***
Ветер тихо шелестит листвой, которая с приближением осени начала опадать чуть обильней обычного. Один такой листик приземлился на белую шляпу с широкими полями миловидной девушки, сидящей за небольшим столиком в компании двух леди и одного джентельмена. -Ах! Томакинэ, посмотри, что это!-воскликнул мужчина. Девушка и бровью не повела, продолжая сохранять спокойное выражение лица. -Нужно немедленно это снять!-продолжал он, поморщившись.-Не дай Бог, микробы попадут на голову, а потом жди скверных последствий... Только он протянул руку к шляпе, как взор голубого и зеленого глаз юной леди обратился на него: -Помилуйте, что же будет от одного листочка? И, пожалуйста, господин Самюэль, не коверкайте мое имя. -От этого "листочка" может быть куча бед! Ты можешь заболеть, Томакин... -Томаки.-резко перебила Самюэля девушка.-Томаки.-еще раз повторила холодным тоном темноволосая. -Томаки...-тихо повторил Лавьер. -Да,-продолжила она невозмутимым тоном.-такое имя дал мне отец. Вы же, господин Самюэль не в праве его менять по своему капризу. Понятно? Ветер усилился и начал "теребить" края платьев леди. В то время, как дамы начали охать и жаловаться на предстоящую осень, Томаки просто прикрыла глаза и решила послушать песнь ветров. Она всегда, начиная с самого детства, считала это определенной игрой, которая ей определенно нравилась. Сам по себе ветер приносит прохладу, но для Томаки он делал еще много приятных вещей. Кто как не он может заставить ненавистную преподавательницу по французскому или ту же самую леди Манунт, которая сидит сейчас напротив ее, поскорее покинуть парк из-за поднимаемой пыли или листвы? Если бы было возможно затащить ветер в поместье, чтобы изгнать учительницу и оттуда, девушка хорошо бы заплатила дабы осуществить это. И дело ведь вовсе не в ее успехах по вышеназванному предмету, а в "катастрофически вульгарном", как выразилась леди Манунт, поведении мисс Нулон. В этом Томаки была солидарна с леди, хоть и часто терпеть не могла эту полную женщину с визгливым голоском. Мисс Нулон пыталась флиртовать с Самюэлем Лавьером, который по совместительству был мужем ее матери и отчимом. Пусть и к нему брюнетка не питала таких уж "солнечных" чувств, ведь он имел привычку ко всем японским именам добавлять в конце "нэ" и не обходил ее имя в этом стороной, чем немного раздражал, но его Томаки ценила по-своему. Она знала о его горе, поэтому пыталась "уворачиваться" от его попыток быть "хорошим родителем", что получалось у него, скажем так не очень. Но это, словно мед пчелу, тянуло к нему эту злосчастную мисс Нулон! Мать, как назло, в это время прогуливалась в саду или где еще, а когда встречалась с учительницей, то просто спрашивала:"Ну как там, у Томаки с французским?" На что Нулон довольно спокойно отвечала:"Средне, миссис Лавьер. Думаю, ей нужно еще где-то месяц занятий." И это была ложь! Томаки уже, два месяца знает его в совершенстве. Но когда она пыталась сказать об этом матери, та перебивала ее и говорила:"Милая, я понимаю, что ты хочешь уже поскорее избавиться от этого учебника, но мисс Нулон ведь лучше знать когда ты готова, а когда нет. Потерпи еще месяц." Суть в том, что так было каждый месяц и графиню это нисколечки не смущало. А Нулон совсем потеряла страх, давая Томаки задание на весь час, а сама уходила искать встречи с господином Сэмюэлем. Итог в том, что с заданием Томэ справлялась минут за 20, а оставшееся время глядела в окно и не дай Бог, там появлялась эта преподавательница! По всей видимости, Нулон и сама поверила в то, что Томаки почти ничего не знает... -И так, Томаки, волнуешься наверное?-поинтересовалась больше из вежливости чем из любопытства мисс Манунт, хотя одно другого не исключало. Эта женщина считалась первой сплетницей, что как раз и не нравилось Томаки. -Нисколько, леди Манунт. Слышала ваша племянница тоже поедет учится.-сейчас, этот вопрос и излишняя болтливость гостьи могли сыграть ей на руку. Манунт в своих повествованиях будет говорить об одном, а потому о ней и не вспомнит. -Да-да, поедет. Только в Германию. Там есть одно чудесное учебное заведение для девочек! Дейзи у меня очень общительная, а потому...-дальше Томаки слышала только "бла-бла-бла". В мыслях она усмехнулась, утверждению Манунт, что ее племянница Дейзи очень "общительная". "Да, конечно. Если это действительно так, то я сероглазая блондинка, а мисс Манунт худа, как тростинка."- подумала про себя Томаки. К слову сказать, Дейзи ничем не отличалась от тети. Была также неповоротлива и толста, но тем не менее довольно высокомерна. -Позвольте покинуть вас. Мне нужно подготовиться к завтрашнему отъезду.-последнюю фразу темноволосая постаралась сказать как можно тверже, но этого никто не заметил. -Зачем? Ридчарсон соберет вещи. Может проведешь остаток вечера в нашей компании? "И еще часа два слушать сплетни про графиню Мидэлис, ее сына Дон Жуана, дочь "бесстыдницу" в сотый раз по 30-ому кругу? Нет уж, я скорее съем банку меда, чем останусь здесь еще хоть минуту!"-пронеслось в голове разноглазой. Мысленно поморщившись от воспоминания о меде, она ответила спокойным голосом: -Нет, спасибо, но я откажусь. Нужно показать Ридчарсону какие книги я возьму. Может ведь перепутать и вместо Мередит Митчелл или Энн Грейнджер положить одну из бульварщин мисс Нулон. А я не поклонница любовных романов. Приятного вечера.-Томаки встала, взяла свой зонтик и, раскрыв его, пошла в сторону входа в поместье.***
Спустя 10 минут. Девушка сидела за туалетным столиком и разглядывала себя. Про книги она, конечно, соврала. Ричардсон самолично покупает ей все детективы, а потому не может спутать их с другими книгами. Хотя, один раз вместо Гарднера, он случайно положил ей книгу "Мятежная страсть" Джулии Гарвуд. Что это был за кошмар для юной Хитунэ...***
Поколение собак-романтиков.
