That Russian

Не успеваю отключить авиарежим, стоя в очереди на паспортный контроль, как от него приходит смс: "Тебя встретят. Ты поймешь". Глупо было ждать, что приедет сам. А я ведь ждала. На границе в который раз говорю, что друзей у меня нет и я приехала по магазинам побродить. Офицер, хмурясь, разглядывает меня. Он еще раз уточняет в одиночестве ли и грустно улыбается, ставя штамп на визу. А у меня даже вещей нет. Только пара трусов и зубная щетка в дамской сумке. Не нравится мне это дежа вю. Под завистливые взгляды тех, кто еще ждет багаж, иду по зеленому коридору и на выход. Кто меня может ждать? Хатчкрафт? Кого я еще здесь знаю? А... Замечаю мужичка с отрешенным взглядом и двумя словами на планшете. Ты мне за это ответишь. А-Андерсон. That Russian. Я так всегда себя называю, когда мы ругаемся, надеюсь, что его кольнет. Не знаю, кольнуло ли, но запомнил. Сидя в кэбе тихо и шепотом бормочу это себе под нос, мотая головой. Каков! Я к нему опять через полсвета. Три. Два. Один. Первый раз попадаю к его дому, не идя пешком от метро. Что-то даже изменилось, но вот что, понять не могу. Даже дверь мне не открывает. На удачу жму на ручку - открыто. По привычке, своей привычке, в коридоре скидываю обувь. Адам выходит из кухни и тут же тащит меня на балкон. А на кухне продолжаются какие-то вкусно пахнущие процессы. Я не успеваю его даже разглядеть, понимаю только, что изменился, очень изменился внешне. - Подожди тут и никуда не ходи. Пожалуйста он не скажет, я и не жду. Держит мои ладони и смотрит, ожидая ответа. Все мое внимание, концентрируется только в тепле, которое дают его пальцы. Смотрю на его руки, которые отпускают мои. Он уходит. Хоть и лето, а пол холодный и я босиком. Рядом призывно стоят столик и два стула, но я нутром чую, что к ним лучше не приближаться. Достаю сигарету, облокачиваюсь на перила и смотрю на район. Холодно. Стою на носочках, закурить не решаюсь. За спиной что-то звякает, оборачиваюсь и закрываю рот рукой. На стол он ставит две тарелки и маленькую, просто малюсенькую вазочку с незабудками. Он очень любит, чтобы его хвалили, но вот такую открытую и близкую, наэлектризованную реакцию даже он не вынесет. Понимаю и отворачиваюсь. Слышу, что опять уходит. Закуриваю. Солнце почти пропало и все затянуло плотными облаками, хотя прилетала в ясную погоду и солнце нещадно пекло. Дурацкая английская погода. И речь совсем не о дождях, а ее непонятной переменчивости. Звякает снова, наверное, принес попить. Стараюсь сильно не улыбаться, но думаю по выпускаемым клубам дыма поймет, что я посмеиваюсь. Не над ним. Это нервное. От счастья. - Я не разрешал курить. Встает сзади и отнимает сигарету, тут же вышвыривая ее с балкона. Не успеваю даже спросить про соседей. - Не попадет, не переживай. Колет от той уверенности, с которой он это произносит. Часто выкидывает. Подходит, обнимает и подсовывает под мои босые ноги свои, чтобы я на холодном камне не стояла. И под руки свои подкладывает, хотя перилину я уже нагрела. Прижимается и греется моим теплом. - Так только ты мог написать. Тихо говорю, смотря вниз и разглядывая рабочих, укладывающих асфальт на той стороне дороги. - Вид красивый, правда? Утыкается мне в плечо подбородком, чтобы смотрела ровно. - Ага, на сотню строек и негритянский квартал. Чуть поворачиваюсь на него. Прячется, утыкаясь носом в волосы, прижимает еще сильнее. Я тоже соскучилась, не переживай. - А где твоя девочка-блондиночка? - Ты моя девочка-блондиночка. Чуть сжимает за талию, чтобы дальше не продолжала. А я и не хочу. Это я так, себе загадала спросить, когда летела. - Давай на футбол сходим, стадион как раз недалеко. Только я чур на стороне хозяев. За Аршавина буду болеть. Он знает, что в футболе я хоть что-то понимаю и, понимает, что говорю я это исключительно, чтобы позлить его и задеть его главную любовь. - Аккуратнее. Говорит строго, но хмыкает. - А Аршавин твой уже давно не играет и жену тут бросил. Говорит тихо и медленно, как будто меня и уж тем более его это интересует. - Уж вот я бы обстрадалась, если бы меня в Лондоне кто бросил. Пытаюсь взмахнуть руками, но отрываться от его ладоней не хочется. Так, чуть-чуть ради жеста. - Хочешь? - Он ей в месяц дает 250 тысяч фунтов. Хмыкаю и оборачиваюсь почти полностью. - А ты алчная и меркантильная, оказывается? Бровями вверх. И ждет. Сканирует своими синими лазерами. - Я, может, тоже ипотеку себе хочу с неграми под боком. - Как в Унесенных ветром? На новый лад... Добавляет, чтобы я не начала язвить. - Ты про любовь? - При чем тут любовь? У нее черномазые были в подчинении. Я начинаю смеяться, помнит, как я бесилась, читая эти слова. А потом я замолкаю, смотря на этих, слоняющихся внизу туда-сюда черномазых. Не будет ведь никакой ипотеки. Я тут как обычно на одну ночь. Он чувствует, что я напряглась. Убирает руки с перил, разворачивает и просто крепко обнимает. Мои руки первые мгновения висят плетьями, потом касаюсь его плеч. - Запах твой. Я так соскучился. А я как соскучилась по