буду снова возить тебя, куда надо, а пока тебе придётся ездить на общественном… - Что ты несёшь?! Прекрати! Прекрати это! Хватит мне улыбаться, хватит делать вид, что ничего не случилось! Это я виноват, чёрт возьми! Я! – эмоции захлестнули меня, голова шла кругом, а на лбу выступила испарина. - Эй, да ты сам-то еле стоишь. Успокойся, Ичиго! – Ренджи всё ещё пытался сгладить конфликт, но это только сильнее разъярило меня. - Да сколько можно? Не надо забывать мою бесхребетность! Я забыл о твоей просьбе, я не воспринял призыв о помощи лучшего друга всерьёз. Я… - Правда, чувак, всё в порядке. Это моя не первая драка, и я взрослый мальчик, сам должен был думать. У меня никогда не было таких возможностей, как у тебя. Я не обладал твоим умом, я не был тружеником. Поэтому, я счастлив, что у тебя есть то, во что ты погружаешься с головой, что тебя ждёт светлое, перспективное будущее. И мне вполне хватит того, что ты считаешь меня своим лучшим другом, - Ренджи внимательно посмотрел на меня и улыбнулся, как делал всегда для поднятия настроения. Но я не мог контролировать себя. Меня качало, выворачивало наизнанку, хотелось забыться. Бросив сдавленное «прости» на прощанье, я бросился бежать, оставляя позади крики друга. Решение пришло само по себе – купить билеты в Америку, в один конец. Оставить позади самых дорогих мне людей, чтобы не приносить им ещё больше страданий. Мне будет больно, мне будет страшно, но они станут счастливыми без меня, а это достойная цена. Попрощаться с Орихиме было самым сложным испытанием. Мы встретились в парке, она сияла. Нежно-розовое платье прекрасно сочеталось с завитыми рыжими локонами и лёгким макияжем. - Куросаки-кун, мне удалось уговорить дядю отложить помолвку, поэтому у нас есть время что-нибудь придумать, - пропела Иноуэ, потянувшись к моей руке. Я отдёрнул её. Стоит мне коснуться Орихиме ещё раз, и заставить себя уйти мне уже не удастся. Девушка недоумённо посмотрела на меня, и я сказал: - Прости, мне нужно уехать, стажировка в Америке. Всё не знал, как тебе сказать. Она помрачнела в один момент и безвольно опустила руки. - Ты надолго? - Не знаю, пока! - я развернулся и быстро пошёл прочь. Сил терпеть больше не было. Я должен был уйти, исчезнуть. Сейчас же. - Куросаки-кун! – окликнула меня Орихиме и бросилась следом. Я ускорил шаг. Нельзя на неё смотреть. Нельзя. Так будет правильней. Сорвавшись на бег, я кинулся к дороге, зелёный свет предупреждающе мигал. В несколько шагов перескочив её, я не стал оборачиваться, пусть всё останется позади… Пронзительный свист резко затормозившей машины, звук удара и испуганные оханья людей. «Не оборачивайся, это тебя не касается» - уговаривал я себя, но дурное предчувствие не давало вздохнуть. Я повернулся. Из горла вырвался сдавленных хрип, колени подкосились. Я слишком слаб, чтобы вынести это. Она лежала на дороге, широко раскинув руки. Такая бледная и неподвижная, хрупкая и невинная. Из её головы сочилась кровь. Не помню как, но я оказался в машине скорой помощи вместе с Орихиме. Сквозь море отчаяния, захлестнувшего меня, доносились голоса врачей, они обращались ко мне. Ах точно, я всё ещё сжимаю её ледяную ладонь в своей. Это мешает им? Да катитесь к чёрту, я никогда не отпущу мою любимую! Сначала Ренджи, теперь она… что я такого сделал? Каждая минута казалась вечностью, а я всё сидел под кабинетом хирурга и ждал. - Жизнь мисс Иноуэ вне опасности, но есть угроза потери зрения, - слова врача ещё несколько минут звенели в моей голове. Она жива, слава Богу жива. - Какова вероятность, что зрение вернётся? – холодный расчётливый тон будущего хирурга. - При должной реабилитации около пятидесяти процентов. Дальше меня снова ждал провал в памяти, а следующим всплывает воспоминание о том, как я бегу по ночному городу, смахивая слёзы и сбивая прохожих. Орихиме выжила, но моя глупость лишила её зрения. Любовь всей моей жизни, возможно, больше никогда не сможет увидеть багряное солнце на закате, не сможет посмотреть на меня так чувственно, как умела только она, не сможет насладится жизнью, познать свободу. Дыхание сбилось, сердце кололо, и я упал на траву, скатившись с небольшого склона. Слёзы хлынули из глаз, туманя взор. Вокруг не было ни души, никто не видел моего позора, мою слабость. Приподнявшись на локте, тяжело дыша, я понял, что оказался у воды. Возле чёртовой реки, где судьба впервые пересекла нас с Иноуэ. Её милое смущенное лицо, когда я одолжил ей майку, дружелюбная улыбка Ренджи в нашу первую встречу с ним. Эти люди подарили мне счастье, а я уничтожил