"Томаки было тогда лет 12 и она ехала в лагерь для маленьких леди. Именно в этот период ее психика чуть не сломалась на две ровные части, помахав ручкой на прощание. Говорят, что эхо от крика темноволосой, даже спустя четыре года, до сих пор слышится в комнате где она увидела эту "ошибку". Плюс ко всему, за все время в лагере к бедной Томаки толпами налипали девочки(как ее возраста, так и старше.), прося дать почитать эту книжку, что очень раздражало любящую одиночество девочку. Первое время она отказывала, потому что это не считалось приличной литературой для их возраста. Но потом, когда легендарное спокойствие юной леди было на грани, Томаки, грубо говоря, забила на все и бросила книгу в эту свору, лишь бы отстали. Неизвестно, что стало с этим "шедевром" бульварной литературы, но знала Томаки одно: каждая девочка в этом лагере успела передраться с другими за этот роман, а затем еще и приходить в любимый тихий уголок Хитунэ и узнавать чья теперь книга. Ричардсон потом долго извинялся за подпорченый отдых."***
Вспомнив это, Томаки чуть улыбнулась. Все-таки, кое-что хорошее было в той ситуации... "Несомненно этим хорошим были: мисс Нулон, которая судорожно бегала по всему поместью с надеждой найти книгу, и ее параноя, которая развилась из-за страха, что графиня нашла книгу. И теперь ей, грубо говоря, трындец. Но вскоре, Томаки это надоело, так как Нулон стала нервная и немного неадекватная в действиях. Сами посудите, какой нормальный учитель французского, вместо французского даст переводить латынь? Поэтому, Томаки "честно" призналась, что видела часть обложки с надписью Гарвуд в пасти какой-то из собак их соседа, который разводил овчарок для охоты. Любой другой нормальный человек с трудом бы поверил в подобное, но Нулон была, как говорилось выше, слегка неадекватна. А потому, поверила и на этой ноте француженка успокоилась. Больше об этом не вспоминали, но с тех пор мисс Нулон называет их не иначе, как "Chiens romantique", что в переводе с родного языка француженки означало "собаки-романтики"."***
Снова посмотрев в зеркало, Томаки заметила, что ее любимое жабо немного помялось, и поправила его. А потом немного покрутила свои не менее любимые "наручники". Эти две вещи были очень дороги ей, хотя их дарители люди разные. Когда мама девятилетней Томаки вышла замуж во второй раз, девочке это не особо понравилось. Да и, отчим был довольно странный. Веселый, немного неуклюжий, боящийся микробов, как его бы назвали другие мужчины, "тюфяк". Лавьер предпринимал всякие попытки подружиться с серьезной не по годам девочкой. Получалось, грубо говоря, хреновастенько. На предложения поиграть или погулять девочка отвечала отказом, так как это ее раздражало. Но в один из прекрасных весенних дней, она несколько изменила свое мнение об отчиме...***
Доверие.