тебе мой океан. - Может, ну его к черту, этот обед. Берет мое лицо в руки. Шепчет, разглядывает, дышит. - На Изиждете не кормят. А перелет, между прочим, четыре с половиной часа. Он закусывает губу, чтобы не улыбаться. Долго и смешно пыхтит, чтобы собраться и не рассмеяться, пока будет отвечать мне. - Изиджет не прилетает в Хитроу. - Мы будем обедать. Это звучит больше как вопрос, потому что я не могу совладать с интонацией. - А если я хочу другого? Смотря на сияющего Адама в миллиметре от себя, в голове я вижу только слово "трахаться". И вспоминаю, как мама звала обедать. И представляю, как Адам со своего балкона орал бы мне "трахаться", вместо "обедать". И что тогда, что сейчас, устоять я бы не смогла. Мне нечего ответить, поэтому я просто улыбаюсь, расцепляя его объятья и сажусь за стол. Он садится чуть ближе, чем напротив и кладет на коленки мои ноги. Протягивает мне тяжелый низкий стакан с вином. Сам-то не пьет. Улыбаюсь, замечаю, что руки дрожат. Неужели так волнуется. Он хочет что-то сказать, но отворачивается и смотрит поверх домов. Я разглядываю тарелки. Тушеные овощи и индейка или что-то такое полосочками под соусом. Комковатым. Жду, когда он соберется с мыслями. Смотрю куда-то ему в расстегнутую рубашку, взгляд от груди оторвать не могу. От веснушек. И, видимо, зависаю. Он смеется надо мной и расслабляется. Решается, наконец. - Ты в прошлый раз смотрела Оливера, когда думала, что я спал. Потом мне еще рассказывала, что в школе училась, когда первый раз его передачу увидела. Он закусил губу и замолчал. - Ага, про розмарин. Я помню. - Ну, я нашел, что он тогда готовил. Адам снова замолчал и осушил стакан с минералкой. У меня в голове не укладывалось то, что Адам решил готовить. Готовить мне. Я смотрела то на грибы, то на Адама. Решилась, не дожидаясь его. - Я надеюсь, что... съедобно. Он разулыбался, смотря как я набиваю рот. В самолете вообще есть не хотелось. И со вчерашнего дня, единственным, что я ела была... вода. - Очень вкусно. Он не верил. Хотел, но не верил. Потому что сам так привык. Я зыркнула на него, потому что свою порцию он не трогал. Пожевал, поморщился. - Не так вкусно, как ты готовила. - Борщ ты так и не попробовал. Я улыбнулась, промолчать ведь не могу. Виделись бы мы с ним дольше, точно бы друг друга поубивали. Он улыбнулся куда-то в тарелку, видимо, вспомнил. А я уже почти половину съела. Попиваю вино и пытливо на него смотрю. ОН же должен сказать, зачем позвал. Кручу стакан. Запомнил, что бокалы не люблю. Ну не леди я, пальцами неаккуратно вечно ломаю ножки. - Я позавчера девочку встретил из России. Она так дрожала. Сразу о тебе вспомнил. - Потому что девочка? Потому что из России? Или потому что дрожала? - Все сразу. Ждал, что я скажу что-то еще. - Я спросил, откуда она. Надеялся. - А она откуда? - Из... Пи... Питерсберг? Нахмурился, как бы спрашивая, правильно ли произнес. - А, из Питера. Не люблю. Остался один глоток. Залпом. - Знал, что ты так скажешь. А мне теперь плясать что ли? Я, конечно, рада, но если это единственная причина... Погода совсем портится. Кажется, дождь начинается. Все-таки покурить. Встаю к перилам, жду, когда он придет отбирать. Просто сидит. Андерсон, давай без игр, обратный самолет завтра вечером. Подходит, когда уже выбрасываю окурок. Начинается дождь и я хочу в дом. Не пускает. Дышит в шею, переплетает пальцы и... начинает петь. - Лети, Жозефина, в крылатой машине... Мне хочется спросить только не издевается ли он. Но через пару строчек мы начинаем плагиатить Кейт и Лео. Если бы не дождь, я бы сама расплакалась, честное слово. Дождь как из ведра, а я спиной уже почти свешиваюсь за границы балкона. - Ты не боишься? Спрашиваю больше для себя, с очень большим нежеланием отрываясь от его губ. - Пока я рядом, ничего не случится. Вода, перед тем как стечь вниз, заливает мои ноги почти до щиколоток. И стоять помимо того, что холодно теперь еще и противно. - Мы не утонем? Пытаюсь пошутить, продолжая тему Титаника. - Я в тебе уже утонул. Шепчет так тихо, что я еле разбираю. Вообще не привыкла к его откровениям. Подталкиваю его к балконной двери, чтобы уже наконец... Не пускает. Целует и целует. Платье уже облепило меня. Его одежда облепила его. Я почему-то как под гипнозом начинаю расстегивать его рубашку. Хотя мое сознание еще требует ответов. Мне и хочется,и надоело так приезжать на ночь. - Я промокну и заболею. - Лишний повод остаться. Он первый раз такое говорит. А вот руками привычно лезет под юбку. Андерсон... - Ты же мокрая вся... - От дождя. - А что приехала тогда? - Тебе просто повезло, что виза не истекла. - Агаааа... Мне кажется, я даже услышала треск рвущейся ткани своего любимого платья... - Мили пропадали... - Верю... И снова, я полуголая, Адам одетый. Льет дождь... Поцелуи эти, лишающие кислорода и рассудка. А я все еще рвусь в тепло, как мотылек к свету. - Ее не открыть отсюда. Я захлопнул. - И что ты будешь делать? Отрывается от меня на секунду. Моя очередь тонуть в его синих глазах. - Любить.