Моя Вселенная

Она

Реальная работа и мои представления о ней во время учебы в институте – две совершенно разные вещи. Но не думайте, что мне не нравится эта вечная беготня, работа с буквами, которые нужно расставить в таком порядке, чтобы читатель восклицал: «Да, это именно то, о чем я думал!». Мне даже нравится сидеть в этом душном офисе, где столы стоят настолько близко, что, кажется, будто все сидят друг у друга на головах. Но, если быть честной, это лишь помогало в установлении взаимоотношений в редакции. Мы всегда могли попросить друг друга о помощи. - Ваш мятный мокко, леди, - протянув мне стакан с эмблемой известной во всем мире кофейни, обаятельно улыбнулся Фрэнк, штатный журналист, душа компании и просто милый парень. - Какая же я продажная! – засмеялась я, принимая стакан и мимоходом целуя его в щеку. - Вы такая милая пара! – выдохнула старушка Бетти, опытная шестидесятилетняя журналистка, которая страдала склерозом и, кажется, маразмом… - Мы не пара! – в сотый раз воскликнули мы, закатывая глаза. Однажды я закачу глаза из-за этой старушенции так, что увижу свой мозг. Это безумно раздражало. Да, мы были милы друг с другом, но далеко не близки. Просто он носил мне кофе по утрам, а я ему - пончики в обед. Вот и все, что было между нами, взаимная выгода, так сказать. Кроме этих двоих, о ком я уже успела рассказать, в нашей редакции было много ярких кадров, (думаю, в журналистике другие не уживаются) главным из которых был наш шеф. Он был похож на обычного редактора, каких нам обычно показывают в кино: пивное брюшко, лысина, которая пускает солнечных зайчиков от лучей, падающих из окна, вечные костюмы и добродушный нрав с железной хваткой. - Всем доброе утро, - кивнул босс, Картер Борт, заходя в редакцию, - Как дела со статьей, Айверин? – коснулся он моей спины, ведь я сидела на пути к его кабинету. - Скоро закончу, - уверенно улыбнулась я. - Насколько скоро? – хотя он и был добрым, задержек статей терпеть не мог. - Три минуты, - кивнула я серьезно, скользнув взглядом по экрану монитора. - Отлично. - Вы помните, я просила об отгуле… - начала я, но шеф не дал мне закончить: - Да, конечно, такие люди, как я, ничего не забывают. Сдаёшь статью - и свободна! Когда статья отправилась на растерзание шефа, хотя это и преувеличение, я была в ней уверена, мой старенький автомобиль отправился на вокзал, где мне нужно было встретить самого дорогого человека в моей жизни – моего изумительного брата, Джексона Уэллса. Народу, как всегда, было очень много. Кто покидал Город Ангелов с чемоданом осколков разбитых надежд и сумкой разрушенных убеждений, кто смотрел на все широко раскрытыми глазами, только приехав сюда и привезя большие и непоколебимые мечты, а кто по-хозяйски встречал родных и знакомых, чтобы познакомить их с жизнью в этом знаменитом городе. Среди толпы людей было несложно разглядеть высокую фигуру брата. Я не устану повторять про себя, какой он красивый. Его русые волосы, такие же, как у меня, были слегка убраны назад с помощью капли геля, на носу сидели очки в черной оправе, какие люди часто называют «хипстерскими», они не делали его похожим на зубрилу, зануду, а придавали налет крутости, широкая белозубая улыбка. Стиль его за несколько последних лет вовсе не менялся: майки, которые всегда были разными (сейчас на нем была просто серая футболка), джинсы, хорошо сидящие на нем да грубые ботинки. Руки Джекса были сплошь покрыты татуировками, не думаю, что даже он сам знал все рисунки, что здесь были. Помню, как орала мама… - Привет, малыш! – улыбнулась я широко, глядя на «малыша» снизу вверх: парень был выше меня едва ли не на полторы головы. - Здравствуй, великан, – Джексон крепко обнял меня, и до меня по-настоящему дошло, как я соскучилась по этому сорванцу. Джексон и я были странными, но до жути похожими явлениями в нашей семье потомственных инженеров и математиков. У нас с ним всегда были большие проблемы с точными науками. «Математика – отстой», - вот что сказал мне брат, вернувшись из школы в первый раз. Мы с ним очень увлекающиеся, творческие натуры, так что никто особенно не удивился, когда я заявила, что собираюсь стать журналистом, а Джекс – художником. Семье пришлось смириться. - На сколько ты у меня, мое прекрасное несчастье? – я чмокнула его в щеку и, дав ему обнять меня за плечи, повела к своей машине. - Неделя-месяц? – усмехнулся Джексон, а я заметила краем глаза, как на него оборачивались девушки. - А тебя не хватятся, как самого востребованного художника нашего поколения? – передразнила я его совсем незлобно. - Не волнуйся, зануда, рисовать я могу и в твоем шалаше. - Справедливо, - кивнула я с улыбкой, открывая багажник потрепанной жизнью Мазды, - Поведешь? - Обижаешь! – засмеялся заразительно брат, ловко хватая ключи в воздухе. Мы сели в мою машину и покатили в мой уютный «шалаш», который находился в довольно приличном районе города.