"Мартовское утро. Погода потихоньку улучшается, пусть и изредка, но солнце выходит из-за туч, но потом снова скрывается в них. В остальном же, все как обычно. Из поместья выходит девочка 10-ти лет в темно-фиолетовом платье, держа в одной руке зонтик, а в другой черный веер. С каменным выражением лица она уверенно и спокойно направляется в сторону качелей. Но вдруг из поместья выбегает рыжеволосый мужчина, оглядывается по сторонам и, увидев девочку, бежит к ней. Когда Лавьер поравнялся с темноволосой, он широко улыбнулся и начал: -Ох, Томакинэ, вот ты где! А я тебя искал. Куда идешь? -К качелям.-с холодным равнодушием ответила она, раскрывая веер. Веером она прикрывала лицо, чтобы "поменьше видеть" своего отчима, показывая этим, что его общество ей неприятно. Но Самюэль не понимал этого. -Здорово! Давай покатаемся вместе. Томаки ничего не успела ответить, как они уже дошли до качелей. Девочка села на просторное сидение, положив веер рядом, а зонтик, пристроив у дерева, которое росло рядом. Качелей было две пары, но Самюэль не сел, а подошел к Томаки и спросил: -Хочешь я тебя покатаю, Томакинэ? -Нет.-твердо ответила девочка и потянулась за веером. -Ну, чего ты? Давай.-он улыбнулся. -Нет.-девочка прикрыла лицо веером и начала раскатываться. Повисло неловкое молчание. Неловкое для Самюэля, нормальное для Томаки. -И все же, давай я помогу. Только Лавьер хотел подойти, как девочка резко спрыгнула с качелей и закричала: -Хватит! Почему ты такой противный?! Что ты ко мне пристал? Я хочу побыть одна!!! Она грозно глянула на рыжеволосого, который пребывал в шоке, а потом, схватив зонтик, начала уходить прочь. Упрямо сев на пень старого дуба, она начала думать:"Нехорошо. Я накричала. Но ведь... ведь он сам ко мне лез! Напросился! Неужели, так сложно понять, что ничья компания мне не нужна?! Он тоже всегда один, а поэтому должен пони..." Ее мысли прервались. Томаки только сейчас осознала, что Самюэль тоже вроде как один(мама не в счет). Друзей у отчима нет, а соседи сторонятся. "...он хочет дружить.-промелькнуло в ее серо-темной головке.- Так сильно, что не понимает меня. Но, почему именно со мной?" Вот это был вопрос. С тем же самым успехом, он мог лезть к их соседу с собаками и многим другим. Может, потому что она ближе? Нет, общество ребенка остается, только если других людей твоего возраста нет. "Нужно извиниться."-подумала Томаки и слезла с пня, а потом, отряхнув платье, пошла к качелям. Самюэль сидел на одном из сидений и медленно раскачивался. "Томакинэ" подошла к нему и сказала: -Господин Самюэль, мне очень стыдно, что я на вас накричала. Простите меня, пожалуйста. Лавьер поднял голову и чуть улыбнулся: -Ничего, Томакинэ. -Но мне хотелось бы знать, почему именно я подверглась вашему общению?-твердо спросила Томаки. Этот вопрос удивил рыжеволосого, но он лишь горько усмехнулся и опустил голову. "Не хочет рассказывать."-промелькнуло у нее в голове. Она села на соседние качели и, вздернув нос, скороговоркой сказала: -Не хотите рассказывать- не надо! Да и, особо интересно не было.-Томаки насупилась и начала раскачиваться. Так продолжалось минут пять пока... -Химинэ...-неожиданно произнес Самюэль. Девочка перестала раскачиваться и с удивлением посмотрела на отчима. Повисло молчание. Тяжело вздохнув, он начал: -До встречи с твоей матерью у меня была жена Жаклин. Женаты мы были не так уж давно, года три не больше. За все это время мы не переставали мечтать о детях...-еще один вздох.-Но вот, случилось такое счастье. Она забеременела.-видимо, он слишком увлекся, а потому подзабыл, что говорит с девятилетней девочкой.-Проходили месяцы. Мы уже знали, что родиться девочка. Мы решили назвать ее Химинэ. Был последний девятый месяц, Жаклин готовилась родить... Он остановился. Голова Самюэля была низко опущена, а плечи чуть подрагивали. -А... что было потом?-решилась спросить Томаки. Лавьер вздрогнул. -Она... она-а-а...-он растягивал слова, словно вспоминая, что было дальше, но на самом деле ему просто сложно давались эти слова. В конце концов, Самюэль выдохнул, -... потеряла ее. Нашу дочку. А потом... потом от бессилия и горя покончила с жизнью. Теперь, она с нашей дочкой, а я здесь. Хоть голова Лавьера была опущена, но Томаки смогла заметить одинокую слезу, которая медленно скатилась по щеке, оставляя за собой влажную дорожку. Сейчас, в ее детском сердце проснулась жалость к этому человеку. Он просто хотел быть хорошим отцом. Просто хотел ПОБЫТЬ отцом. -Я знаю, что не особо веселый. Но, Томакинэ, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что на меня смотрит моя Химинэ. Поэтому, мне сложно называть тебя просто "Томаки". Мне хочется быть тебе хорошим другом, чтобы в тяжелое для тебя время, ты могла прийти и спросить совета или просто быть выслушанной.-он грустно улыбнулся. Девочка молчала. В какой-то степени, ей стало немного стыдно за свое поведение. -Ладно,-Лавьер встал.