их. Крик из моей груди вырвался сам собой. Нет, настоящий вой раненного, разбитого и одинокого пса. Я сыпал проклятьями, бил землю, подобно настоящему психу, до боли в костях, до стёртой кожи. Трус, подобный мне, не заслуживает жить. Трус, решивший сбежать от проблем, делающий всё только для своей выгоды. Я думал, что изменился, но жестоко ошибся. Пора стать сильным. Пора оправдать надежды друзей. На следующий день, рано утром, на столе ректора Токийского университета лежала просьба о прекращении обучения студента по имени Ичиго Куросаки, подписанная им лично. А ещё через пару дней в центральной больнице появился новый санитар с большим опытом работы. Этот молодой человек был тихим и задумчивым, но всегда добросовестно выполнял свою работу. У него сложились хорошие отношения с самым проблемным пациентом отделения – чересчур активным Ренджи Абараем, который с несколькими переломами, на костылях, умудрялся поднять на уши всю больницу. В отделении, куда определили новенького, лечилось много детей и только несколько взрослых, среди которых была слепая девушка, получившая травму головы из-за несчастного случая. Она рассказывала малышам сказки, играла с ними, ребята же помогали ей ориентироваться, водили за руку из комнаты в комнату. Девушка улыбалась и смеялась в кругу своих маленьких друзей. Среди персонала поговаривали, что опекун Иноуэ Орихиме – той самой ослепшей пациентки, отменил её помолвку по очевидной причине. Вечерами, когда заканчивалась смена, санитар бесшумно приходил в палату девушки и приносил цветы. Он менял их каждый день, даже в выходные, но с самой Орихиме никогда не говорил. Как-то раз молодой человек работал в палате рядом с детской комнатой и услышал до боли знакомую песню:Серебряный Дождь падал вниз, И бедный Вьюнок весь промок. Из чаши его лепестков Всю сладкую влагу до капли Выпило ревнивое Солнце.
Нежный голос Иноуэ ласкал слух, девушка сидела на стуле, окруженная множеством ребятишек, внимающих ей. Пусть глаза девушки и были прикрыты, она оставалась самым прекрасным и нежным созданием с правильными чертами лица, доброй улыбкой и открытой душой. Время в наблюдении за Орихиме пролетало незаметно, я всё больше осваивался на работе, но для Иноуэ всё так же оставался таинственным поклонником, обычным санитаром. Её дела шли на поправку, но зрение не возвращалось. «Возможно, это потому что я не даю ей перешагнуть этот этап» - подумал я тогда, собирая вещи. - Всё-таки уезжаешь? – спросил Ренджи в мой последний рабочий день. Абарай поправился и вернулся к любимым гонкам. - Да. Я проследил за её лечением, лично ставил ей все капельницы, самый опасный период пройден. Теперь она справится сама, - закинув рюкзак за спину, я пошёл к выходу, - но всё-таки, Ренджи, прошу. Позаботься о ней. - Замётано, братан. Ты давай, возвращайся скорее, - друг хлопнул моё плечо и подтолкнул вперёд. Меня ждала стажировка в Америке и исполнение всех желаний. Через неделю я ,возможно, навсегда покинул бы Японию. Одна неделя отдаляла меня от настоящего момента. По дороге в аэропорт мне вспомнилось, что прошёл ровно год с нашей встречи около реки, сверкающей светлячками. Заходящее солнце вызывало невероятную тоску в душе, но я, сглотнув ком в горле, продолжал ждать свой рейс. Душный зал начал раздражать, мне было необходимо подняться на крышу. Шум со взлётной полосы отвлекает от минорных мыслей, тёплое вечернее солнце слепит глаза, лёгкий ветерок ласкает кожу, как когда-то это делала она… - Куросаки-кун! – послышалось. Совсем уже с ума сошёл, раз мерещится её голос. Забудь, Ичиго, забудь! Но зов повторяется. Слишком реально, что невозможно противиться. Я поворачиваюсь и замираю. Её длинные рыжие волосы слегка развиваются на ветру, руки скрещены за спиной, на лице улыбка. Моя любимая жизнерадостная улыбка. Орихиме смотрит чуть виновато, с надеждой. Она смотрит. И видит меня. - Ты вылечилась… - на выдохе произношу я. Грудь отпускает, теперь можно спокойно дышать. Иноуэ реальна. Моя любовь всё ещё реальна. - Я искала тебя, Куросаки-кун, - по щекам Орихиме скользят слёзы, девушка срывается с места и бросается в мои объятия. Я снова чувствую персиковый аромат её волос, обхватываю тонкую талию и держу крепко-крепко, чтобы больше никогда не отпускать. Мы вновь любуемся закатом, кажется, это уже стало нашей особенностью. Девушка ложится мне на колени и напевает колыбельную. Я чувствую себя самым счастливым на свете и крепче обнимаю любимую. Отныне ничего нас не потревожит, ничто не помешает нам жить. Теперь мы по-настоящему свободны.