-я пойду. Ты, кажется, хотела покачаться на качелях? Что ж, не буду мешать.-он развернулся и только сделал пару шагов, как... -Господин Самюэль!-окликнула его Томаки. -Да, Томакинэ? Разноглазая немного помялась, а потом спросила: -Куда вы сейчас идете? -В библиотеку. -А... можно с вами? Лавьер повернулся к ней. На его лице была улыбка. -Конечно. Я могу посоветовать тебе почитать массу замечательных книг. Томаки кивнула, а отчим, подойдя к качеле, протянул ей руку. Разноглазая вложила свою ладошку в его руку и, взяв зонтик, направилась вместе с отчимом в библиотеку. А на сидении качелей так и остался одиноко лежать веер, оставленный девочкой так же, как и ее мнение о Самюэле Лавьере до этого дня...***
С того случая прошла неделя. За это время Томаки успела полюбить детективы, которые ей посоветовал отчим. Первое время, конечно, она мало, что понимала, но некоторую суть улавливала. К самому Лавьеру она тоже стала относится чуть теплей. По-крайней мере, веером больше не закрывалась, но теперь, даже зная причину такой привычки, она одергивала Самюэля при каждой реплике с ее "исковерканым" именем. Сочувствие- сочувствием, но и иметь определенную позицию надо. Как-то вечером, в ее комнату постучали. Девочка явно никого не ждала. Маме спокойной ночи сказала, Ричардсону созналась, что нечаянно разбила вазу, отчиму книгу отдала... Тем не менее, она сказала: -Войдите. В комнату зашел Самюэль. -Доброго вечера, Томакин... Томаки... -И вам, господин Самюэль. Что-то случилось?-девочка с интересом посмотрела на отчима. -Нет, просто... я узнал, что у тебя скоро день рождения. -Да, но я буду отсутствовать в этот период.-ответила Томаки, с тем же интересом смотря на Лавьера. Вся соль в том, что мама беседовала этим утром с ней насчет поездки при Самюэле. А потому, он, как бы, и так это знал. -Поэтому я и зашел.-улыбнулся рыжеволосый,-Решил отдать тебе свой подарок заранее. Вот, это тебе.-он достал из-за спины руку, в которой держал средних размеров бархатную коробку фиолетового цвета. Томаки с любопытством посмотрела на нее, взяла и скептически взглянула на Лавьера. -Смелее.-улыбнулся он. Девочка с волнением открыла коробку и увидела... -Нравится?-спросил Самюэль, наблюдая за восхищенным взглядом Хитунэ, который был прикован к белоснежному жабо с ярко-красным камнем.-Заметил, что ты часто смотришь на коллекцию матери, и вот решил тебе подарить. Правда, оно немного большевато, поэтому стоит немного подрасти чтобы...-но девочка уже надела на себя подарок. -Мне очень нравится. Спасибо! Спасибо!.-улыбнулась Томаки и в порыве чувств обняла Лавьера, чему тот был приятно удивлен. Она давно мечтала о таком аксессуаре. Никогда бы не подумала, что кто-то заметит ее незаметные визиты в комнату матери. А тут..."***
Хитунэ улыбнулась и дотронулась до белых кружев любимой вещи. Тот случай запомнится ей на всю жизнь. День когда ее первая детская мечта была исполнена, словно по взмаху волшебной палочки...***
Совсем другое дело были ее "наручники", как прозвала их сама разноглазая, так как не в силах была их снять даже на минуту. Уж очень, дороги они ей были! Это была особая привязанность к неодушевленным вещам, нежели та, по причине которой дети спят с игрушками. В эти своеобразные "перчатки для запястей" она вкладывала, с самого первого дня их получения, всю свою детскую любовь к человеку, который их подарил, ведь самого его девочка никогда не видела. Однако, этот подарок служил определенным каналом, который связывал ее с ним...***
"Прощай..." из прошлого и "Привет!" на будущее.
"Через три дня у Томаки день рождения. Пусть, сейчас ей еще девять, но выглядит маленькая леди на все десять. В этом году она празднует не дома в Честере, а в Лондоне у своей тетушки Меган Грейфорест, довольно жизнерадостной и гостеприимной женщины. В нарядах "тетушка" всегда была экстравагантна, стараясь показать, что она еще "ого-го!". Но не все всегда шло так гладко. Если она хотела одеть платье своей молодости(которая по ее утверждениям еще продолжается) и его не могли подшить, то она сначала ругалась, потом кидалась вещами(это объясняло наличие только пластиковых скульптур в их доме. Так что, не надо тут заводить разговор о том, что современное искусство переменчиво.), затем, назло этим "утыркам безруким", втискивалась в него и ходила так, пока платье не отдавало Богу душу свою тканево-ниточную, как полагается с хрипами, стонами, судорогами и последним, так сказать, "предсмертным" вздохом-выдохом. После этого, она уходила в депрессию, поедая мороженое и просматривая альбом 19-ти летней давности где были ее фотографии во всех платьях молодости, которые только были. Находя нужную фотографию, госпожа Грейфорест начинала рыдать над ней, так сказать "скорбить". Весь этот потоп из слез прекращался, когда ее любимые "пупусики" находили чем развеселить свою матушку. Большой шляпы с перьями или нового шарфа хватало на 1000 и 1 похвалу каждому на ближайший час. "Пупусиками" Меган называла своих трех дочерей: Андринэль, Сорин и Соарин. Только не думайте, что две последние близняшки. Причина таких имен заключалась в отце девочек и бывшем муже Меган Андрэ. Фамилия которого была Сойер. После скандального развода(со стороны мужа) она взяла свою старую фамилию Грейфорест, повторяя судьбу своей младшей сестры Холли. По логике, такие имена она должна была дать как раз после развода, но две девочки-то родились раньше. Соарин появилась на свет через три месяца после расставания родителей и донельзя напоминала отца. Меган всегда горячо любила мужа. Можно сказать, до безумия. Поэтому, дочери были названы именно так. Казалось, только Андринэль избежала этого(и то не факт, если посмотреть на имя папаши), но нет. Ее вторым именем было Сойервелл, а точнее она так и была названа при рождении, но после "сокращения" в рядах семьи была переименована матерью, которая пыталась забыть того, кого любила до сих пор. И по мнению госпожи Грейфорест у нее это получилось(ага, конечно. Это вам не чай пить с печеньками). После этого, ей делали много предложений, но Меган так замуж и не вышла. Хотя, она была хороша собой. Длинные золотые волосы и зеленые глаза с небольшой смешинкой, делали ее куда моложе, чем яркие боа и пестрые наряды. По именам она дочек звала редко, куда чаще "пупусики" или "светики". Это был еще один психологический самообман мисс Грейфорест, чтобы почувствовать себя молодой мамой. На момент приезда Томаки: Андринэль было 12 лет, Сорин 11, а Соарин была ровесницей Хитунэ, но свой день рождения она будет отмечать месяцем позже. Первым, что встретило Томаки были горячие объятия тетушки, которая души не чаяла в своей племяннице. -Ох, Томаки, как выросла! И не скажешь, что девять лет! Ой, какое платье! А жабо! Прямо настоящая леди. Пупусики, Томаки приехала!-позвала она своих дочек. В следующее мгновение на лестнице показались две блондинки, которые чинно спускались по ступенькам на первый этаж. У первой было каменное выражение лица, с которым могла поспорить даже Хитунэ, впалые глаза цвета темного шоколада(единственное сходство с отцом) и тонкие губы. Вторая блондинка была чуть ниже ростом и даже по одной легкой походке можно было понять, что она очень живая и подвижная натура. Такие же золотые, как лучи солнца, волосы, зеленые глаза с той же смешинкой, что и у матери, пухленькие губы и усыпаный веснушками нос. Посмотришь издалека- вылитая Меган, а если приглядишься, то увидишь слегка заостреные черты Андрэ. Они спустились и вежливо поздоровались с кузиной, а госпожа Грейфорест тем временем оглядывалась, а потом спросила: -Светики мои, а где же Соарин? -В поясе запуталась.-хихикнула Сорин. -Лапусеньки, как же так можно? Это ведь...-но дальше Томаки не слышала. Ее серо-темная головка с каре скрылась на втором этаже. Хитунэ редко любила куда выезжать. Разве что, на отдых в разнообразные лагери для леди(но после случая с бульварной литературой у нее отпало всякое желание побывать в еще хоть одном таком заведении)различие между которыми было только в цвете стен. С явной охотой(которая выражалась тем, что она не говорила:"Мне нет никакого дела до того, что там за развлечения. Не поеду, хоть медом неделю кормите.", а просто пожимала плечами и шла дальше по своим делам.) ехала только к тете. Так как девочку не прельщали походы по магазинам с любительницей особенных предметов одежды или постоянные посиделки с местными сплетницами(не похлеще Манунт, но тоже чрезвычайно противными и чопорными), которые сами же и напрашивались в гости, то ей оставалось только читать или общаться с кузинами. Андринэль для нее была слишком взрослой да и, относилась к такому же типу людей, как сама Томаки. Поэтому разноглазая прекрасно знала, что ее ждет полное игнорирование при попытке завести пустяковый разговор. Ничего не обычного, она сама поступила бы точно также. Сорин была чересчур неусидчива. Всегда тянулась к приключениям, любила играть в подвижные игры и много смеяться. Может, с ней Томаки бы и поладила, если бы не причины смеха слегка кудрявой блондинки. Они были по поводу и без. Ладно те, которые без, но те, которые по поводу никогда не были хорошими. Сорин хихикала когда кто-то не смог что-то сделать, смеялась, когда человек упал или поранился, а если кого-то наказывали, то наступал "потехи час". Вот и сейчас, когда младшая сестра запуталась, она нагло хихикает. Нет, Сори не была врединой, которая изводит людей и издевается над ними. Просто такой характер. Такие странности. Такие разноцветные тараканы в голове... Добежав до нужной комнаты, Томаки увидела сидящую на полу малютку Соарин, которая не могла выпутаться из пояса. Вот, кто в этой семье точно был копией отца. Короткие белые волосы, заостреные черты лица, большие глаза и улыбка, совсем как у него. Только радужка глаз была серо-белого цвета, а в самих очах девочки не было ничего кроме пустоты. Словно она смотрела в одну точку стеклянным взглядом, как кукла... Да, Соарин была слепой. Как раз ее общество больше всего нравилось Томаки. С ней она могла говорить о чем угодно. Сама Соарин в душе была несказанно рада тому, что хоть кто-то из сверстников с ней заговорил. Хитунэ подошла к Грейфорест и, опустившись на корточки, начала развязывать многочисленные узлы, которые как раз и мешали движениям девочки. Беловолосая протянула руку и начала водить ей в воздухе, пока не наткнулась на лицо разноглазой. Ощупав его двумя руками, она тихо спросила: -Т-томаки? -Да, Соарин, это я.-ответила Хитунэ, убирая ее руки со своего лица. Повисло неловкое молчание. Наконец, Грейфорест сказала: -Думаю, нам лучше спуститься на первый этаж. Мама волноваться будет. Она поднялась с пола, Томаки за ней. Они в молчании прошли на первый этаж в гостиную. Все это время до вечера у разноглазой крутились подобные мысли:"Они же наверняка видели... Почему не помогли ей? А сама Соарин? Она не жалуется. Может, ей достаточно своего понимания того, что сестрам все равно? Как это ужасно..."***
Прошли для Томаки самые длинные, скучные и обыденные три дня. И вот, сегодня у нее день рождения! С сегодняшнего дня она перестает быть девятилеткой и со своей детской радостью задует свечки торта, на котором будет ярким красным кремом значится цифра "10". Проснувшись, она вскочила, как ошпареная и побежала в ванную умываться, а потом к шкафу за своим праздничным платьем, которое еще перед поездкой выбрала вместе с Ричардсоном. Хитунэ, несмотря на ее воспитание истинной леди, оставалась обычным ребенком, который любит праздники. Надев темно-фиолетовое платье и, впоследствии неизменное в ее образе, жабо, она вышла из комнаты встречать новый день. День своего рождения.***
"Когда весело, время летит незаметно..."-думала Томаки, сидя в кресле и вспоминая празднество, поздравления, подарки... Неожиданно, с первого этажа особняка она услышала, что тетя зовет ее. Спустившись на первый этаж, она увидела, что тетя стоит возле открытой двери. Приглядевшись, она заметила за дверью, в темноте вечера, некий силуэт. Меган выглядела растерянной и удивленной. -Т-томаки... Тут к тебе пришли...-тихо сказала она, скептически посмотрев на человека за дверью. Со стороны гостя последовал едва заметный кивок, а девочка тем временем подошла немного поближе, но все равно не могла разглядеть незнакомца. -Не могли бы вы оставить нас наедине, госпожа Грейфорест?-как-то приглушенно прозвучал мужской голос. -Знаете, что...-начала было возмущенная блондинка, как ее перебил все тот же голос. -Я не причиню ей вреда. Мое дело просто выполнять свои обязанности.-спокойно ответил мужчина. -Ну... ладно.-вздохнула Грейфорест и, развернувшись, направилась в гостиную. Но перед самой дверью она остановилась и, взглянув на странного посетителя, четко сказала.-Если хоть что-нибудь... или... У нас повсюду камеры, так что без глупостей. Вычислить вас не составит труда!-Меган зашла в комнату, при этом громко фыркнув. Мужчина усмехнулся, а потом обратился к разноглазой: -Будь добра, закрой дверь туда.-кивком он указал на дверь в гостиную. Девочка послушно закрыла дверь, а потом подошла к порогу. Теперь она могла хорошо разглядеть того, кто так поздно заявился сюда. Высокий, в грязно-коричневого цвета шляпе с широкими полами, с большим чемоданом в руке, в плаще, а пол-лица скрывал шарф, были видны только серые глаза, которые смотрели серьезно и в то же время дружелюбно, как бывает у всех кому приходится встречатся с детьми. "Так вот почему его было почти неслышно!-подумала темноволосая, посмотрев на шарф.-И не жарко ему? Хотя, весна совсем недавно началась... холодно... Здесь он даже уместен."-заключила девочка, а гость тем временем опустился на корточки перед ней и тоже пристально изучал. -Так значит, это ты Томаки Хитунэ?-спросил он. -Д-да, сэр. Откуда вы знаете?-спросила девочка с присущей ее возрасту наивностью, глядя на гостя. -Нельзя идти к человеку, не зная о нем хоть чего-нибудь.-ответил мужчина.-Твоя мама сейчас замужем? -Да, уже где-то полгода... Зачем это вам?-серьезно нахмурившись, спросила она. -Я уже ответил. Вдруг, мне еще раз придется приходить к тебе? А мы можем не узнать друг друга. Поэтому, клочок информации не помешает. -Хорошо. А кто тогда вы? -Для тебя- могу считаться другом. А если тезисно, тот кто исполняет свои обязанности.-ответил он, вставая в полный рост. -А если по имени?-пытаясь скопировать тон голоса "исполняющего свои обязанности", спросила девочка. Он усмехнулся: -Мне говорили, что ты довольно смышленая. Что ж, мое настоящее имя засекречено. Но, если тебе это так нужно, можешь называть меня Икимэ. -Понятно. Позвольте поинтересоваться, господин Икимэ. Зачем вы пришли ко мне?-разноглазая с интересом посмотрела на "друга". -Как я уже говорил, я являюсь исполнителем своих особенных обязанностей. Одна из них: кое-что доставить некой мисс Хитунэ, которая является моему заказчику хорошим другом. Соответственно и мне. Правда, ввиду последних обстоятельств мне предстоит сделать немного больше данного задания и... -Дядя, вы что, в армии служите?-неожиданно спросила Томаки. -Н-нет... С чего ты вообще взяла?-засуетился Икимэ, поправляя то шарф, то шляпу, то еще что-нибудь. -Просто вы говорите, как какой-нибудь служитель, имя засекречено и... -Нет! Да, может, я сказал "может", я и могу служить в какой-либо организации, н-но это секретно! И... и я вообще нигде не служу! Т-ты ничего не слышала! Так что, не перебивай. Хорошо? -Хорошо.-кивнула Хитунэ. -Значит так, меня просили в честь твоего дня рождения передать тебе данную посылку.-он открыл чемодан и достал из него средних размеров коробку.-Но, мне пришлось заглянуть в... э-э-э-э... будем называть это место- архив! И...-его перебили. -Оно ведь на самом деле называется архив, да?-безмятежно спросила девочка, смотря в сторону. -Н-нет! Не называется оно так! Просто, надо же было хоть как-то... ладно, да, оно называется "архив", но это секретно! И ты обещала не перебивать! -Извините, господин Икимэ. -Ох!-вздохнул мужчина и продолжил,-...мне перед выходом поручили заглянуть в архив, где хранятся все наши документы, отчеты о выполненных заказах и письма, которые по тем или иным причинам остались там, чтобы забрать важные бумаги по очень серьезному делу. Но пока я их искал, наткнулся на еще одну очень важную бумагу. Она, опять же, адресована тебе, Томаки.-он достал из внутреннего кармана плаща небольшой конверт и положил его на коробку.-Держи. С днем рождения, Томаки Хитунэ. Мне уже пора. До свидания.-Икимэ отдал девочке коробку с письмом, а потом развернулся и начал уходить. Разноглазая посмотрела на коробку с письмом, а потом воскликнула: -Господин Икимэ! Но он исчез. Словно сквозь землю провалился. -Господин...-только еще раз собиралась крикнуть девочка, как из гостиной выбежала ее тетя. -Томаки, почему ты так кричишь? Он тебя обидел? Где этот негодяй?!-начала расспрашивать ее родственница. -Нет-нет, тетя, я в порядке. -Может, все-таки что-то случилось?-обеспокоенно поинтересовалась Грейфорест. -Ничего. Я, пожалуй, пойду к себе. -Иди, милая. Подожди,-сказала она, когда темноволосая уже поднималась по ступенькам,- что это за коробка? -Подарок.-коротко кинула Томаки и побежала в свою комнату. -Т-томаки, какой подарок? Томаки!-но племянница уже скрылась из поля зрения Меган. Тяжело вздохнув, женщина пошла в обеденный зал.***
Забежав в комнату, Хитунэ закрыла дверь и положила коробку с письмом на кровать, а сама села рядом. Любопытство съедало девочку. Она решила первым открыть письмо, так как Икимэ сказал, что нашел его позже. Это значит, что это послание она должна была получить раньше. По логике. Вскрыв письмо, она начала читать, а потом... оно выпало из ее рук. На бумаге значилось следующее: "Дорогая, Томаки. Возможно, это покажется неподобающим слать тебе подобного рода письмо, ведь тебе всего шесть, но я все же делаю это. Дело в том, что в последнее время мне очень одиноко, как бы это унизительно или глупо не звучало из уст взрослого человека. Прошло уже четыре года с того момента, как мы с твоей мамой расстались и это не может, не огорчать. Мне очень жаль, что все так получилось. Думаю, ни я, ни она не хотели этого, но все же жизнь продолжается для нас с ней. Я решил, что лучше ты это узнаешь в таком возрасте, чем в пятнадцать или, того хуже, шестнадцать лет, как это обычно бывает. Я не знаю. Я уверен, что твоя мама не поднимает этой темы и молчит. Возможно, сказала, что я погиб или что-нибудь в таком духе... Но я жив, Томаки. Живу той мыслью, что где-то в Англии живет моя девочка, которая с каждым годом становится взрослей. Растет и цветет, так сказать. Все эти шесть лет хотел написать тебе! Но ты была еще слишком мала, чтобы читать буквы. Сейчас, у меня такие обстоятельства, что мы навряд ли сможем увидиться. Я отправляюсь в командировку, из которой возможно и не смогу вернуться живым. Там довольно гиблое место, поэтому не особо хотелось умереть, не объяснившись с дочерью. Я всегда буду твоим отцом, милая. Я люблю тебя, дочка. Прощай, Томаки." По щекам Хитунэ текли слезы. Раньше об отце она знала не так уж и много. Родная страна Япония, поэтому у нее есть мимолетное сходство с азиатами. Сам тоже японец, с мамой познакомился уже в Англии, когда искал работу по специальности. Больше ни-че-го. Она даже не знала, любит ли ее отец, ведь он мог уйти по разным причинам. А теперь... теперь есть возможность, что он мертв. Это письмо должно было прийти еще четыре года назад. За это время он мог и погибнуть в том "гиблом месте". Она вспомнила про коробку. Дрожащими от волнения, вызванного боязнью получить еще такие "неожиданные" новости, руками, она открыла ее. Внутри была еще одна коробочка, только в бархате, подобно той, в которой она получила жабо. На ней лежал небольшой листочек. Томаки взяла его в руку и прочла: "С днем рождением, милая. Эту интересную вещицу я нашел в Голландии. Подумал, что тебе понравиться, ведь ты растешь настоящей леди, а это сделано в любимом твоей мамой стиле. Возможно, они необычные и на перчатки совсем не похожи, но будут напоминать обо мне. Надеюсь, что в будущем мы сможем встретиться. Еще раз с десятилетием, Томаки. Привет от твоего папы." "Он жив!"-это была единственная мысль, которая находилась в ее голове на тот момент.***
Утром, Хитунэ обнаружила, что заснула прямо в платье около той самой коробки. Воспоминания прошлого вечера обрушились на нее лавиной. Потом, она посмотрела внутрь коробки. Там, все также нетронутой, лежала бархатная коробка. -Хм. Я же до сих пор не посмотрела, что там. Она открыла ее. Там лежали довольно необычные... запястники? Пусть будет так. Из черного, бархатного материала, с белыми кружевами на концах. Также, имелись ряды пуговиц, чтобы регулировать длину и обхват руки(не обращайте внимание. Автор просто не может описать то, что придумал сам). Впоследствии, они, как и жабо, стали ее неизменной вещью в одежде. Не было такого дня, чтобы она не надела их. Скорее сама Афина спустилась бы на землю нашего мира, чтобы поиграть в приставку..."***
Последний чемодан был собран. На улице уже стало темно. Томаки и не заметила, что скоро ей уже выезжать. Она оглядела родную комнату, которую покидала довольно редко за все прошедшие шестнадцать лет. Стены стали привычны настолько, что она и не замечала их вовсе, но теперь темноволосая хорошенько их разглядела. Вон там ее "шедевр"- портрет инспектора Росса, нарисованый в десять лет. Ричардсон долго ворчал по этому поводу, но вскоре даже оценил некое сходство с книжным описанием. Шкаф. Довольно старый, из красного дерева, достался еще от бабушки. Хитунэ заметила, что небольшой кусочек "резной огородки" отсутствует. И тут же вспомнилось, как она в пять-семь лет часто залезала на верх, прямо в платье, чтобы спрятаться от "Злющей Фиктививти", которую она сама же выдумала. Ричардсон даже носил ей туда обед, не упуская возможности уговорить девочку спуститься. Но страх перед "Фиктививти" был сильнее, а дворецкий жалел, что оставил газету с заголовком "Фиктивный брак. Ложь во благо или грех?" пятилетнему ребенку, который путал буквы, тем самым создавая новые слова. Мало того, начинал думать о их значении, давая волю своей детской фантазии. В конце концов, "Фиктививти" исчезла так же внезапно, как и появилась. По словам девочки, злюку за долги перед государством убил некий "Утипек". Тогда-то кухарка и поняла, куда пропал листок с рецептом "утки по-пекински" и статья о Маркусе Дэлглише, которого недавно упрятали за решетку, вы уже сами поняли за что... Под письменным столом всегда был "штаб". Мама как-то раз сказала, что папа Томаки был то ли летчиком, то ли стрелком, но самое главное, общался по специальному устройству в рабочем штабе. И тогда, она решила сделать под столом такое же сооружение, чтобы связаться с отцом. По ее детским предположениям, одно только наличие "штаба" должно было вызвать по неработающему устройству папу. Наивные детские мечты... Только сейчас разноглазая осознала, что будет скучать по этому месту. Тут прошла большая часть ее недолгой жизни, как бы наигранно это не звучало. Томаки подошла к своему туалетному столику. На нем все также лежала белая шляпка, а за ее лентой был листок. Тот самый, который так яро хотел убрать Лавьер. Она аккуратно достала его, села в кресло и начала крутить в пальцах, любуясь его расцветкой. Так она просидела где-то полчаса. В следующее же мгновение послышался стук в дверь и голос Ричардсона: -Мисс Хитунэ, все готово. -Перепроверил все?-спросила Томаки, все также рассматривая листок. -Да, мисс Хитунэ. -Ну смотри, если я по приезду вновь увижу фамилию "Гарвуд" или ей подобных хоть на одной из обложек, жди беды. -Не волнуйтесь, все точно по списку. "Кристи, Гарднер, Митчелл, Грейнджер, Стаут, Перри..." Все это время Томаки медленно кивала. По окончанию оглашения списка, она сказала: -Спускайся на улицу. Я скоро выйду. Послышались удаляющиеся шаги Ричардсона. Хитунэ глубоко вздохнула, обвела слегка опустевшую комнату взглядом, а потом встала, сказав при этом: -Пора. Взяв шляпу, она вышла из своей спальни, плотно закрыв дверь. На ручке кресла так и остался лежать маленький листик... __________________________________________ Пометки автора: "Violet glade"*- название парка при поместье семьи Лавьер. Перевод:"Фиалковая поляна". "Light of my soul."**- название поместья семьи Лавьер. Перевод:"Свет моей души".